Джейн села на край постели и откинула волосы с лица в то время, как Олли сел рядом с ней и скользнул губами по ее затылку и шее.
Дитя, Слава Богу, заснуло, и Нелли в очередной раз выиграла битву характеров.
Арри была несносной — продолжала быть несносной в течение всего дня, желая вернуться к Валери и играть.
Пришло время это изменить. Валери превратился в проблему, как она и предсказывала. Настало время для Ари приобрести нового приятеля для игр.
Проклятье. Ребенок требует массы забот.
Руки Олли обхватили ее, притянули к нему.
— Что-нибудь произошло? — спросил Олли.
— Сделай что-нибудь необыкновенное, Олли, дорогой. Сегодня вечером я не хочу думать.
Проклятье. Я даже начинаю говорить, как Ольга.
Рука Олли скользнула ниже, он поцеловал ее в плечо.
— Давай, черт возьми, Олли, будет решительнее. У меня убийственное настроение.
Тогда Олли понял. Олли опрокинул ее на постель и взял инициативу на себя, придерживая ее руки, поскольку у него не было желания в итоге оказаться оцарапанным.
Олли был чертовски хорош. Как и большинство обученных эйзи он был очень, очень хорош, и попытки удержать его в любви на почтительной расстоянии являлись игрой, в которой он победил неторопливо и абсолютно; точно рассчитанная игра.
Время настало. Джейн вздохнула и через некоторое время уступила нежности Олли. Чем хорош любовник-эйзи — тем, что он всегда в настроении. Всегда больше беспокоится о ней, чем о самом себе. У нее была масса любовников-граждан. Но забавная вещь — больше всех она была привязана к Олли. Он и не рассчитывал на это.
— Я люблю тебя, — проговорила она ему на ухо, когда он почти заснул, положив голову ей на плечо. Она пробежала пальцами по его влажным от пота волосам, и он взглянул на нее с недоумением и удовольствием. — Правда, люблю, Олли.
— Сира, — сказал он. И замер, как будто она после всех этих лет сошла с ума. Он был утомлен. А ей по-прежнему не спалось. Но он не собирался засыпать, даже с закрытыми глазами, если она хотела поговорить, она знала это. Его внимание было ей обеспечено.
— Это все, — сказала она. — Я просто решила сказать тебе об этом.
— Спасибо, — ответил он, не двигаясь. С таким видом, как будто ждал продолжения.
— Больше ничего, — она потерлась о его плечо. — Ты когда-нибудь хотел стать гражданином? Получить заключительную ленту? Улететь отсюда?
— Нет, — ответил он. Сон, похоже, покинул его. Его дыхание участилось. — В самом деле нет. Я не хочу. Я не мог бы покинуть тебя.
— Ты сможешь. Лента обеспечит это.
— Но я не хочу ее. Я искренне не хочу. Она не сможет заставить меня захотеть уйти. Ничто не сможет заставить. Не заставляй меня принять ее.
— Я не буду. Никто не будет. Я только спросила, Олли. Так что ты не хочешь уезжать отсюда. А что, если я должна это сделать?
— Я поеду с тобой!
— Поедешь?
— Куда мы поедем?
— На Фаргон. И не на время. Но хочу быть абсолютно уверена, что с тобой все в порядке. Потому что я действительно люблю тебя. Я люблю тебя больше, чем кого-либо другого. Настолько, что готова оставить тебя здесь, если ты этого захочешь, или взять тебя с собой, или сделать что-нибудь еще — как ты хочешь. Ты заслужил это после всех наших лет. Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Он начал было отвечать, приподнявшись на одном локте. Покладистый и быстрый; по-настоящему преданный эйзи. Она остановила его, приложив руку к его губам.
