первые дни она даже носила с собой плеть, при первых же признаках неповиновения демонстративно похлопывая ею себя по голенищу. Подействовало. И хотя две трети ее мартышек были старше амазонки, но подчинялись ей беспрекословно.
До конца ее дежурства оставалось совсем немного.
Навестить сестру? Так она сейчас день-деньской возится с ранеными и больными в госпитале при храме Анубиса-угодника (вроде местные христиане забыли на время свои разногласия).
Или потолковать с паном Будрей?
Нет, неохота. Он до сих пор ходит злой как черт (как сказала бы сестра), даром что исполнилась его мечта попасть в гвардию. Особенно же лех недоволен, что всего лишь рядовой солдат, в то время как, по его словам, у себя дома в Большом Дупле он выводил в поле против зловредного пана Мудри дружину в сто человек.
Честно говоря, она сильно сомневалась в наличии такой дружины да и самого поместья Большое Дупло.
Впрочем, проблема, что делать, решилась сама собой.
У выхода из башни ее встретил посыльный от хилиарха и передал приказ явиться на очередное совещание. Как она подозревала, поскольку делать было нечего, офицеры так часто собирались на военный совет ради того, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, а заодно пообщаться и попить винца. Тем более что почти все были не военными, а вчерашними лавочниками и купцами, если когда-то и служившими, то уже благополучно забывшими про те времена.
Честно говоря, она не понимала, зачем Лепреон таскает ее на эти военные (ха!) советы. Сказать ничего умного там не могли по определению, а ей слова не давали. Разве что старый хрыч хотел, чтобы ее считали его любовницей? Вот, мол, седой, а еще туда же? Хоть вроде на него и не похоже…
Такие слухи среди ее подчиненных ходили, но Орландине было плевать: жить в Тартессе она не собиралась.
На этом военном совете обсуждался пиратский вопрос. Точнее, что делать с обложившими с моря город морскими разбойниками?
Тартесс по-прежнему был намертво закупорен со стороны моря.
Три с чем-то десятка пиратских судов, ровным счетом шесть «стай», не считая мелочи. Тут собрались едва ли не все корсары окрестных вод — от Туниса до Танжера. От Папаши Харона с его семью судами до отчаянного наглеца Мавра Лысого Черепа с его крошечным суденышком и двумя дюжинами команды.
Два сторожевых суденышка тартесского таможенного поста и не думали даже высовываться из гавани.
Кислые рожи городских воевод нагоняли на нее тоску. Она буквально слышала, как в их головах щелкают костяшки счет, определяя убытки и упущенную выгоду. Девушка посочувствовала Лепреону. Да и юному царю Кару тоже.
Если б в ее подчинении состояли такие офицерики, то она сразу бы капитулировала. Или приказала отрубить им всем головы и заменила новыми людьми. Да где только их взять, новых? Конечно, доля наемника — воевать на чужой войне. Но никогда она не думала, что придется воевать на такой дерьмовой войне. Да еще за такие дерьмовые деньги.
Между тем вчерашние лавочники и менялы, напялившие бляхи центурионов и трибунов, вяло переругивались.
Предложение создать боевую эскадру из самых быстроходных «купцов» и прорвать блокаду было почти единодушно отвергнуто.
Да и ясное дело — поставь на эти коробки хоть катапульты, хоть баллисты, все равно те были обречены.
Единственное, до чего додумались отцы города и его защитники, это попросить помощи у регулярного имперского флота.
Дело почти безнадежное, учитывая, что в Срединном море никаких кораблей, кроме сторожевых, давно не держали за полной ненадобностью.
От кого обороняться, ведь все его побережье приадлежит Империи.
Один из двух имеющихся флотов, Александрийский, подчинявшийся лично августу, вел вялотекущую войну с арабскими и эфиопскими кораблями в Красном море.
Оставался Британский, базирующийся в устье Темзы и гонявший норманнов.
Но пока дойдет слезное послание до начальствующего над ним Артория, пока тот раскачается, пока корабли пересекут Бискайское и Иберийское море, обогнут Британию, пройдут через Мелькартовы Столпы…
Пожалуй, и война эта дерьмовая успеет закончиться. И Орландина даже могла сказать, чьей победой.
После завершения сборища, постановившего отправить послов к Арторию, ее мысли подтвердились, что называется, на самом высоком уровне.
— А дело вообще идет к концу, — тяжело вздохнул Лепреон.
— То есть? — заинтересовалась Орландина. —Что, с Аргантонием договорятся?
— Аргантонию сдадутся, — бросил он. — Еще пара недель, и об этом начнут орать на площадях. А уж если в Тартессе о чем-то начинают орать… Конечно, будь у нас хотя бы половина нормального легиона, мы бы вышибли мозги из десятка обделавшихся от страха купчишек, вздернули пару дюжин крикунов, и все было бы отлично. Но у меня ополчение, и все этим сказано.
— Это с чего же? Вроде ведь должны защищать свой город…
— Ты кем была? — осведомился хилиарх. — Ну в своем легионе?
— Старшим солдатом, — призналась нехотя Орландина.
— Оно и видно. Понимаешь, в Тартессе не так, как в Сераписе. Тут все друг другу родня. И все эти драки, и даже эта война — так, скандал в одном семействе. Одним словом, когда у людей слегка подведет животы от голода, а купцы начнут нести убытки всерьез, то они просто соберут депутацию, явятся к Алфею и Кару и нижайше попросят сдать город. Точнее, решить дело священным поединком. Ты ж видела, что у нас за царь. Аргантоний его даже убивать не будет. Меч выбьет, и все дела. Так что скоро твоя служба кончится. Ну а мне придется на старости лет убираться из Тартесса.
— Если тут все друг к другу так по-родственному относятся, то какого тогда рожна Аргантоний вообще полез в драку? — недоумевала девушка. Голова наливалась тяжестью, глаза мало-помалу слипались, но показывать свою слабость перед старшим по званию ей не хотелось.
— Да кто ж скажет? Тут коренные горожане в сотне поколений, и те разобраться не могут. Правда, был такой слушок, что Аргантоний не просто так все это затеял. Друзья у него есть. Большие люди, скажу тебе. И они-то его и подбили на бунт.
— Это при дворе, что ли? — понизила она голос.
— Не то чтобы при дворе… Поближе. Но по нынешним временам не слабее Птолемея нашего, да продлит Посейдон его дни.
— Кто ж это? — Орландина вдруг почувствовала тяжелый комок в подвздошье, почувствовала, как пропадает куда-то сонная одурь.
И, уже зная, каким будет ответ, все же спросила, надеясь обмануть то ли себя, то ли судьбу:
— Не этот, как его, Ланселат?
— Почти угадала. Арторий, префект Британии.
К счастью, хилиарх отвлекся, заговорив с кем-то, иначе бы определенно отметил выражение лица своей подчиненной при упоминании этого имени.
Орландина мерно вышагивала по цитадели, ругаясь про себя последними словами.
Да, вот что значит — судьба. Бежали-бежали, а выходит что? Сидят они смирно, как мыши в мышеловке, и ждут, когда кот пожалует? Разве что приправы к ним не подали!
Только теперь она поняла, как тщетны и смешны все ее первоначальные намерения — отсидеться в Тартессе и выждать в надежде, что что-то изменится к лучшему.
Ну, допустим, Арторий про них забыл. (Если вообще знал; кто он и кто они?) Но ведь, разбирая здешние дела, он узнает о ее существовании. Пусть даже не прикажет схватить ее немедленно, но как
