С Рахманом в два шеста вести скип было легко. Больше не было никакой паники, только ритмичное движение воды, как в любой другой ночной поездке по Нижнему Меровингену. Альтаир толкала лодку уверенно и спокойно, предоставляя Рахману большую часть собственно работы.
Этот мужчина еще не ездил сегодня ночью с одного конца города на другой. Небо, сколько у нас еще времени? Вскоре после наступления темноты я была у Джоба; когда я вернулась от Бореги, миновала полночь, будь проклято его трусливое сердце!
Ну, тогда у нас еще три-четыре часа до рассвета. И еще примерно два часа, пока прилив позволит лодкам пройти через эти ворота.
Если они не собираются покинуть город еще сегодня ночью.
Они вынуждены сделать это. Дьявольски слишком много людей охотятся за Мондрагоном. До Меча дойдут слухи об этом собрании перед домом Моги — они заметят это, если при попытке куда-нибудь выбраться обнаружат каналы блокированными. А какое отношение ко всей этой истории имеют Мегари? Они боятся, вот что! Мегари устроил себе трудности, ему выкрутили руки его теперешние друзья…
За этим скрывается Меч. Больше некому. Я должна освободить Мондрагона, я должна быть готова, если наши люди перекроют каналы. Тогда нужно быть готовым сделать что-то, а до той поры как следует поразмыслить над этим!
Я должна вытащить его оттуда, пока они не заметили, что сидят в ловушке.
Должна вывезти его из Меровингена.
Должна подыскать ему корабль, который выходит в море.
Должна вытащить его отсюда. Навсегда.
Не должна его больше никогда видеть.
Что же мне еще остается делать?
Она резко толкалась шестом, пока руки не заболели еще сильней, а боль внутри не стихла.
Ты дура, Джонс. Ведь завтра еще недосягаемо, ты так не думаешь? Выглядит не очень хорошо, верно?
Так что не думай больше об этом.
Мама, мама, разве этой ночью тебя тут нет? Я не в упрек тебе. Прекрасный сюрприз то, что я тут натворила. Неудивительно, что ты не слишком гордишься мною.
Дорога свернула в старый Большой Канал, под лабиринтом моста, который перекрывал бывший проезд к старому порту, еще плотнее сгустились тени.
Где-то позади них двигались лодки. Скипы и лодки с шестами, которые стояли тут у берегов, были ничтожны числом и широко рассеяны, простые тени вдоль границ зданий. Старые люди. Незаинтересованные. Изолированные.
Те, что слишком глубоко увязли в темных делах, чтобы общаться с честными канальщиками.
А эти честные канальщики там у Моги торопились, по их понятиям, изо всех сил и только пытались сначала выяснить, какая лодка на какое место собиралась отправиться. Альтаир могла себе представить, сколько это будет длиться. А потом каналы и приливные ворота будут перекрыты. Примерно через час, если организуется и выберет свою позицию достаточно много людей. Если они уговорили достаточно толстолобых водяных крыс, которые никогда не бывали у Моги, принять участие в блокаде Мегари, и если выяснили, кто перекроет такие места, где можно ожидать перестрелки.
Еще больше разговоров и еще больше промедления.
— Сворачиваем к фактории, — приказала Альтаир Рахману и повернула нос лодки. Скип влетел в водоворот в затоне Большого Канала; в дополнение его схватил порыв ветра. Он начал вращаться, но их большой опыт использовал это вращение для поворота, и шест Альтаир оказался внизу в то самое мгновение, когда это было нужно. Потом работу с шестом снова взял на себя Рахман, не тратя времени на слова, он вообще ни разу не дал ни одного совета с тех самых пор, как вступил на борт скипа.
Рахман вообще почти никогда не говорил. Он ничего не говорил все эти годы с тех пор, как я вытащила со дна Дета его и Мэри ребенка, после того как он сам вынырнул с пустыми руками.
