мучительного раздумья.
Но дус не двинулся с места.
13
Теперь Мелеин была облачена не в золотую, а в белую мантию. Она сшила себе новые одежды, а в соседних с рубкой управления отсеках устроила свои покои — скромные и приятные: здесь было лишь одно кресло — для нее; и циновки, на которых могли сидеть другие; и она начала покрывать стены самого холла и ведущего вниз коридора величественными золотыми, черными и голубыми разводами; и ярок и странен был контраст этих стен с голыми стенами где-нибудь в другом месте. Отсюда, из своих покоев, она потихоньку завоевывала корабль, превращая его в собственный дом.
Сама не сознавая того, она возрождала утраченный эдун, Дом Народа. Она восстанавливала письмена, и мастерство и великий труд помогали Мелеин справиться с этой нелегкой и священной работой.
Увидев это, Ньюн почувствовал благоговейный трепет, и каждый раз, приходя навестить Мелеин, он замечал, что ее труд продвигается по кораблю. Он все еще не мог поверить, что ей уже доступны подобные знания. Ведь госпожа Мелеин еще совсем недавно была самой юной дочерью Дома — Мелеин Зайн-Абрин, Избранницей госпожи Интель.
Ту Мелеин, которую он знал, его родную сестру, его товарища-кела, Ньюн потерял навсегда. Это произошло постепенно, словно письмена, строчка за строчкой ложившиеся на стены корабля. Он вспомнил их детство среди Катов, вспомнил, как уже кел'ейнами играли на высоких холмах Кесрит. И вот Мелеин достигла возраста и подобающего Матерям уважения. То, чем она владела, делало ее непонятной для Ньюна. Он был всего лишь кел'еном и не мог читать написанного ею, не в силах был постичь загадки, которые изредка исторгали ее уста, и, к своему смущению, понимал, насколько за шесть лет, прошедших с тех пор, как они оба были Келами, выросла разделявшая их пропасть. Символы воинской чести, голубые сет'ал, были на лицах их обоих; но рукам Мелеин уже не суждено было коснуться оружия, и уделом ее стала присущая Сенам спокойная сдержанность. Она не носила вуали. Мать эдуна очень редко закрывала лицо перед своими детьми. В присутствии чужака или незнакомца она лишь отворачивалась. Она была одинока: одетые в золотистые мантии Сены заменяли ей слуг; Келы, опытные воины, были ее Мужьями; Каты- взрослые, на радость ей, рождали светлоглазых детей. И временами Ньюн с мучительной болью чувствовал, как мало он может сделать для нее.
— Ньюн… — Мелеин улыбнулась и, протянув руку, коснулась его. Он преклонил колени у ее кресла — будучи Келом, он, как и не привыкший к роскоши Сен, не признавал мебель. Его дус был рядом, излучая тепло и верность. Малыш, пришедший с ними в гости, пристроился у ног госпожи, выражая подобным, присущим лишь дусам, образом свое обожание. Говорили, что мысли касты Сенов были слишком сложны, слишком холодны для дусов. Правда ли это, Ньюн не знал — но, как ни странно, даже когда Мелеин была келом, ни один дус не выбрал ее, и девушка с горечью завидовала другим кел'ейнам. Теперь у нее никого нет… и не будет. Дус обожал Мелеин, но никогда не пытался коснуться ее своим разумом — он скорее отдавал предпочтение землянину, но не расчетливой власти госпожи Мелеин с'Интель.
Ньюн опустил голову, когда госпожа коснулась его, и снова поднял глаза.
— Я привел Дункана, — сказал он. — Я научил его, как следует вести себя; я предупредил его обо всем.
Мелеин кивнула.
— Что ж, если ты считаешь, что пришло время, — произнесла он, поглаживая по спине устроившегося рядом дуса, — позови его.
