А сам в это время дрожал, постоянно сопротивляясь этому, полагая, что Ивешка никому не простила бы своего угасания.
Ууламетс наконец-то отодрал рукав от колючих веток, отбросил их в сторону и нагнулся, чтобы развязать свою поклажу, ворча себе под нос:
— Хорошо, хорошо, тогда поищите где-нибудь небольшую полянку, да соберите хоть немного сухого дерева.
Петр наломал сухих веток для розжига и освободил пространство над землей для того, чтобы ничто не мешало огню, а Саша расчистил от листьев до самой земли небольшое место для костра, в то время как призраки завывали и метались прямо у них под руками, источая ледяной холод.
Ууламетс уговаривал, тем временем, слабую искру дать жизнь огню, подкладывая под огниво надерганный тонкими клочками мох и заставляя его разгораться все ярче и ярче, по мере того как они подкладывали туда сухие ветки, прикрывая и отворачивая в сторону глаза, которым было трудно смотреть на огонь.
Затем стоны и завывания призраков постепенно стихли, стали намного тише, чем шум деревьев, и прекратились леденящие прикосновения их рук.
Саша слегка вздохнул и потер свое лицо, чтобы хоть как-то согреть его, прежде чем опустился на землю рядом с Петром, чтобы теперь отогреть руки около маленького огня.
— Вот теперь уже лучше! — Он все еще дрожал. Ему было трудно объяснить даже самому себе, отчего его мысли разбегались в разные стороны или с чего это он начал было верить призракам, а если выразиться еще точнее, то почему его мысли обрели полную ясность с первыми вспышками огня, если сейчас не думать о том, кто и почему захотел разжечь этот костер, и как этот маленький случай перевернул все его мысли.
— Разумеется, лучше, — пробормотал Ууламетс и взглянул поверх огня, туда, где находился едва различимый один-единственный оставшийся здесь призрак: Ивешка. — Если бы ты побольше думала о себе, а не продолжала бы только изводить нас…
— Я не хочу, чтобы вы были здесь.
— Не будь такой упрямой! — Ууламетс отломил толстую суковатую ветку и подбросил ее в огонь, а тем временем, ворон уселся на насест где-то недалеко от них. — Дочь, которая не хочет использовать разум, полученный от рожденья…
— От отца, который ничего не хочет слушать!
— Прекратите! — сказал Петр. — Это не поможет.
Воздух, казалось, был так насыщен яростью, что было трудно дышать. И одна лишь мысль о злобных призраках преграждала все попытки к дальнейшему разговору.
— Они… — Это была еще одна из тех ускользающих мыслей, которые словно рыба из сашиных рук вырывались и уносились прочь, но он успокоил себя и уже более уверенно спросил через некоторое время: — А почему здесь оказались разбойники?
— Это все ее, — сказал Ууламетс. — Он использует их.
— Наш враг? — спросил Петр?
— Нет, дурак!… Разумеется, наш враг! Можно подумать, что у нас есть друзья?
— Ты не убедил никого.
— Тебе не справиться ни с кем.
— Не подгоняй меня.
— Подумай своей…
— Петр! — сказал Саша, и схватил его за руку, испуганный и обезумевший от сознания того, что может произойти с ними, если он сам или Ууламетс втянутся в этот спор. — Петр, ради Бога, будь терпелив. Учитель Ууламетс работает, а ты отвлекаешь его.
— Спасибо, — едва слышно пробормотал Петр.
— И меня. — Саша сжал свой кулак, все еще испытывая безотчетный страх. — Не нужно лишних ссор. Ты сам говорил об этом. Не нападай.
Петр промолчал. Отблески огня вырывали из темноты его сжатые губы и вздымающиеся крылья носа.
— Не сходи с ума, Петр.
— Я пока не сумасшедший.
— Мне нужно подумать. Пожалуйста, не мешай, и не задавай своих вопросов, не требуй от нас никаких решений, во всяком случае не сейчас. У меня путаются мысли, и я очень боюсь этого, Петр. Не путай меня.
Петр нахмурился и освободился от его руки, поглядывая на огонь и обхватив руками колени.
Разбойники, вспоминал Саша, стараясь очень осторожно обходиться с каждой мыслью, касающейся призраков, опасаясь, как бы они не выбили последнюю точку опоры во всей массе его желаний. Разбойники. И еще самые обычные люди. Купцы и путешественники из далекого прошлого, может быть, еще с той поры, когда Восточная Дорога еще действовала, а в этих лесах и в помине не было никаких разбойников…
Старые бабки рассказывали, что призраки всегда посещают те места, где их застала смерть, а он никогда не знал, это была еще одна ускользающая мысль, что Ивешка посещала этот берег реки, где деревья были еще живыми.
Он использует их, говорил учитель Ууламетс, и Саша ухватился за эту мысль, постоянно напоминая себе, что должен запомнить ее, и будучи теперь абсолютно уверен, что они давно уже подверглись нападению, которое было пострашнее, чем какие-то призраки.
Он видел, что Ивешка по-прежнему стояла, вглядываясь в темноту, как будто охраняла их, слабая тонкая фигура с размытыми, как расплывающиеся облака, контурами.
Она не разговаривала с ними, ни по какому случаю, только лишь вот так, молча, пристально смотрела в сторону. Куда именно смотрела она, подумал он, и ему захотелось, чтобы прямо сейчас вернулся Малыш. Это было безнадежное и отчаянное желание. Он очень боялся, что Малыш не вернется назад, и был уверен, что если бы он был с ними на этом пути, они в половину меньше боялись бы всего, с чем им пришлось столкнуться. Тогда бы и Ивешка, как заметил Ууламетс, не отвлекала бы их своей паникой, и они смогли бы дойти до нужного места…
Но куда? Он задумался об этом, но был отвлечен легким шуршаньем: это Петр полез в мешок за вяленой рыбой. Саша взял предложенный сверток, затем передал его Ууламетсу, оставив немного и себе.
Ууламетс сердито взглянул на него, но взял кусок и вернул остальное обратно.
В тот же момент ворон сорвался откуда-то сверху и приземлился рядом, поглядывая одним глазом на рыбу. Саша отдал ему последний кусок, остававшийся в свертке, и тот скрылся в темноте со своим трофеем.
Петр нахмурился, сердито взглянув за это на него. А может быть, не только за это, вообще за все.
Саше очень не хотелось, чтобы Петр сердился на него…
И он вспомнил, что обещал не делать ничего такого.
— Извини меня, — прошептал он, от чего Петр тут же смешался, и как помешанный взглянул на него. — Петр, я не собирался…
Петр все еще сердился на него, возможно, обдумывая происходящее: ведь Петр уже достаточно долго был рядом с миром волшебных вещей, чтобы научиться хоть как-то понимать то, что окружало его. И вот теперь он мог подумать, что этот факт был для них еще более опасным, чем любые призраки.
— Все в порядке, — прошептал он сзади с каким-то особенно мягким выражением. — Все хорошо, малый. Только попытайся хоть немного поспать, если сможешь.
Саша покачал головой.
— Ты, — сказал он, на что Петр уже никак не реагировал и выглядел каким-то отрешенным. Саша очень не хотел этого, он больше всего не хотел обходиться с Петром так, как это обычно делал Ууламетс. — Я не могу, — прошептал он, желая чтобы Петр понял его и не почувствовал, что он сделал, на самом деле.
