Тут же приводилась история, как местный властелин вздумал в своем натуральном виде прогуляться по столице, Сокарису Вечному, и как при этом разрушил двести двенадцать домов, из них — два стоэтажных небоскреба.
Автор буклета выражал неподдельное восхищение мощью и силой владыки, при котором процветали равно и люди, и демоны, и все мыслящие и бессловесные твари, и смертные, и бессмертные. Триста лет назад за особые заслуги перед царством местные аристократы упросили государя принять звание «Отца Отечества». Поэтому Апоп зачастую именовался в буклете этим титулом или попросту «Батькой».
Упоминалось в этом справочнике для неофитов и еще кое-что, весьма заинтересовавшее Даню. А именно — проходы, соединяющие Амдуат с Верхним миром (как он догадался — так тут называлась Земля) и, как было обтекаемо сказано, «со множеством других мест». Интересно, каких же?
К сожалению, подробно на этой теме автор не останавливался, но археолог твердо решил разузнать как можно больше и быстрее об этих порталах. Ведь, как бы то ни было, жить тут вечно он не намерен. С Упуатом или без него, но он вернется к себе домой.
— Любопытствуете, молодой человек?
Подсевший к нему старичок, показавшийся гостю знакомым, доброжелательно смотрел на него.
— Да вот, — решил Даня поддержать беседу со старожилом (надо же хоть немного прояснить ситуацию), — в конце концов мне тут жить… Да, простите, не представился. Даниил Сергеевич Горовой. Можно просто Даниил. Археолог.
— Приятно встретить соотечественника и коллегу, — оживился дедок. — Матвей Семенович Каплун, к вашим услугам.
Тут Даня только что не открыл рот от изумления, вспомнив, где он мог видеть собеседника.
Перед ним сидел не кто иной, как академик Каплун, умерший сорок лет назад!! Тот, по чьим учебникам учился и он, и его профессор! Корифей новейшей египтологии, чья слава соперничала со славой Шампольона, расшифровавшего иероглифы, и Картера, отыскавшего гробницу Тутанхамона! Открыватель древних гробниц и засыпанных песками храмов. Человек, нашедший десять тысяч свитков из хранилища главного Храма Тота (считавшихся пропавшими еще при царице Клеопатре).
Тот, кому он (да и любой археолог) временами жутко завидовал.
Но почему он в столь жалком виде? И откуда эти странные следы на худых старческих запястьях, похожие на ожоги от раскаленных браслетов?
— Терпение, молодой человек, терпение, — уловив теснившиеся в голове Дани вопросы, сказал его кумир. — Я давно не разговаривал с соотечественником. Как там Москва? Или у вас теперь другая столица?
— Нет, Москва, — ответил Даня. — Стоит, как и прежде.
— Ну, хорошо, хорошо, — радостно кивнул старик. — И университет на месте?
— А что ему сделается?
— Ну, слава… слава богам! — вздохнул ученый. — А помню, было время, все только и говорили, что Москва провалится, Москва утонет, а первым рухнет университет! Ох, не любили они нас, эти предсказатели и астрологи! Меня вот эти маги и колдуны дважды официально прокляли за то, что я разоблачил их вранье насчет древних текстов, которые они якобы там где-то нашли.
Он коротко хихикнул:
— Впрочем, что я, старый болван, на мозги вам капаю своим славным прошлым! Вас, видимо, интересует, как я сюда попал и как дошел до жизни такой? А пуще — что за жизнь в Амдуате? — Старичок перевел дух. — Знаете, я ведь попал сюда случайно. В предсмертном бреду начал цитировать один древний свиток — над его расшифровкой я как раз работал в последние дни… Вдруг оранжево-желтая вспышка — и бац… Первое время не верил, думал, всё, что я вижу — это все тот же предсмертный бред. Не сразу поверил, ох, не сразу. Окончательно только где-то месяца через три после суда, уже в каменоломнях. Когда увидел самого Говарда Картера, прикованного к тачке. Семь лет от звонка до звонка отбыл…
— А за что вас, Матвей Семенович? — распираемый жалостью к старику, спросил Даня.
