мелкозернистый, и к нему ничего не прилипает. Другой материал – кристоболит – используется для изготовления форм с помощью восковых заготовок; выдерживает очень высокую температуру… Скажешь, ты не понимаешь, о чем я говорю?
– Ты, наверное, знаешь, как делаются золотые пломбы, – сказал Эдди Пру. – Наверное, знаешь, а?
– Я потратил сегодня два часа на изучение этого вопроса. Теперь я тонкий знаток – и что дальше?
Он помолчал немного и сказал:
– Ты газеты читаешь когда-нибудь?
– Изредка.
– Ты случайно не читал, что в Белфонт-Билдинг на Девятой укокошили одного старика по имени Морнингстар – двумя этажами выше офиса Х. Р. Тиджера? Не читал, а?
Я не ответил. Он еще некоторое время смотрел на меня, потом протянул руку к приборной доске и выключил зажигание.
– Никто не повел бы себя так глупо, как ты, – мягко сказал он. – Никто. Спокойной ночи.
Машина отъехала от тротуара и двинулась вниз по склону в сторону Франклина. Я ухмылялся ей вслед, пока она не скрылась с глаз.
Я поднялся наверх, отпер дверь квартиры, приоткрыл ее на несколько дюймов и потом осторожно постучал. В комнате послышались шаги, и цветущего вида девушка в белой форме и белой шапочке с черной полоской распахнула дверь.
– Я Марлоу. Я здесь живу.
– Проходите, пожалуйста, мистер Марлоу. Доктор Мосс меня предупредил.
Я тихо прикрыл дверь.
– Как она?
– Спит. Она уже дремала, когда я пришла. Меня зовут мисс Лимингтон. Ничего особенного я о ней сказать не могу, кроме того, что температура в норме, а пульс учащенный, но успокаивается. Душевное потрясение, я полагаю.
– Она нашла убитого человека, – сказал я. – Страшно испугалась. Она не проснется, если я войду в спальню и возьму кое-какие вещи?
– О, пожалуйста. Если вы не будете шуметь, она не проснется. В любом случае это не страшно.
Я прошел в гостиную и положил деньги на секретер.
– На кухне найдете кофе, ветчину, яйца, хлеб, апельсины и виски, – сказал я. – Если понадобится еще что-нибудь – позвоните вниз.
– Я уже взглянула на ваши припасы, – улыбнулась сиделка. – Для завтрака вполне достаточно. Она останется тут?
– Это вопрос к доктору Моссу. Думаю, она отправится домой, как только будет в состоянии. Ее дом далеко отсюда, в Вичите.
– Я всего лишь сиделка, – сказала она. – Но думаю, что ее вполне исцелит хороший глубокий сон.
– Хороший глубокий сон и смена общества, – сказал я, вовсе не имея в виду мисс Лимингтон.
Я прошел по коридору и заглянул в спальню. Они нарядили ее в мою пижаму. Она лежала на спине, выпростав руки из-под одеяла. Рукав пижамы завернулся дюймов на шесть, и торчавшая из рукава рука была плотно сжата в кулачок. Лицо ее было бледным и изможденным, но казалось вполне спокойным. Я вытащил из стенного шкафа саквояж и покидал туда барахло. Когда я тронулся к двери, я еще раз взглянул на Мерле. Глаза ее были открыты и устремлены в потолок. Потом она медленно перевела взгляд пониже, чтобы видеть меня боковым зрением, и слабая улыбка тронула уголки ее губ.
– Привет, – это был слабый дрожащий голосок; голосок, который знал, что его хозяйка лежит в постели, при сиделке и прочем.
– Привет.
Я подошел и встал рядом с постелью, со своей самой ослепительной улыбкой на своем мужественном лице.
– Со мной все в порядке, – прошептала она. – Все чудесно, правда?
– Конечно.
– Это ваша постель?
– Все в порядке. Я вас не укушу.
– Я не боюсь, – сказала она. Ее рука поползла по одеялу ладошкой вверх, ожидая, чтобы ее взяли. Я взял ее. – Я не боюсь вас. Ни одна женщина не может испугаться вас, правда?
– Из ваших уст, – сказал я, – полагаю, это значит комплимент.
Ее глаза улыбнулись – и снова посерьезнели.
– Я обманула вас, – тихо сказала она. – Я… я ни в кого не стреляла.
– Знаю. Я там был. Забудьте это. Не думайте.
– Все всегда советуют забыть неприятные вещи. Но их невозможно забыть. Я хочу сказать, как-то глупо давать такие советы.
– О'кей, – я притворился уязвленным. – Я глуп. Как насчет того, чтобы еще соснуть?
Она медленно повернула голову и посмотрела мне в глаза. Я присел на краешек постели, держа ее руку.
– Полиция придет сюда? – спросила она.
– Нет. И попытайтесь пережить это разочарование.
Она нахмурилась:
– Вы, наверное, считаете меня страшной дурой.
– Ну… наверно.
В уголках ее глаз выступили две слезинки и мягко скатились по щекам.
– Миссис Мердок знает, где я?
– Еще нет. Я собираюсь сообщить ей.
– Вы ей расскажете… все?
– Да. Почему нет?
Она отвернула голову от меня и тихо сказала:
– Она поймет. Она знает об одной ужасной вещи, которую я сделала восемь лет назад. Об ужасной, кошмарной вещи.
– Конечно, – сказал я. – Поэтому она и платила Ваньеру все эти годы.
– О Боже, – она выпростала из-под одеяла руку, а другую вырвала из моей руки – и судорожно сцепила их. – Я не хотела бы, чтобы вы это знали. Не хотела бы. Никто не знает, кроме миссис Мердок. И родители не знают.
В дверях появилась сиделка и сурово взглянула на меня:
– Не думаю, что ей полезно разговаривать в таком тоне, мистер Марлоу. Наверное, вам лучше уйти.
– Послушайте, миссис Лимингтон, я знаю эту девушку целых два дня, а вы лишь два часа. Уверяю вас, это ей пойдет на пользу.
– Это может привести к другому… э-э… приступу, – сказала она, строго глядя мимо меня.
– Хорошо, если ей суждено перенести еще один приступ, не лучше ли, чтобы это произошло сейчас, пока вы рядом? Пойдите на кухню и выпейте что-нибудь.
– Я никогда не пью на службе, – холодно сказала она. – И, кроме того, кто-нибудь может унюхать запах.
– Сейчас вы работаете на меня. Все мои наемные рабочие обязываются выпивать время от времени. И, кроме того, если вы хорошо пообедаете и проглотите пару чашек кофе, никто ничего не унюхает.
Она быстро улыбнулась и вышла из комнаты. Мерле слушала все это с таким видом, словно это было легкомысленное отступление от чрезвычайно серьезной темы. С довольно раздраженным видом.
– Я хочу все рассказать вам… – задыхаясь, проговорила она. – Я…
