Одновременно французское правительство в ущерб отношениям с СССР пыталось форсировать сближение с гитлеровской Германией.
Берлин, пятница, 22 ноября 1935 года
Приглядываясь к тактике членов дипломатического корпуса в отношении гитлеровцев, Суриц подмечал нюансы. Британский посол Эрик Фиппс, например, почти нигде не бывал, избегал различных торжеств и собраний, с гитлеровцами был очень сдержан, чем вызывал у них раздражение. Суриц слышал, что из-за этого Фиппсом недовольны в Форин оффисе, поговаривали, что его должны сменить.
В последние месяцы заметно оживился, стал чаще появляться на публике Франсуа-Понсе. Что ж, это было понятно, того требовала линия Лаваля. Вчера Франсуа-Понсе по поручению своего премьера встречался с Гитлером и сегодня хотел рассказать Сурицу о своей беседе. Впрочем, как поговаривали в дипкорпусе, французский посол и раньше действовал в Берлине довольно активно, правда, внешне не так заметно: Франсуа-Понсе выполнял задания французских промышленников, снабжавших Гитлера оружием. Утверждали, что он и сам погрел руки на этих операциях.
Недоброжелательно по отношению к власть имущим держался здесь американский посол Уильям Додд. Сегодня утром Суриц встречался с ним. Американский посол был симпатичен Сурицу. В свою очередь Додд сказал как-то о Сурице: «Он весьма приятный и умный человек, безукоризненный джентльмен во всех отношениях – в манерах, одежде, поведении, даже французский посол не может превзойти его в этом, но… он – коммунист». С подобными вещами приходилось мириться, тут уж ничего не поделаешь.
Буржуазный либерал и пацифист, шестидесятишестилетний посол-профессор любил похвастать тем, что родился в истинно американской семье, ведущей свое происхождение от колонистов XVII века. Он получил образование в Америке и в Германии и ко времени своего приезда в Берлин, в 1933 году, был уже известным ученым, автором многочисленных трудов, председателем Ассоциации историков США. Додд рассказывал, что его назначение в Берлин Рузвельт провел молниеносно: позвонил ему, предложил пост посла и дал на размышление два часа. Президент сказал тогда: «Я хочу, чтобы немцы видели перед собой образец американского либерала». Вероятно, Рузвельт опасался, что против кандидатуры Додда выступят влиятельные силы, которые хотели бы продвинуть своего человека. Человека, считавшего, что задача Америки – вооружить всю Европу.
Сурицу всегда были интересны суждения этого трезвомыслящего политика, не скрывавшего своего отвращения к фашизму. Их беседа сегодня утром началась с визита Франсуа-Понсе к Гитлеру.
– Он уже информировал вас о своей встрече? – спросил Додд.
– Нет еще, мы встретимся вечером. А вы виделись с ним?
– Да, он рассказал мне кое-что. По его словам, фюрер сделал очень резкие, истерические выпады против вашей страны. Зато Франсуа-Понсе увидел возможность очистить атмосферу между Францией и Германией и был весьма оптимистично настроен. Он, видимо, сообщит вам детали. И еще одно: Гитлер по-прежнему категорически против всякой коллективной безопасности, он даже считает ее вредной. Как пример фюрер привел итало-эфиопскую войну: Лаваль-де едва не поссорился с Муссолини, когда Лига наций втянула его в коллективные санкции против Италии.
– Санкции, – повторил Суриц. – Санкции надо было принимать еще в Стрезе, а там, по существу, поощрили и Муссолини.
– Я слышал, что была принята поправка Муссолини к декларации: вначале в ней шла речь о противодействии угрозе миру в целом, но дуче вставил – миру в Европе. Значит, в Африке он может распоряжаться. И все согласились. Не означает ли такая суперосторожность Лондона и Парижа, что они рассчитывают на какой-нибудь новый «пакт четырех»?
– Вполне возможно.