Ньюн взглянул на нее, чтобы еще раз попросить ее проявить терпение… заговорить с ней, как тогда, когда они оба были детьми; но существовавшая когда-то между ними близость исчезла. Дусы почувствовали тревогу. Зверь Ньюна замотал головой. Кел'ен поднялся, толкнул дуса, заставляя того идти впереди себя.
Дункан ждал. Ньюн нашел землянина на том же месте, где и оставил его — напротив двери, на противоположной стене коридора.
— Идем, — сказал он Стэну. — И не закрывай лица. В холле нет чужих.
Дункан закрепил мэз под самым подбородком и вошел следом за мри, чуть задержавшись в середине комнаты, пока Мелеин не сделала приглашающий жест, показав Стэну, что ему следует сесть по левую руку от нее, рядом с отдыхавшим малышом.
Дункан шагнул вперед, с опаской глядя на дуса, которого он смертельно боялся. Ньюн хотел было возразить, но решил, что лишь обидит землянина и позволит Мелеин усомниться в том, что Стэну действительно можно присутствовать здесь. Дункан осторожно опустился на предназначенное ему место, а Ньюн устроился на своем — справа от Мелеин, на расстоянии вытянутой руки от землянина и второго дуса. Коснувшись пальцами малыша, Ньюн почувствовал, что тот спокоен, и позволил себе расслабиться.
— Дункан, — мягко окликнула Мелеин. — Кел Дункан… Ньюн сообщил мне, что ты понимаешь хол'эйри.
— Я глотаю слова, госпожа, но могу понять сказанное.
— Должно быть, до того, как ты попал к нам, ты немного знал му'а…
— Да. Несколько слов.
— Должно быть, тебе пришлось немало потрудиться, — сказала она. — Знаешь, сколько уже времени ты находишься здесь?
— Нет. Я больше не считаю время.
— Ты доволен, Дункан?
— Да, — отозвался Стэн, и по тому, как он задержал дыхание, Ньюн понял, что сам землянин не верит в это. Дункан лгал — так поступали лишь земляне.
Ему не следовало делать этого.
— Тебе известно, — продолжала Мелеин, — что мы идем домой.
— Ньюн говорил мне.
— Твои соплеменники догадывались об этом?
Дункан не ответил. Вопрос очень напугал его: Ньюн через дусов почувствовал удар страха.
— Путь нашей расы, — негромко продолжала Мелеин, — начался давно, и был он долог, ибо корабли, что, подобно этому, могут сделать его столь стремительным, были недоступны нам. Путь, который привел нас к вам, длился около двух тысячелетий. И существовали времена, о которых Народ хотел бы никогда не вспоминать, и поколения, что сменялись во Мраке при перелете от звезды к звезде, не знавшие Пана, Запретного, Святого, Тайн… и они ступали на новую землю, понимая лишь то, о чем им говорили. Но на этот раз… на этот раз, кел Дункан, наше прошлое осталось с нами, оно в тебе самом, и оно живо; да, это вопреки всем законам, вопреки мудрости, накопленной множеством Матерей, что были до меня — но и наш путь совсем иной, и совсем иной — наш Мрак. Я позволила тебе остаться с нами. Подозревали ли твои соплеменники, Дункан, что мы собираемся домой?
У малышей-катов была запрещенная игра, игра в правду: коснись дуса и попробуй солгать. Узнав о ней, Матери сразу же наложили запрет, хотя огромные звери были терпимы к детям, а невинные мысли малышей не могли встревожить дусов.
«Найди, где я спрятал камень.'
«Это близко? Далеко?'
Коснись дуса и попробуй солгать.
Но не пытайся лгать братьям — келам или сенам.
— Мелеин! — запротестовал Ньюн. — Он боится зверей!
— Он боится, — хриплым эхом отозвалась она. — Скажи мне, Дункан, что они ожидали от записи, которую вложили в корабль?
— Что это… что это местонахождение баз мри.
В воздухе, словно перед штормом сделавшемся тусклым, душным и зыбким, чувствовалось