— Нет. Послушай меня. Я старею, Олли. Я не бессмертна. А они настолько сильно опасаются, что я не освобожу Ари, когда должна буду это сделать — это приближается, Олли. Еще два года. Господи, как быстро они пролетели! Иногда я готова убить ее; а иногда мне ее так жалко. А этого они не хотят. Он боятся, что я нарушу правила — вот что лежит в основе. Они — Жиро и Дэнис, жестокосердны, решили, что она слишком привязалась к тебе. Они хотят положить этому конец. Больше никакого мягкого общения с ней. Только сугубо деловые. Таково предписание. Иногда мне кажется, что они всерьез надеются, что я брошу последнюю реплику и упаду мертвой, прямо как в этом проклятом сценарии. Я сегодня разговаривала с Жиро… — Она сделала глубокий вдох и почувствовала боль в глазах и на сердце. — Они предложили мне пост директора РЕЗЬЮН-СПЕЙС. Фаргон. Проект Рубина, со всеми его достоинствами и недостатками.
— Ты согласилась? — спросил он, наконец, когда у нее уже совсем не хватило дыхания, чтобы продолжать.
Она кивнула, прикусила губу и задышала ровнее.
— Я согласилась. Любезный Жиро. О, ты просто переберешься в первое крыло, когда ей будет семь, вот что он говорил мне тогда, когда я принималась за это дело. Теперь они начали нервничать по этому поводу, и они хотят отправить меня совершенно за пределы досягаемости. Этого недостаточно, говорит Жиро. Ольга умерла, когда Ари было семь. Просто покинуть ее — это слишком легко достижимая цель. Черт побери. Так что они предложили мне директорство. Морли — убрать, меня поставить, черт побери.
— Ты всегда говорила, что хочешь вернуться в космос.
Снова несколько вздохов.
— Олли, я хотела. Я долго этого хотела. Пока — пока я не состарилась. И она предложили мне это, я поняла, что больше никуда не хочу. Такое осознание — это ужасная штука для старого космического бродяги. Я состарилась на этой планете, и все, что я знаю, находится здесь, здесь все знакомое, и я не хочу расставаться с этим, вот и все, — снова вздох. — Однако все не так, как я рассчитывала. Они могут перевести меня. Или отправить на пенсию. Черта с два я соглашусь уйти на пенсию. В этом беда простого ученого не рвущегося к власти. Этот выскочка Жиро может выгнать меня. Вот до чего дошло. Черт бы побрал его душу. Так что я отправлюсь на Фаргон. И начну с начала это дело с другим отродьем, на этот раз займусь медицинскими проблемами. Чепуха, Олли. Сделай кому-нибудь одолжение и посмотри, чем они тебе отплатят.
Олли провел рукой по ее волосам. Погладил шею.
— Сердце изболится, вот что произойдет, если ты уедешь туда. И ко всему прибавь, что пройдет немного лет, и я умру у тебя на руках; и вот ты — в двадцати световых годах от цивилизации. Как я могу так поступить по отношению к тому, у кого еще есть шанс выбрать? А я не хочу ставить тебя в такое положение. Если тебе нравится здесь, в Резьюн, я могу достать тебе ленту гражданина, и ты сможешь остаться здесь, в цивилизации, где нет постоянной муштры, и нет этого соленого кейса, и рыбных лепешек, и нет коридоров, в которых люди прогуливаются по потолку…
— Джейн, если я скажу тебе, что хочу поехать, что ты ответишь мне? Что я — тупой эйзи, не знающий, чего он хочет? Я понимаю. Неужели я отпущутебя туда с каким-нибудь паршивым эйзи из Города?
— Я на сто.
— Меня это не волнует. Меня это не волнует. Не делай несчастными нас обоих. Не стоит актерствовать со мной. Ты ждешь, чтобы я сказал, что хочу быть с тобой, так я это и говорю. Но это нечестно — перекладывать все на меня.
Черт возьми, Олли, я оставлю тебя, я буду?…
— Мне надоело слышать это уже в течение двух лет. Я не хочу даже думать об этом.
Олли было почти невозможно расстроить. Но на этот раз удалось. Она, наконец, заметила это, протянула руку и провела пальцами по его щеке.
— Я не сделаю этого. Не бойся. Черт возьми, это слишком серьезно. Проклятый Жиро. Проклятый Проект. После этого, Олли, они не дадут тебе прикоснуться к Ари.
Его брови страдальчески сдвинулись.
— Они упрекают меня.