– Но пока, – продолжал Додд, – я вижу пакт двух могущественных – Германии и Италии против двух беспомощных – Англии и Франции. Сколько же можно отступать? Я думаю, Муссолини кроме Эфиопии намерен прибрать к рукам Суэцкий канал и Египет и установить свой контроль над Средиземноморьем – он мнит себя Юлием Цезарем. Это будет началом конца Британской империи. Печально видеть, как ведущая страна цивилизованного мира теряет свое могущество и престиж. Родина Шекспира на закате своей славы. Если Италия выиграет войну с Эфиопией – а так оно, наверное, случится, – положение Англии серьезно ухудшится. А Лига наций потеряет всякий авторитет. Ее санкции явно не эффективны.
– Выработанные Лигой санкции, – сказал Суриц, – не включают ограничений военного характера и не касаются наиболее важных для Италии видов военно-стратегического сырья. Лондон и Париж, например, категорически против нефтяных санкций. Так же как и ваше правительство. Америка, между прочим, наращивает поставки Италии нефти и другого стратегического сырья. Объясните мне, господин посол, в чем же тогда суть вашего закона о нейтралитете, принятого в августе?
– Он запрещает, – Додд говорил, испытывая какую-то неловкость, – поставки оружия воюющим странам. Его цель – оградить США от участия в войнах. Третьего дня президент в соответствии с этим законом запретил вывоз оружия в Италию и Эфиопию.
– А стратегическое сырье?
– Его поставки не запрещаются.
– Значит, так, – усмехнулся Суриц. – Нельзя поставлять оружие агрессору – Италии, которая сама его производит в достатке и напичкана им из-за рубежа. Но нельзя поставлять оружие жертве агрессии – Эфиопии, у которой луки со стрелами, копья и десяток старых самолетов. Можно поставлять Италии железную руду, которую она переработает на пушки, но можно поставлять ту же руду Эфиопии, которая ей ни к чему. Нельзя вмешиваться в конфликт, но можно погреть на нем руки и подождать, как дальше будут развиваться события, не так ли? Недаром Гитлер сказал: Америка с ее законом о нейтралитете нам не опасна.
Додд промолчал.
Вечером в назначенный час к Сурицу приехал Франсуа-Понсе. Он явно был воодушевлен вчерашней встречей с Гитлером.
– Я сказал фюреру по поручению премьера Лаваля, что Франция с удовлетворением отмечает сдвиги к лучшему в наших отношениях с Германией. Это видно и по спокойному тону германской прессы, и по последним выступлениям Геринга и самого Гитлера.
– Господин посол, – перебил его Суриц, – вы говорите так, будто Франция и Советский Союз расположены на разных планетах и у них нет договора о взаимопомощи. А ведь в последнем интервью Гитлер опять шумел об угрозе распространения большевизма из СССР. Здешняя пресса выступает с резкими выпадами против моей страны в связи с предстоящей ратификацией франко-сооветского пакта.
– О, я говорил фюреру о нашем пакте. Я сказал, что он не должен вызывать никакой тревоги в Германии.
– Оправдывались?
– Успокаивал.
– Что же фюрер?
– Он заявил о своих добрых чувствах к Франции, о желании улучшить отношения. К нашему пакту он по-прежнему относится негативно. Он повторил некоторые свои доводы против вашей страны, но подчеркнул, что Германия не собирается нападать на Советский Союз.
«Доводы? – мелькнуло у Сурица. – Или истерические выпады, как говорил Додд?»
– Вообще, по-моему, – продолжал Франсуа-Понсе, – Гитлер не станет сейчас форсировать войну, он еще не готов к ней. Мне кажется, в ближайший год или два большой войны не будет, может только произойти какой-нибудь конфликт в Австрии, вокруг Данцига или в Чехословакии.
– А что он сказал по поводу Эфиопии?
– С Эфиопией, видимо, скоро будет покончено.
– И не без помощи господина Лаваля.
– Муссолини воевал бы в любом случае. Он считает: для того, чтобы нация была здоровой, ей нужно воевать каждые двадцать пять лет. Если бы мы воспротивились его акции в Эфиопии, то не достигли
