только не откладывать назначенной на тридцатое сентября встречи, но, как и вчера, лично принять в ней участие.
Эта встреча была короткой. Гарриман сообщил, что единственное, о чем он может заявить уже сейчас, – это то, что вопрос о поставке колючей проволоки решен положительно и она будет послана немедленно. Что же касается остальных материалов и техники, то ответ по каждому пункту будет получен из Лондона и Вашингтона только к завтрашнему дню.
Новую встречу решено было провести на следующий день.
Когда первого октября, в шесть вечера, Гарриман и Бивербрук, на этот раз не сопровождаемые послами, появились в кабинете Сталина, они уже знали о начавшемся немецком наступлении.
Однако Сталин, как им показалось, был по-прежнему спокоен, в поведении его ничего не изменилось.
Как и накануне, он не спеша поздоровался, предложил Бивербруку и Гарриману сесть, затем сел сам. На столе перед ним лежала тонкая красная папка.
– Прежде всего, – начал Бивербрук, – я хотел бы извиниться за медлительность работы нашего посольства и вручить вам письмо мистера Черчилля.
С этими словами он вынул из бокового кармана пиджака плотный конверт и передал его Сталину.
Тот взял конверт, секунду подержал его в руке, потом, не читая, отложил в сторону и медленно произнес:
– Вчера немцы начали большое наступление на Западном фронте.
– Мы слышали об этом в посольстве по радио, – сказал Бивербрук, – и, честно говоря, подумали, что вы не сможете сегодня заниматься ничем, кроме военных дел.
– А разве мы с вами занимаемся не военными делами? – приподняв брови, откликнулся Сталин.
– Разумеется, – ответил Гарриман и, раскрыв принесенную с собой папку, вынул два сколотых листа бумаги и протянул их Сталину. – Вот подготовленный список. Мы хотели бы, чтобы вы рассматривали это как вклад Америки и Великобритании в наше общее дело.
Сталин взял плотные листки, бросил на них взгляд и, не оборачиваясь, протянул Литвинову.
Тот начал вполголоса переводить текст.
Когда он кончил, Сталин сказал:
– Итак, вы предлагаете поставлять ежемесячно четыреста самолетов, пятьсот танков, зенитные и противотанковые орудия и алюминий. И взамен требуете от нас поставок крупных партий сырья.
– Оно нам необходимо для военного производства, мистер Сталин, – откликнулся Гарриман.
– Разумеется, – кивнул Сталин. – Ваши требования мы выполним. Однако я хотел бы, чтобы вы знали: предлагаемое вами количество танков и самолетов далеко не покрывает наших потребностей.
Он говорил медленно, мысленно прикидывая, когда смогут прибыть эти столь необходимые именно сейчас первые пятьсот танков и четыреста самолетов.
Гарриман расценил медлительность Сталина по-своему.
– Вряд ли, мистер Сталин, – с обидой в голосе произнес он, – нам есть смысл начинать торговаться…
Он осекся и умолк. Умолк не потому, что Сталин прервал его словом или хотя бы жестом. Гарриман почувствовал, что не в силах продолжать, потому что взгляд, который неожиданно метнул на него Сталин, был страшен.
Однако уже в следующую секунду глаза Сталина опять выражали лишь пристальное, вежливое внимание.
– Мы не торгуемся, господин Гарриман, – не повышая голоса, сказал он. – В торговле дело касается денег. А сейчас речь идет о народной крови. Кроме того, пока эти самолеты и танки будут доставлены морем, пройдет немало времени. А война не ждет.
– Простите, я неточно выразился, – несколько смущенно проговорил Гарриман. – Я просто хотел сказать, что названное количество танков и самолетов является максимальным, больше поставить мы не в силах.
Сталин пристально посмотрел в глаза Гарриману. На этот раз во взгляде Сталина не отразилось ничего необычного, но американцу показалось, что этот взгляд говорит: «Неправда! Неправда! И вы сами знаете, что говорите неправду. Но я понимаю все. И почему вы вообще решили дать нам вооружение, и почему даете его так мало, и почему сейчас говорите не то, что думаете».
И, как бы отвечая на этот взгляд, Гарриман сказал:
– Мы могли бы предложить мистеру Сталину уже сейчас пять тысяч автомашин марки «Виллис». Если не ошибаюсь, ваши военные хорошо о них отзываются. Их нет в списке, но я беру решение вопроса на себя.
– Спасибо, – произнес Сталин. – «Виллисы» нам пригодятся.
– Мы могли бы предложить вам еще бронеавтомашины… – начал было Бивербрук, но Сталин пренебрежительно махнул рукой:
– Нет. Это машины-ловушки. Нам нужны грузовики-трехтонки. У нас достаточно своих полуторок, но нужны трехтонки.
Гарриман кивнул и, как в первый раз, записав что-то в блокноте, вырвал листок и положил в карман.
Затем сказал, обращаясь к Сталину:
– Вы справедливо заметили, что морской путь долог. Почему бы нам не наладить транспортировку самолетов непосредственно через Аляску? – Он встал и, подойдя к стоявшему в углу кабинета глобусу, прочертил на нем пальцем линию от Соединенных Штатов к северо-восточному побережью Советского Союза. – Это кратчайший и наиболее быстрый путь. Тогда американские экипажи могли бы доставлять вам самолеты прямо по воздуху.
Сталин не двинулся с места. Он только повернул голову к Гарриману.
– Нет, – сказал он после того, как американец вернулся к столу. – Кратчайший путь не всегда является самым лучшим. Ваше предложение рискованно, поскольку это могло бы подтолкнуть Японию на вступление в войну. Вернемся к списку… Сколько мы могли бы получить броневой стали? Если не ошибаюсь, в списке значится…
– Тысяча тонн, – быстро подсказал Литвинов, держа листки перед глазами.
– Вот именно. Тысяча тонн, – повторил Сталин. – Но, насколько я знаю, Соединенные Штаты производят более пятидесяти миллионов тонн стали в год.
– Это верно, но мы снабжаем броней Англию, – поспешно ответил Гарриман. – Она тоже остро нуждается в танках. Вопрос о вторжении немцев в Англию не снят с повестки дня. А быстро увеличить производство стали мы не в состоянии.
– Вопрос об увеличении выпуска броневой стали легко решается с помощью соответствующих присадок, – сказал Сталин. – Это известно каждому металлургу. Что же касается вторжения немцев в Англию, – добавил он сразу же изменившимся, жестким тоном, – то его снимают сейчас с повестки дня истекающие кровью советские войска.
Наступило молчание.
– Может быть, – неуверенно проговорил Бивербрук, – принимая во внимание именно это обстоятельство, было бы целесообразно создать нечто вроде объединенного командования?.. Я хочу сказать, что наши генеральные штабы могли бы заняться выработкой совместной стратегии.
– Стратегия, существующая лишь на бумаге, – иллюзия, – ответил Сталин. – Я за стратегию, осуществляемую на полях войны. А поскольку совместных англо-советских боевых действий пока что не существует, то какой смысл тешить себя и наши народы иллюзиями?
В эту минуту раздался резкий телефонный звонок. Взгляды всех присутствующих обратились к столику, на котором в два ряда стояли телефонные аппараты.
Сталин сказал: «Извините» – и не спеша направился к телефону.
Американец и англичанин напряженно глядели ему вслед. Они не сомневались, что звонок, столь