Тогда он уже точно знал, что ребенок так и так мертв, даже если пока еще жив. Мама знала это, и он тоже знал; он стоял и не вымолвил ни слова благодарности. И теперь он ничего не говорит. Неужели знает что-то, о чем я не имею никакого представления?
Боже мой, он же ревентатист! Я возложила на него карму, когда вытащила наверх ребенка! Я возложила карму на душу этого мертвого ребенка, на них всех, Рахмана и Мэри, и Джеви, а Рахман не хотел, чтобы я была убитой, пока он не оплатит этот долг; он должен спасти души своей семьи от того, что я сделала, когда спасала ребенка, или они не смогут освободиться от этого мира, пока не возродятся здесь снова вместе со мной и полностью мне не отплатят. Его толкают мысли о следующей жизни. Боже и предки, у меня с собой еще и самоубийца!
Томми… просто глуп, что бы ни побудило его отправиться с нами. А вот я знаю, почему я взяла с собой Али.
Самоубийца, дурак и предатель.
Они проехали мимо острова Мендеза и к Файфу, где крысы убегали по узкому карнизу и, видя проплывающий скип, повизгивали и пищали. Кошка нежилась в звездном свете вокруг угла Мендеза, глубокая тень, точно как те жертвы, за которыми она отправилась.
— Хэй, да у нас тут какой-то маркировочный знак, — прошептала Альтаир, когда разглядела стоящие у разваливающегося угла Ульгера опоры. — Давай!
— Йей, — согласился Рахман. — Внимание, багор. — Нос повернулся под его сильным толчком.
— Внимание, впереди. — Альтаир взмахнула шестом над головой Али в среднем проходе и тут же присела, предоставив багорщику зацепиться за кольцо, которое было ближе всего к маркирующему знаку. Она оглядела замшелую старую стойку, присмотрелась сквозь темноту к канатам, одновременно завязывая вспомогательные узлы вокруг кольца.
— Дерьмовое место, — сказала она, увидев, какой покрасневшей и пропитанной солью была верхняя веревка. — Уровень воды изменился, а они не переставляли эту штуку уже лет десять.
— Давайте скорее внутрь, — сказал Рахман. — Прилив растет; и морской ветер тоже усиливается.
— Это узнают и контрабандисты, — сказала Альтаир, присела и уперлась костяшками пальцев. Ветер становился штормовым. Потом что-то страшно зашумело и загрохотало. Взрыв? На мгновение показалось, что это ветер обманывает слух. И все равно Альтаир инстинктивно посмотрела на небо — и тут загремело снова. — О, Боже, да это гром!
— Кажется, будто там что-то спускается, — твердо заявил Рахман, который тоже присел рядом с ней.
По-прежнему нельзя было разглядеть ничего. Звезды светили все так же ярко и чисто над черными формами островов. Альтаир представила шторм с моря, накатывающуюся черную стену, молнии, которые обычно несут с собой такие штормы. Сначала затишье, а потом ветер, ветер…
Снова загрохотал гром — далекий и одновременно ужасно близкий.
— Они ведь тоже его слышат! О, Боже, эта приближающаяся лодка… Они ведь тоже ее видят и подойдут ближе…
— Или выбегут.
— За это не могу ручаться. О, Боже, это у нас появятся проблемы! На нас обрушится море, а они там, у Моги, все еще не организовались… знаю, что не организовались…
— Они тоже слышат гром, — сказал Томми. — Они тоже слышат его, Джонс.
— Так же, как проклятые работорговцы. Они отправятся пораньше, пока еще будет темно. Бог знает, кто сейчас будет в пути. Мы должны отправляться, у нас нет времени тут околачиваться.
Рахман хрюкнул, пожал могучими плечами и сплюнул в воду.
— Йей. Карма.
Самоубийство. Снова прогремел гром.
— Проклятье… — Она направила взгляд на курчавую тень перед собой, потом перехватила шест и ткнула им, чтобы эта тень посмотрела на нее. — Али, какой дорогой они отправятся? По проходу Мегари?
