— А, у тебя новости. Я буду в «Ле Пер Транкиль», выпью чего-нибудь
Удивительно, как легко подцепить информацию, если знаешь, где сшиваться. По-моему, без преувеличения можно сказать, что я самый искусный в западном полушарии охотник за информацией. Конечно, это талант такой же, как и другие, и его главная составляющая — терпение.
— Привет, ты здесь, парень, — двадцать минут спустя сказал мне Хуанито, оставив своих приятелей обходить со шляпой слушателей — Как поживаешь, а?
Вдобавок к рубашке с рюшами на Хуанито были обтягивающие, как собственная кожа, штаны тореадора, спортивные туфли «найк» и белая с синим косынка в горошек, небрежно завязанная вокруг шеи, как у Джона Фойта в «Полночном ковбое». На этот раз он одарил меня мальчишеской улыбкой вместо обычной мрачной ухмылки апаша < бродяга, вор>.
— Послушай, Об, ты все еще хочешь увидеть Алекса? Радостная улыбка и сияющие глаза Хуанито сказали, что это будет мне чего-то стоить. Наверно, дорого. Никто так не любит вас, как парень, который собирается ополовинить ваш кошелек.
Я помедлил.
— Понимаешь, — начал я, — нельзя сказать, что я ищу его. Я имею в виду, что рад бы повидаться с ним, раз уж я в Париже. Но, если не повидаюсь, тоже не велика беда. Понимаешь, что я имею в виду?
Лицо Хуанито увяло. Я наблюдал, как счетная машинка в его мозгу сбросила тридцать процентов с цены, которую он собирался запросить за свою, возможно фальшивую, информацию.
— Брось, Об, — воспрянул он, снова натянув улыбку — Я знаю, что ты должен найти Алекса, а это ведь чего-то стоит, правда?
Я признал, что, вероятно, несколько франков, пожалуй, мог бы заплатить Потому что ничего особенно волнующего от Хуанито не жду, так, пустяки.
— А сколько будет стоить, если я, допустим, отведу тебя прямо к нему?
— Можешь отвести? — спросил я.
— Ну, не прямо сейчас, но скоро. Однако сначала ты должен сказать мне, сколько это будет, по- твоему, стоить.
— Хуанито, если ты можешь отвести меня прямо к Алексу без крохоборства и мелочной торговли, — я наградил его тяжелым взглядом, — то получишь двести американских долларов, и я сделаю тебе любезность.
— Какую любезность?
— Я не скажу жандармам, что у тебя нет разрешения на работу во Франции.
— Как ты об этом узнал? — Его будто стукнули алебардой.
— Я не выдаю своих источников. — И своих счастливых догадок тоже.
— Пусть будет пятьсот, о'кей? У меня есть люди, чтобы позаботиться о справке для жандармов.
Я хотел было стоять насмерть, но потом решил, какого черта. Если это чьи-то деньги, потому что взятка и подкуп входят в расследование и оплачиваются клиентом, а возможно, и двумя клиентами, то пусть так оно и будет.
— Ладно, — согласился я. — Когда мы это сделаем?
— Встречай меня сегодня ночью перед Сент-Осташ. Знаешь, где это?
— Конечно, знаю. Ты что, принимаешь меня за туриста? — Я всегда могу найти любую точку в МОЕМ Париже
— О'кей, там и увидимся.
— Подожди минутку, в какое время?
— Давай, Об, сделаем это в полночь?
— Прекрасно, — сказал я. — Только окажи мне одну любезность, о'кей?
— Конечно, Об. — Он улыбнулся, но выглядел немного озадаченным.
— Перестань называть меня «Об». Ты южноамериканец, а не француз, у тебя нет оправдания в придыхании. Попытайся — Х-О-Б.
— ..О-Б, — повторил Хуанито.
— Гораздо лучше, — одобрил я. — Hasta mas tarde. Не опаздывай. — И я ушел, погрузившись в размышления: полночь, гм-м. Интересно, что бы это значило.
33. ВИКО В ПАРИЖЕ
В тот же день ближе к вечеру я сидел на скамейке возле Сены, ожидая увидеть кого угодно, кроме Вико. Он сел на другой конец скамьи, но ничего не сказал.
Сегодня было воскресенье. Я вспомнил, что вчера он участвовал в соревнованиях по виндсерфингу в Гонфлере. Как предполагалось, сегодня, в случае, если он выиграет, Вико должен заплатить мне деньги Фрэнки Фолкона за доски. Глядя на него, я не мог определить, что произошло. Он не казался победителем с сияющими глазами. Но он не выглядел и как опущенный в воду проигравший. При таких обстоятельствах лучше всего спросить.
— И как прошли соревнования по виндсерфингу?
— Меня не интересуют ваши шутки, — буркнул он.
— О чем вы говорите?
— Вы прекрасно знаете.
— Нет, не знаю, — возразил я. — Что, по-вашему, я должен знать?
— Вы знаете, что я не участвовал в соревнованиях в Гонфлере. — Вико помрачнел.
— Откуда мне это знать?
— Оттуда, что вы украли доски, — почти крикнул Вико. Лицо его сморщилось. Он зарыдал. — Ох, подонок! Мой самый большой шанс! А вы не могли доверить их мне на несколько паршивых часов!
— Кто-то украл у вас доски? Как? Когда?
— Я думал, что их доставили из аэропорта в отель. А они туда так никогда и не прибыли.
— Но кто их взял? Не сомневаюсь, что люди видели.
— Большой мужчина в шоферской форме. Так сказал мне носильщик.
— Очевидно, что не я. У меня даже нет шоферской формы.
— Вы могли нанять человека, чтобы он украл мои доски, — заявил Вико.
Я не стал утруждать себя, объясняя ему иронию ситуации: он обвиняет меня в том, что я украл у него виндсерферы, которые он сам украл у моего работодателя. Парень, похоже, был не в том состоянии, чтобы понимать иронию. Вместо этого я спросил:
— Зачем бы я украл их?
— Для того, чтобы вернуть своему клиенту Фолкону.
— Хорошая идея, — согласился я. — Мне бы надо было подумать об этом вчера. Но ведь я уже согласился подождать оплаты. Разве вы не помните? Вико пожал плечами.
— Вико, проснитесь, — сказал я. — Я не крал ваших досок. До вас дошло?
— Не имеет значения, дошло до меня или нет, — снова начал Вико. — Проблема не в том, что я думаю, проблема в том, что подумают мои партнеры.
— Первый раз слышу о ваших партнерах. Я считал, вы один против всего мира пустились в приключение на виндсерфинге.
— Ну, я чуть преувеличил, — признался Вико. — Дело в том, что у меня есть партнеры, а им не понравится такое развитие событии. Пропустить соревнования в Гонфлере уже очень плохо. Ну а как быть с другими европейскими событиями в, виндсерфинге? На следующей неделе Амстердам, потом Гармиш, озеро Констанс, Маджиоре. Очень важно, чтобы я там тоже поднимал парус.
— Сочувствую, — проговорил я. — Но вам бы следовало сначала заплатить за доски. А вместо этого вы на рыбачьем судне ввезли их контрабандой во Францию.
— Вы и об этом знаете? Мистер Дракониан, моя большая ошибка, что я это сделал. Но я был
