а где-то среди верхушек деревьев, порхала черная птица, во всяком случае шум ее крыльев не могли заглушить пыхтенье и потоки ругательств, которые извергал старик.
— Отстали и теперь кричите на весь лес, а зачем? Здесь еще кое-что может спать! А ты, девочка, не отворачивай от меня свое лицо. И не притворяйся, что плохо слышишь меня!
— Я не хочу, чтобы ты сейчас был здесь, папа, я не хочу этого, и оставь меня в покое!
— Какая глупость!
— Я хочу, чтобы они ушли отсюда! Оба! Прямо сейчас!
— И все потому, что ты боишься, что они увидят твое рукоделие? Они уже видели твои жертвы, девочка, они видели их очень ясно и отчетливо! Если и это не отпугнет твоего ухажера, то тогда я просто не знаю, что еще можно сказать ему. А что же еще ты собираешься делать, оставив их в этом лесу?
Ивешка вновь начала терять свои черты и отвернула от них лицо.
— Ивешка, — сказал Петр, — выслушай его и взгляни на меня.
Она продолжала смотреть в сторону леса, укрывшись, словно саваном развевающимися на ветру волосами и остатками превратившегося в лохмотья платьем, ее лицо было повернуто к ним в профиль.
— Вам нечего бояться их, — сказала она. — Они пытались всего лишь предупредить вас. Это своеобразный долг мертвых. — После чего она бесшумно скользнула в самую чащу, где им было невозможно пройти. Ууламетс выругался и начал преследовать ее, а в этот момент Петр откинул рукавом ветки, удерживая их за своей спиной, чтобы дать возможность Саше пройти в образовавшийся проход, не спуская в то же самое время глаз с направления, в котором двигался Ууламетс. Но на этот раз старик шел уже не так быстро.
— Здесь есть призраки, которые постоянно преследуют нас, — некоторое время спустя пробормотал Саша, оборачиваясь назад. — Их восемь, а может быть, даже и десять.
— Они не тронут нас, — сказал Петр, обращаясь больше к самому себе. — Пронеси, господи; как мне хочется выйти из этого проклятого леса.
— Это не поможет, — прошептал чей-то голос прямо над его ухом.
— Они уже вернулись, — сказал он Саше, задыхаясь от напряжения и стараясь как можно осторожней ставить ноги, не отваживаясь идти по склону так же быстро, как шел спускавшийся впереди него старик.
Он был здесь хозяином положения.
— Пожелай, чтобы я не сбился с дороги, — сказал он Саше. — Будь проклят этот старик.
— Не смей…
— Но ведь я не колдун, я не могу ничего пожелать для самого себя, я не могу даже обругать его как следует…
— Ты не сможешь выйти отсюда, — раздался новый голос.
— Я делаю все, что могу, — возразил Саша.
— Из этого ничего хорошего не выйдет.
— Здесь так холодно. — Это был уже третий голос, прямо около уха Петра. Он инстинктивно нанес удар в ту сторону, и тут же почувствовал, как холод сковал его руку.
— Не верь ей, — раздался новый голос, теперь с другой стороны.
— Не ходи туда.
— Вернись назад, пока еще есть силы…
— Ну, спасибо, — пробормотал Петр, тяжело дыша и выбиваясь из последних сил, чтобы догнать Ууламетса. Но Ууламетс в этот момент только прибавил ходу, а Ивешка по-прежнему все еще была впереди них.
— Вернись назад, — теперь, казалось, разом зашептали все призраки. Краем глаза он смог даже различить плывущие в темноте белые фигуры, у каждой из которых едва проглядывалось лицо. — Остановись, — сказал один из них. А другой тут же продолжил: — Возвращайся, пока еще можешь…
— Ивешка! — позвал Петр и содрогнулся от холода, когда что-то затхлое коснулось его лица. — Боже мой! Ивешка! Они возвращаются! Сделай хоть что-нибудь!
