ними шевелились мысли. Он что-то прикидывал. В проходе свистел ветер.
Проклятье, никогда не делай приятного ревентатисту. Он воспримет это с раздражением и возненавидит тебя. Этот мужчина желает умереть. Желает освободить от долга Мэри и своих детей. Проклятье, он уже ненавидит меня!
Альтаир подошла к подвесному ящику рядом с мотором, достала револьвер и вставила несколько патронов. Подержала пистолет на свету и проверила барабан, а когда снова подняла взгляд, у Рахмана на лице было совсем другое выражение.
Этот сорванец никогда не планирует мелких дел, парень! Этот сорванец вовсе не так глуп, как ты думаешь. Этот сорванец — достойная дочь своей матери. Подумай как-нибудь над этим, Рахман Диаз!
Она поднялась с колен, сняла фуражку и протянула ее Томми.
— Присмотри за ней. Потеряешь — шкуру сдеру.
— Йей, — испуганно отозвался Томми.
Она сунула за пояс монтировку и посмотрела вверх, на нижнюю сторону балкона и деревянные подпорки, которые тянулись вдоль и поперек прохода.
Внутреннюю границу прохода, рядом с дверью у пристани, образовывал ветхий сарай для лодок. Все окна вокруг прохода были закрыты решетками и ставнями, через которые не проникало ни искорки света.
Альтаир перебралась на старый скип, не спуская глаз с его укрытия; но там ничего не двигалось. Потом дальше, на ухоженную палубу прогулочной лодки и на береговой карниз прохода.
Дверь была заперта. Конечно, заперта. Альтаир посмотрела в сторону сарая и на множество старых досок, сложенных там штабелями.
Она отложила револьвер, схватила доску, прислонила ее к крыше лодочного сарая, проверила угол и снова посмотрела вверх, где опоры поддерживали верхний этаж Мегари. Прямо над сараем.
Крыша загремит и заскрипит, едва я поставлю на нее ногу.
Но, Боже мой, разве не красиво — например, эти распорки, которые тянутся к стене, из отличного черного строительного дерева с верховьев реки; и только сплошные стены, все замуровано, все массивное и прочное, как мосты Верхнего города.
Только бы, взбираясь вверх, мне не свернуть свою глупую шею.
Она снова подняла револьвер, оценила наклон ведущей вверх доски и цепкость своих голых ног на шероховатой древесине. Набрала воздуху.
Просто укрытие для лодок в непогоду, правда? И намного спокойнее.
Только интересно, почему эта крыша так заржавела? И где у этой крыши подпорки?
Она пробежала по доске и забралась на крышу, и из под ноги оторвалась и упала вниз черепица. Альтаир опустилась на прогибающейся крыше на колени, увидела проржавевшее место и легла плашмя, не осмеливаясь пошевелиться, как вдруг в проходе гулко раздался ужасный звук треснувшей доски. Она судорожно вздрогнула и почувствовала в бедре внезапную боль, потом схватила ртом воздух и снова выпрямилась.
Я не потеряла револьвер, проклятье, я не потеряла револьвер и ничего не выронила!
Порезалась? О гвоздь?
Она убрала ногу со сломанной доски и лежала, раскинув конечности, словно морская звезда, как вдруг в оторванную доску с треском ударил ветер и загремел гром. Боль почти ослепила ее, но потом медленно отпустила снова. Она поползла дальше вверх, к балке крыши.
Если она проломится, мне конец… Смерть или еще хуже.
О, Боже, Боже мой, если бы я могла выпрямиться и ухватиться за эту балку!
Она посмотрела назад, на свой скип, который спокойно стоял в темноте на воде, будто причалил на ночь. Пробралась еще чуть выше по черепицам. Снова оторвалась, покатилась вниз и с плеском упала в воду черепица.
О, небо, нет, Рахман, это не сигнал! Не ходи к двери!
Ползи, дура, надо торопиться!
Дыхание стало тяжелым. Она ползла вверх и чувствовала, как протестовало все здание.
