современность брошены в постоянное грубое сопоставление На маленьком пространстве, не больше нескольких акров, удаленные друг от друга эпохи взаимопроникают друг в друга. Здесь перед вами разворачивается во всей красе главный музей современного искусства. Вокзал и станция метро, улица секс-шопов, фонтан, полный огнеглотателей и поедателей стекла (сурового вида джентльменов сопровождают их подружки, которые несут ленч и бутылку с бензином). Каменные фасады как древних, так и современных зданий соединены на различных уровнях. Есть открытые и закрытые пространства, и все они связаны воедино извивающейся бетонной стеной, которая проникает то здесь то там в древние дома. В этом квартале у латиноамериканцев есть свои кафе, места, где встречаются все вновь прибывшие беженцы. Это судьба современной Южной Америки Они приезжают в Париж со своими песнями и со своей политикой. И ни одна волна не бывает последней. Здесь же вы встретите и других беженцев: из Магриба и Черной Африки, из Ирана и Арабских стран — отовсюду, где инакомыслие наказывается долгим тюремным заключением или смертью.
Погруженный в собственные мысли, я пообедал в маленьком ресторане на рю де Блан и вернулся к себе в номер. Сначала я планировал освежиться и выйти снова, чтобы насладиться ароматом ночного Парижа и, возможно, подцепить одну-две ниточки, ведущие к Алексу. Но потом решил лечь в постель и предаться меланхолии. Когда я нащупывал на стене выключатель, голос из глубины номера произнес:
— Не затрудняйтесь, старина, не надо света. В темноте гораздо уютнее.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
17. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ ТУТ
Хотя голос ничего такого не сказал, я понял, что у его обладателя есть пистолет. Окажись я на его месте, я бы на всякий случай прихватил оружие. Поэтому я решил не делать резких движений и вообще ничего такого, что могло бы встревожить голос (хотя он звучал вполне спокойно) и вызвать преждевременную или, скажем так, ошибочную стрельбу Кроме принятого решения, у меня в настоящий момент не оставалось никакого эффективного хода. Я уже закрыл за собой дверь. Бежать было некуда.
— Могу я сесть? — спросил я.
— Устраивайтесь поудобнее, — ответил голос. Он говорил по-английски, но с французским акцентом, как и следовало ожидать. Лунный свет струился через высокие с белыми шторами окна, рисуя на полу тропинку желтого цвета и создавая во всей комнате призрачное освещение. Шкаф прижался к углу комнаты, словно сказочное чудовище. Из темноты выступало кресло, и я плюхнулся в него.
Выдержав подходящую паузу, я заговорил:
— О'кей, вы собираетесь сказать мне, что все это значит, или будем сидеть в темноте и молчать?
— Я действую в интересах некоторых моих друзей, — ответил голос.
— И как это надо понимать? — спросил я.
— В поле нашего внимания попало то обстоятельство, что вы ищете Алекса Синклера.
— Правильно, — подтвердил я.
— Вероятно, мои друзья могут помочь.
— Прекрасно. Я плачу за информацию. Передайте вашим друзьям, пусть они позвонят мне. Завтра утром лучшее время. Или, когда будете уходить, оставьте мне их телефон, я позвоню сам.
— По-моему, самое лучшее, если мы встретимся с ними прямо сейчас.
— Я был бы счастлив, — почти согласился я, — но фактически у меня через несколько минут назначено свидание. Почему бы нам не договориться о встрече? Ленч завтра — подходит? Я угощаю.
— Симпатичное предложение, мсье Об <Французский вариант произношения имени Хоб.>, но не подходит. Мои друзья настаивают — они хотят видеть вас сейчас. Вы пойдете тихо и культурно или предпочитаете устроить себе и мне неприятности?
— Это полностью зависит от того, вооружены вы или нет, — ответил я.
— Остерегайтесь ошибки, — предупредил голос, — я вооружен.
— Сказать легко, — возразил я. — Разве я должен верить вам на слово?
— Ладно, — фыркнул голос. — Включите свет.
Я выполнил распоряжение. При верхнем свете обнаружился мужчина средних лет и мрачного вида. Землистое лицо в следах оспы. Синяя щетина выступала из желтоватой кожи, будто иглы стальной щетки, проткнувшие серовато-зеленую простыню. Длинный черный плащ и черный котелок дополняли картину. Он выглядел как интеллектуал, загримированный под гангстера тридцатых годов. С таким маскарадом французы справляются очень хорошо. В правой руке зловеще мерцала синяя сталь автоматического пистолета.
— Принимаю на веру, что он заряжен, — буркнул я. — Есть такое понятие, как слишком далеко зашедшее доверие. Куда мы отправимся, и собираетесь ли вы тыкать в меня этой штукой на улице?
— Он будет у меня в кармане, — сказал мужчина, пряча пистолет. — Не заставляйте меня стрелять, иначе будут испорчены два пиджака, не говоря уже о вашем здоровье.
Итак, мы вышли в июньскую ночь.
Париж широко известен как город, вызывающий сильное сердечное волнение. Особенно когда вы идете по улице, а пистолет-упирается вам в ребра. Мысли о побеге носились у меня в мозгу, как маленькие серые кролики. Что помешает мне неожиданно рвануть, забежать в аллею, или в театр, или в бар, пли в секс-шоп, или даже нырнуть в жандармерию, мимо которой мы как раз проходили? Я с сожалением отбросил эту мысль. Черные лебеди осторожности вернули мне здравый смысл. Любое внезапное движение могло вызвать у этого центуриона неизвестной мне вражеской армии приток адреналина в кровь и обострение соответствующих рефлексов. Если его настороженный палец лежит на спусковом крючке, то резкое движение с моей стороны может заставить его выстрелить раньше, чем он поймет, что этого делать не стоит. И, конечно, после этого он вполне мог скрыться, потому что в Париже никто не обращает внимания на шум, если он не такой громкий, как взрыв средних размеров бомбы, и не такой дробно-назойливый, как автоматная очередь.
Так я и шел. И пока я шел, я думал. Одно из преимуществ вечерней прогулки с пистолетом, упирающимся в ребра, в том, что она способствует истинно высокой оценке даже самых незначительных радостен. Таких, как появление на тротуаре старого друга с белым раскрашенным лицом, имитирующего походку прохожих.
— Привет, Арне, — бросил я, когда мы поравнялись с ним. Я надеялся, что он уловит в моем голосе ноту отчаяния.
Арне сделал преувеличенно низкий поклон, засунул правую руку в карман, подражая моему похитителю, и сбоку чуть позади пристроился к нам. Самое время разыгрывать дурака! Лицо Арне приняло озабоченно-злое выражение. Глаза бегали взад-вперед. Он в совершенстве изображал вороватую подозрительность, и моему похитителю это не понравилось. Он сделал угрожающий жест в сторону Арне. Арне с преувеличением повторил его.
Вот он, мой шанс. В те несколько мгновений, пока разыгрывается это двойное представление, я сумею улизнуть.
Или, вернее, я бы сумел улизнуть, если бы не заметил в толпе бесспорно представительную фигуру в темно-синем костюме с красной гвоздикой. Мистер Тони Романья.
Я решил, что тут слишком много загадок и будет лучше, если я немедленно разгадаю хотя бы одну из них.
— Уберите этот дурацкий пистолет, — бросил я своему похитителю. — Ведите, куда вам приказано меня доставить.
— Вы хотите сказать, что я могу доверять вам?