— Активная пропаганда лженауки, злостное осквернение святынь да плюс поедание священных крокодилов. Да, пару раз в загранпоездках попробовал рагу из хвоста крокодилов. Но насчет крокодилов — это так, мелочь, пристегнули старый закон. Собственно, главное — то, что я распорядился списать как-то кучу совсем уж сгнивших папирусов, на которых ни единого иероглифа разобрать уже было нельзя. Ну, сторож музейный, вместо того чтобы их сжечь, как я сказал, решил не возиться и вынес на помойку. А это оказались гимны Апопу и прочим местным обитателям, написанные какой-то древнеегипетской сектой поклонников Тьмы.
Вот за это и пострадал.
Ну, хорошо хоть уважили старость и камень ломать не поставили. На кухню определили — молоть зерно ручной мельницей для прокормления заключенных.
Слава Великому Змею, надсмотрщик попался незлой — тоже из России. Бывший вор, как-то обчистивший музей да утащивший оттуда пару священных скарабеев.
Так и таскал их с собой как талисман. Понравились они ему. А как подстрелили его во время облавы, жуки его прямиком сюда и перенесли.
Он мне даже иногда намордник разрешал снимать, чтобы я мукой мог слегка подкормиться. Кухонным рабам всем намордники надевали, дабы воровства не было…
Но самыми неприятными были сеансы покаяния — для нас, египтологов, их специально устраивали. В дни отдыха, что особенно нехорошо. Другие спят или в кости играют, к примеру. А нас, человек сто нашего брата там было, собирают в одно место, и какой-нибудь жречишка из расконвоированных начинает наши сочинения разбирать да носом тыкать, где мы ошибку сделали да где наврали.
А нам и спорить было нельзя, только кланяйся и говори — согрешил, мол, не по злобе, а по глупости…
Ну, слава Апопу (последнее было сказано уж очень нарочито громко), срок закончился, вышел на свободу с полным прощением. Переводами с русского языка занялся — хоть и мало платят, и работы немного, но с голоду не умрешь. Решил вот на старости лет в Сокарис съездить, полюбоваться хоть на столицу. Самый древний тут город, пятьсот миллионов душ…
— Вижу, расстроил я вас своим рассказом, — поглядел Каплун на потрясенного Даню. — Ну, не печальтесь. И, главное, не беспокойтесь. Вам ведь ничего такого не грозит, заставят только дать расписку в том, что отрекаетесь от лжеучения и всецело признаете Апопа, ну, может, сколько-то мани пожертвуете в казну… А насчет моей судьбы не огорчайтесь. Что такое семь лет по сравнению с тем, что я тут еще проживу? Это ж моя жизнь после смерти как-никак! — весело сообщил старик, хотя веселость эта показалась парню несколько наигранной.
— А скажите, — вопрос этот занимал Даниила все больше, ибо касался его судьбы даже сильнее, чем нелюбовь местного начальства к египтологам. — Вот вы сказали насчет вечной жизни… Что, тут все бессмертные?
— А вас, молодой человек, те, кто, как бы это сказать, пригласил сюда, не просветили разве? Впрочем, — тут же махнул рукой экс-академик, — как же иначе? Они не лгут, но и всей правды не говорят…
Он опасливо завертел головой.
— Ну что ж, растолкую вам все, как есть. Люди, подобно вам угодившие сюда при жизни, живут и умирают, как и в нормальных мирах. Иногда, хотя и нечасто, их души Ка и Ба продолжают свое существование тут, но уже в ином качестве. Что происходит с другими, бог знает.
Те, кто попал сюда уже после смерти, как я, к примеру, и в самом деле могут жить очень долго. Подчеркиваю, очень долго. Представьте себе, я здесь встречался с атлантами, в том числе и на каторге — кое-кто из бедолаг уже двенадцатое тысячелетие срок мотал.
Но… Человек мало годится для вечной жизни. Самоубийства, некоторые болезни — да-да, есть болезни, опасные и для душ… Плюс несчастные случаи, разбойники, войны. Правда, последние сто лет