Не оставайся своим весом на этой балке ни на секунду дольше, чем нужно; и что ты будешь делать с этим проклятым револьвером, Альтаир?
Голос матери. Ретрибуция присела на балке, в той самой черной развилке, которой была подперта шаткая надстройка Мегари.
Вытряхну свои внутренности, мама.
Альтаир заправила пуловер в штаны и так затянула пояс, что стало больно, оттянула воротник и сунула в него спереди револьвер. Потом встала на колени и поползла к балке, чувствуя, как сарай шатается под ее ногами.
Она метнулась вверх, уцепилась за балку руками и ногами, потом поползла вдоль нее, чувствуя, как оружие скатывается с ее живота на спину, оттягивая пуловер. Проклятье, ох, проклятье! Револьвер в новом положении качался туда-сюда.
Как же мне перебраться туда наверх?
Лучше, если ты просто сделаешь это, Альтаир!
Спасибо, мама, спасибо.
Упираясь пятками и коленями, она подтянулась повыше. Револьвер прокатился вдоль спины. Растянутые пальцы зажгло будто огнем, и на миг в глазах все расплылось. Она глубоко вдохнула, и снова спустилась на прежнее место.
Не получилось. О, Боже, я больше не могу держаться, у меня не выдержат руки!
Альтаир переползла поближе к балкону и уткнулась головой в брус, к которому были прибиты дополнительные более тонкие подпорки.
Она схватилась рукой за одну из подпирающих досок, которая выглядела прочной, рискнула парализованной рукой, согнув ее в локте и крючковато зацепившись за доску, снова набрала воздуху и оттолкнулась ногами от большой балки.
И всем весом повисла на напряженных руках, едва не вывихнув их. Она из последних сил подтянулась и, наконец, уцепилась вторым локтем. Потом подтянулась еще немного выше. Обхватила правым запястьем новую подпорку и уцепилась коленом за доску. Револьвер на спине тянул ее вниз за пуловер, а проклятая монтировка цеплялась за доски.
Еще один рывок вверх. Скрипнул гвоздь. Альтаир нашла опору второй ногой, снова зацепилась левой ногой за верхнюю балку; ползла и подтягивалась, ползла и подтягивалась, пока ее дрожащее тело не повисло над пустым пространством.
А из кармана штанов не посыпался каскад предметов и с плеском не упал внизу в воду.
О, проклятье, проклятье, нет, Рахман, это тоже еще не сигнал, ничего не предпринимай…
Она, тяжело дыша, висела в воздухе. Последняя лихорадочная смена захватов рук и локтей с одной тонкой подпорки к другой, и, наконец, в новом положении голова оказалась выше ног; ступням в развилке двух подпорок было ужасно больно.
Она оперлась на них, ухватилась за угловую подпорку балкона и нашла новую опору. Перила затряслись, едва она их тронула. Альтаир осторожно поставила ногу на край балкона, у самых перил, и перенесла на нее вес тела. Чтобы сохранить равновесие, она навалилась на перила, а потом здоровой рукой схватилась за цепь, с помощью которой балкон был прикреплен к стене дома.
О, Боже!
Колени дрожали сильней, чем перила. Ноги почти отказывались служить.
Альтаир перекинула ногу через перила и поставила ее на твердый пол, ухватилась почти обессилевшими руками за цепь и подтянула через шаткие перила вторую ногу. Через щели в оконных ставнях был виден свет; и из-под двери свет тоже падал на обветренные доски. Весь балкон казался ненадежным и держался только на цепях, которые были укреплены у карниза крыши.
Из-за угла свистел ветер, а стена облаков стояла теперь уже над самой крышей Ампаро — близкая и угрожающая из-за сверкающих в ней молний.
Альтаир перегнулась через перила, заглянула за угол и увидела край скипа. Значит, пока еще там. Она втянула ртом воздух и выудила под пуловером револьвер, потом изо всех сил рванула пуловер из