Призрачные руки хватали его, старались вырвать его меч, кто-то даже попытался ухватить его за карман. Наверняка, это были сплошь разбойники и воры.
Какой-то старческий голос прошептал совсем близко от него:
— Я потерял свою жену, я хочу вернуться домой.
Петр особенно не хотел слышать этот, последний. Он заставлял себя думать, что это были всего лишь лесные звери да птицы, которыми кормилась Ивешка. Она поедала их одного за другим, в худшем случае — еще и деревья, а так же разбойников, которые вполне заслужили такой конец. Но среди множества голосов был еще один, вот этот голос…
Это был молодой, испуганный голос:
— Папа, мама, где вы?
Случайная ветка боярышника ободрала ему шею, и он неуклюже отогнул в сторону, почувствовав, как на месте царапины выступила кровь, припомнив совершенно не к месту, что у него не было бабушки, которая рассказывала бы ему сказки, где были бы призраки, кровь и грех…
Даже сашины желания были не в силах исцелить его от этой правды или изменить прошлое: призраки устремились прямо напролом через густой кустарник, на этот раз уже не угрожая и запугивая их, а вопили прямо в его уши, наваливаясь на него со всех сторон.
— Возвращайся, пока еще можешь, — в один голос говорили они.
Теперь они не были вооружены, но, доведенные до отчаяния душевными страданиями, были назойливы и неотступны:
— Уходите! — пронзительно завывали они. — Здесь вас ожидает смерть!
— Пошли прочь! — огрызнулся на них Ууламетс. Отмахиваясь от одного из них, он зацепился рукавом за колючие ветки. — Проклятье!
Это уж было слишком, подумал Петр, вспомнив благочестивые советы Ууламетса. Почти в тот же миг Ивешка оказалась рядом с ними, и, вся в развевающихся лохмотьях, с диким перепуганным лицом, встала на пути призраков.
— Оставьте их в покое! — закричала она, и казалось, что вместе с ней застонал и наполнился призраками весь лес. Они, словно белые облака, вихрем закружились вокруг них и умчались прочь с душераздирающими воплями.
— Боже мой! — пробормотал Петр и вздрогнул, когда один из призраков предстал прямо перед ним, но оказалось, что это была всего лишь Ивешка, которая взглянула на него, слегка коснувшись его руки.
— Идем, — сказал Ууламетс, и Петр был готов идти куда угодно, лишь бы подальше от этого кошмара, но тут неожиданно его прервала Ивешка:
— Нет, папа! — воскликнула она и покачала головой, так что ее волосы заструились словно дым. — Нет, мы не можем сейчас идти дальше, мы не можем приближаться туда, когда мы не так сильны! Послушайся меня! Не будь столь безумен!
Да, скорее всего, мы попали в большую беду, подумал Петр, ощущая холодное прикосновение с левой стороны и вновь различая шепот все тех же голосов. Он с неожиданным замирающим чувством понял, что они, наконец-то, дошли до того места, где вынуждены остановиться и теперь уже окончательно, где колдуны наконец-то вступили в открытую борьбу, а призраки утомили их своим леденящим присутствием.
— Надо продолжать идти! — настаивал Ууламетс.
— Нет! — закричала Ивешка, стараясь удержать его невесомыми руками. — Папа, ведь вы все валитесь с ног, вы еле держитесь на ногах, и я сама не в силах продолжать этот путь. Я не могу! Давай разведем костер, папа, прямо сейчас, ну пожалуйста!
— Костер? В такой-то чаще?
— Делай, что она говорит! — сказал Петр, и ему показалось, что кто-то должен поддержать его мысли, и решение будет принято. И еще ему показалось, что поддерживать открыто чьи-то мысли гораздо легче, чем выражать свои собственные: возможно, что когда-то это сказал Ууламетс, а может быть, и Саша. — Не нужно паники. Ведь не забывайте, что она призрак. А еще она и колдунья. Так неужели она не знает, о чем говорит?
