— Не знаю.
Она толкнула его сильнее.
— Али, я думала, ты будешь помогать.
— Я не вру!
— Ну, ты и не помогаешь.
— Тот причал на юге. Рядом с проходом.
— Я знаю его.
— Старые грузовые ворота, небольшой скат. — Дыхание Али выходило с хрипом и прерывалось. Где-то на ветру хлопнула доска. — Я подводил лодку Моги всегда прямо к скату. Стучал в дверь. Они выходили и забирали… забирали товар.
— Значит, все происходило так?
— Джонс. — Он выпрямился, привалился к краю палубы. — Боже мой, Джонс, этим способом тебе внутрь не попасть! У тебя не выйдет; они всех нас убьют!
— Они не убьют нас, а продадут вверх по реке, правда? Рахман, мне придется вот этому нашему другу задать несколько вопросов. Наполнишь бак? В среднем проходе полная канистра.
— Я помогу, — вызвался Томми шепотом, который был слишком звучным.
— Говори тише, — потребовала Альтаир. — Ты должен учиться говорить тихо. — Ретрибуция тоже все время говорила ей это на приливных каналах, внушала говорить тихо, драла за уши, если она забывала об этом…
…Направляла меня на темные пути, мама. Я думала, всякий в них разбирается.
— А теперь к нашим делам, Али, — сказала она своим нежнейшим, тишайшим голосом. Ветер вздыхал над каналом и играл с волосами Альтаир, которые выглядывали спереди из-под фуражки. — Мне уже приходилось убивать людей, Али. Правда. И я не боюсь. Только на тот случай, если ты вдруг надумаешь кричать. — Слева от себя в среднем проходе она заметила спокойные движения — там, где Рахман нашел канистру с горючим. Он поставил ее на палубу и легко, как кошка, несмотря на свой рост, вскарабкался следом. — Али, — сказала Альтаир, — ты меня понял? Ты хорошо меня понял?
— Я понял тебя, — ответил Али. Он коснулся лбом палубы и держал одной рукой живот. — Джонс, это Причальные ворота; клянусь своей матерью, что это Причальные ворота. Я не вру; нам там не попасть внутрь. Двери и засовы…
— Ты был внутри, да?
Белки глаз Али сверкнули, когда он поднял на нее взгляд.
— Нет, никогда!
— Ты лжешь, Али. А ты ведь не хотел мне врать. Твоя мама соберет кучу кармы, не правда ли?
— Однажды, однажды я был там.
— Все дальше, все глубже, да? Чтобы продавать людей с мостов…
— Зимой, зимой… Джонс, они лежат там и мерзнут. А Мегари дают им есть и теплые постели…
— Как моему напарнику.
— Это совсем другое.
— Я хочу тебе кое-что рассказать, Али: Ты же еще помнишь маленькую сцену на веранде Моги. Теперь требуется целая куча хлопот, чтобы взволновать наше братство, но сейчас они взволнованы. А ведь ты стоял там рядом со мной на виду у всех, когда я говорила про Мегари. Знаешь, что с тобой сделают?
— Мертвеца.
— И тремя различными способами. Или я, или Моги, или Мегари. Или любой канальщик в городе. Сейчас целая куча людей говорит о тебе не слишком хорошо.
— Я тебя не обманываю.
— У тебя есть возможность снять с себя вину по отношению ко мне. Может быть, я смогу уладить это дело с Моги. Понимаешь, что я имею в виду? Знаешь, что сделают с тобой эти Мегари? Тебе это ясно, Али?
— Да. — Его дыхание со свистом вышло через стучащие зубы. — Но я не знаю остального. Клянусь тебе, не знаю. Так далеко я никогда не ходил.
— Знаешь, что ты должен для меня сделать, Али?
— О, Боже, Джонс, я не могу, я этого не сделаю!
— Ты не умеешь врать, Али. Я знаю. — До нее добрался запах горючего. Она слышала Рахмана и Томми, которые спокойно занимались работой, слышала бульканье и плеск жидкости на ее пути в бак. — Рахман, немного оставь. У меня бутыли внизу в укрытии. Наполни их для меня? Сунь внутрь старую тряпку.
— У тебя есть спички? — деловито спросил Рахман.
— Целая куча.
— Джонс, — сказал Али почти шепотом. — Что ты задумала?
— Только то, чему учила меня мать.
— Что она имеет в виду? — осведомился Томми. — Что она имеет в виду? — Но никто ему не ответил. Рахмаи опустился на колени и схватил бутылку и тряпки.
Еще более сильный запах горючего, разносимый своевольным ветром.
— Две бутылки, — сообщил Рахман.
— Еще лучше, если это не слишком много. — Она села и задумчиво погрызла мозоль на ладони.
Ты уверена, что он там, Джонс? Нет, не уверена, я знаю, что ты не уверена. Тебе, собственно, нечего делать с Мегари, как ты знаешь, а с Мечом Бога…
Эти богатые люди…
Наш город ревентатистский. И как еще иностранцам лучше всего приходить в город и уходить из него снова, как не на лодках Мегари?
Небо, они купили полицию; они продают трупы врачам Академии, и никто никогда не задает им вопросов. И в мыслях нет, чтобы обыскивать их лодки.
О, небо, вопросы, сказал Бореги. Они хотят задать ему вопросы. Что они с ним делают?
— Где они могут держать его в плену? — спросила она Али. — На верхнем этаже или внизу?
— Внизу, мне кажется, внизу.
Проклятье, все забаррикадировано! Невозможно прорваться; наверняка они приняли меры предосторожности, чтобы никто оттуда не мог вырваться.
Во славу Бога! Итак, никто не мог вырваться. Точно так же, как и ворваться. Кто еще в городе может не беспокоиться о вторженцах?
— Как выглядит нижний этаж? Как он расположен?
— У них… — Али нарисовал на палубе рядом с ее ногами узор, водя дрожащим пальцем по истертой краске. — Я видел зал. Входишь через южные ворота. Потом видишь эти коридоры, которые уходят направо и налево, и эту лестницу…
— Куда она ведет?
— Не знаю… куда-то наверх. У них там своего рода склад. Я думаю, в этой большой постройке здесь снаружи они размещают регулярные товары, легальные товары; вот тут. Над верхним этажом я ничего не знаю; там Мегари живут. Возможно, у них есть еще что-то, о чем я ничего не знаю. Но этажей только два.
— Сделаешь мне приятное?
— Джонс… — Али заметно сильнее застучал зубами. — У меня все болит, я не могу…
— Хэй, ты ведь еще жив, правда? И не лежишь на дне. Внизу, в брюхе старого Дета у тебя не болело бы ничего. Рассказать Моги, что ты снова хотел на меня напасть?
— Нет. — Зубы опять застучали. — Нет.
— Будешь делать, что я скажу?
— Я… ладно, ладно…
— Рахман, проедем еще немного. Ты готов?
— Йей, — подтвердил он. Крышка бака была закрыта. Все свободно лежащие предметы были укреплены. Рахман расслабленно присел на палубу, а Томми спустился в средний проход. Рахман снова
