избежать.
— Сира ожидает тебя, — сказал Флориан.
— Спасибо, — откликнулся он будничным тоном. — А ты не знаешь, по поводу чего?
— Я полагаю, что ты знаешь сам, сир, — ответил Флориан. Взгляд его темных непроницаемых глаз скользнул к двери лаборатории холода. — Ты можешь войти. Сира, Джастин Уоррик пришел.
— Отлично, — донесся голос Ари.
Джастин подошел к открытой двери в вытянутое помещение лаборатории, где Ари, сидя на винтовой табуретке перед стойкой, работала на одном из старомодных сепараторов.
— Проклятье, — прокомментировала она, не поднимая глаз. — Я не верю этому. Надо бы взять другой из «Б». Я не собираюсь все так оставить. — Она подняла глаза в тот момент, когда он отпустил дверь, и взмах ее руки испугал его. Тут он понял, что подвинул дверь, подскочил к ней и толкнул ее обратно, устанавливая на место, расстроенный своей юношеской неловкостью, которая смущала его как раз тогда, когда он в наибольшей степени нуждался в самообладании.
— Чертово устройство, — пробурчала Ари. — Это дурацкое крохоборство Джейн — дверь такая, что только коснись, и все болтается. Ну, как дела?
— Все в порядке.
— Где Грант?
Его сердце уже вовсю колотилось. Но забилось еще сильнее, и он заставил его притормозить.
— Я не знаю. Я думал, что он с тобой.
— Конечно, ты так думал. Грант прошедшей ночью украл лодку. Испортил другую. Служба безопасности проследила его до Крюгера. Что ты об этом знаешь?
— Ничего. Совершенно ничего.
— Конечно, нет, — она повернулась на табурете. — Твой приятель все сам спланировал.
— Я думаю, что так. Грант очень способный. — Все шло слишком легко. Ари была способна на большее, на гораздо большее. Он не позволял себе расслабиться, как будто мощное течение быстро несло его к пропасти. Флориан оставался снаружи. Свидетелей ее словам не было — или ее приказам. Там на дверях был замок. И где-то здесь вполне может находиться работающий магнитофон. — Я думаю, что он сказал бы тебе.
Ари щелкнула языком.
— Ты хочешь взглянуть на рапорты охранников? Вы вместе вышли прошлой ночью. А вернулся ты один.
— Я искал Гранта. Он сказал, что пошел попросить у соседей сумку. И больше не возвращался.
Брови Ари поползли вверх.
— О, продолжай.
— Прошу прощения. Но я искал Гранта.
— Ты меня разочаровал. Я ожидала большей изобретательности.
— Я рассказал тебе все, что знаю.
— Послушай меня, мой друг. То, что ты совершил, — это воровство, ты это знаешь? Ты знаешь, что происходит, когда Резьюн выдвигает обвинения.
— Да, — ответил он, стараясь быть спокойным настолько, насколько мог. — Я думаю, что знаю.
— Мы — не Сайтиин.
— Я знаю.
— Ты очень самонадеян. Почему?
— Потому что ты не собираешься выдвигать обвинения.
— Ты готов поручиться?
От него ждали реакции. Он улыбнулся ей. Он до такой степени держал себя в руках, даже не зная, находится ли Грант в ее власти.
— Я ставлю на это, — сказал он твердо. — Ты получила меня. Ты не получишь Гранта. Пока все будет в порядке со мной и моим отцом, Грант будет молчать, и мы все будем довольны.
— Потому ты остался в тылу.
Так вот что тревожило ее. Иррациональный поступок.
Он улыбнулся шире; малый, тайный успех, в одиночку, на ее территории.
— Одному из нас это было нужно. Чтобы уверить тебя, что до поры до времени мы будем молчать.
— Разумеется. Это Джордан спланировал?
На это он отреагировал. Он знал, что не сдержался. Похвала застала его врасплох.
— Нет, — ответил он.
— Значит — ты, — Ари выдохнула усмешку, и ему это не понравилось, даже не смотря на то, что все движения ее тела, ее спина, покачивающаяся вместе со спинкой стула, ее печальная улыбка — все свидетельствовало об удивлении.
Ари разыгрывала свои реакции так же, как и его отец, со всем своим талантом, от начала до конца.
Он должен этому научиться. И он безразлично пожал плечами.
— Это в самом деле очень хорошо, — сказала Ари. — Но тебе пришлось так много возложить на Гранта.
Он мертв, подумалось ему, в попытке подготовить себя к самому худшему, что она может произнести. Она может и солгать.
— Я доверяю ему, — сказал он.
— Знаешь ли, в твоем плане имеется прокол?
— Какой?
— Джордан. Ему это действительно не понравится.
— Я поговорю с ним. — Он начал дрожать, холод от криогенных установок, обдававший его, казалось, лишил его всякого тепла. Он чувствовал, что весь его тщательно сохраняемый самоконтроль рассыпается, и сделал отчаянную попытку перегруппироваться. Это была тактика, которой отец научил его, это попеременное нагнетание напряжения и смягчения, которым она пользовалась, наблюдая за такими мелочами, как расширение глаз, или едва ощутимое напряжение мышц, как при беге с барьерами: вверх, вниз, вверх, вниз; а когда он поймает ритм — что-нибудь неожиданное. Он видел, что это приближается. Эта мысль помогла ему взять себя в руки, и он улыбнулся ей: — Ему это понравится.
Он видел, как медленная улыбка разливается по лицу Ари, то ли ему очко, то ли намеренное опускание забрала, чтобы навести его на такую мысль.
— У тебя, действительно, есть самообладание, — сказала Ари. — И ты совсем не нахальный, ведь так? Противный, упрямый мальчишка, ты в самом деле не знаешь, что все козыри у тебя в руках, но надо отдать тебе должное, это был хороший маневр. Хотя чертовски трудно будет повторить.
— Мне нет нужды уезжать, пока мой отец здесь.
— Ну, теперь это становится проблемой, не так ли? И как мы собираемся развязывать этот узелок? Ты уже придумал? Расскажи мне, как все сработает, когда придет время Джордану покинуть это место. Мне очень интересно.
— Может быть, ты мне что-то предложишь.
Лицо Ари расплылось в улыбке:
— Изумительно. Ты был так спокоен. Что ты делал, пытался изменить тестовые таблицы?
— Судя по всему, ты сама можешь определить это.
— О, дерзишь! — она открыто засмеялась. — Ты в самом деле способный. Ты научил меня кое-чему. В моем возрасте я ценю это. Тебе очень нравится Грант. Очень нравится. — Она облокотилась на лабораторный стол, серьезно глядя на него. — Позволь, дорогой, сказать тебе кое-что. Джордан тебя любит — очень любит. Очень, очень сильно. Это сказывается на твоем поведении. И я должна сказать, что он проделал изумительную работу с Грантом. Дети нуждаются в таком воспитании. Но за это приходится серьезно расплачиваться. Мы смертны. Мы теряем людей. И нам действительно больно, когда задевают их, не так ли? Семья — это огромная ответственность. Что ты собираешься рассказать Джордану?
— Я не знаю. Столько, сколько понадобится.
