Драгутин слушал Смышляя с большим вниманием. Нельзя сказать, что в Арконе пришлого боярина встретили без чести, но и почета тоже не оказали. Несмотря на все старания Буривоя, посольство с юга не приняли пока ни каган Славомир, ни кудесник Велимир. Впрочем, обижаться на такое невнимание не приходилось. У Драгутина не было полномочий от отца, ибо великий князь киевский Яромир не спешил рвать отношения с Турганом. Той же линии поведения придерживался и стареющий радимецкий князь Всеволод. И только князь Гостомысл осмелился возвысить голос против нарастающего всевластия хазарского кагана. Впрочем, земли новгородские лежали слишком далеко от Итиля, столицы каганата, и Гостомысл мог себе позволить своеволие. К сожалению, князь Новгорода был в плохих отношениях с верховным вождем ругов, и его слово мало что значило в Арконе. Пока Драгутину удалось поговорить только с ближником Славомира боярином Родегастом. Ничего важного Родегаст ему не сказал и ничем существенным не обнадежил. Славомир размышлял, ибо положение Варгии не было столь уж безоблачным, а власть кагана ругов ограничивалась своеволием князей и родовых старейшин. У Драгутина создалось впечатление, что руги больше озабочены происками Каролингов, создавших стараниями Карла огромную империю на западе, чем усилением кагана Тургана и его союзников рахдонитов на юге. Драгутин на всякий случай намекнул Родегасту, что союз Каролингов и хазар не такое уж безнадежное дело, как это кажется ругам. И к этому союзу вполне может примкнуть Византия, давно острившая зубы на земли славян. В ответ Родегаст лишь посоветовал боярину встретиться с братьями Рериками, вожаками немалой дружины, которые, возможно, захотят помочь попавшим в беду радимичам, вятичам и полянам. Поначалу Драгутин воспринял слова Родегаста как насмешку, но сейчас, слушая Смышляя, пришел к выводу, что дело, видимо, обстоит не так просто, как ему казалось поначалу.
– Трасик сильно мешает кагану?
Купец в ответ на заданный в лоб вопрос боярина развел руками:
– Так ведь ободритский князь смотрит в рот Людовику Тевтону, внуку императора Карла, а это никак не может устраивать кагана Славомира.
Драгутин знал о раздорах в стане Каролингов. После смерти императора Карла его сыну Людовику Благочестивому не удалось удержать всю полноту власти в руках. Против него восстали собственные сыновья: Людовик Тевтон, Пепин и Лотарь. Они, объединив усилия, почти разорвали на части созданную дедом империю. Если верить Родегасту, каган Славомир приложил руку к разжиганию вражды между Каролингами. Однако даже распавшаяся на куски империя представляла серьезную опасность для Варгии. Особенно непримиримо был настроен Людовик Тевтон, земли которого вплотную подходили к землям славян на Эльбе. Именно здесь, близ бывшей границы Римской империи лимеса, следовало ждать прорыва тевтонов. Удержать их могли лишь объединенные усилия всех славянских племен. А вот единства как раз и не было. Многие князья не отказались бы последовать примеру Трасика и получить из рук Людовика Тевтона титул если не герцога, то хотя бы графа. При таком раскладе князь ободритов не просто мешал кагану: он мог стать могильщиком общеславянского дела и погубить надежды славян на лучшую долю не только на Эльбе, но и на Руте.
– Я хочу повидаться с Рериками. – Драгутин вопросительно посмотрел на Смышляя.
– Как скажешь, боярин, – с охотою подхватился с места купец. – Тем более что дом их недалече. Я, пожалуй, сам пойду. А то челядина за княжичами посылать неловко. Обидятся еще. Варяги – люди гордые.
Буривой проводил взглядом Смышляя и обернулся к Драгутину, в его серых глазах промелькнула насмешка.
– Решил помочь сиротам, боярин?
– Не столько сиротам, сколько кагану Славомиру. Ему нужен город Микельбор, а самому столкнуть со стола князя Трасика неловко. Ибо за Трасиком стоят тевтоны. А мы здесь люди пришлые. Погуляли на чужом пиру и отвалили к родным берегам.
– А сдюжим? – засомневался боготур Осташ. – Все-таки чужая сторона. Тут и опереться не на кого. А каган в случае чего от нас отречется.
– Сдюжим, – усмехнулся Буривой. – Нам не впервой. Лишь бы эти Рерики не подкачали.
Боярин Забота, привольно раскинувшийся на лавке после сытного ужина, лишь одобрительно крякнул в ответ на слова Белого Волка да кивнул. За десять лет, что Осташ его не видел, боярин погрузнел еще более, но мощи не растерял, а уж скорее удвоил. На весле он работал так, что бывалые мечники языками цокали от восхищения. Это же надо, сколько силы отвалили человеку щедрые славянские боги! Осташ силой тоже вроде бы не обделен и в радимецких землях ходит одним из первых средь боготуров и мечников, но с Заботой ему, конечно, тягаться трудно. Этот медведя голыми руками порвет, не то что боготура.
Рерики на поверку оказались крепкими отроками. Старшим, Сидрагу и Воиславу, уже исполнилось по двадцать, а младшим, Сивару и Трувару, – по восемнадцать. Двое последних родились, похоже, близнецами. Во всяком случае, Осташ не рискнул бы вот так сразу сказать, который из них Сивар, а который Трувар, хотя братьев ему представили.
Некоторое время гости и хозяева присматривались друг к другу. Хотя в данной ситуации так сразу и не скажешь, кто же сейчас выступает в роли хозяев. Наверное, хозяевами на острове Рюген могли считаться все-таки Рерики, для которых здесь не нашлось бы ни тайн, ни недоступных мест. Старшим среди братанов был сын князя Драговита Сидраг – именно он претендовал на стол, занимаемый сейчас Трасиком. Несмотря на молодость, княжич Сидраг внушал уважение и ростом, и статью, и резкими чертами на редкость красивого и чисто выбритого лица. Среди сыновей князя Годлава явно верховодил Воислав – молодой светловолосый человек с пронзительными синими глазами и темной, почти черной, полоской усов над пухлой верхней губой. У Сивара и Трувара усы еще не отросли, да и по виду они были совсем мальчики, вряд ли пригодные пока для больших дел.
– А почто вы брады носите, словно ведуны? – прервал затянувшееся молчание простодушный Сивар и с любопытством уставился на Осташа. Вопрос прозвучал по существу, ибо среди пришельцев с юга, сидевших за столом, только боярин Забота был чисто выбрит. Тем не менее Осташ рассмеялся – боготура позабавило произношение юного варяга, у которого слово «почто» звучало как «поцто».
– Так ведь мы ведуны и есть, – пояснил братанам боярин Драгутин. – Я ведун Даджбога, Буривой – ведун Перуна, а Осташ – ведун бога Велеса.
– Рогатому, значит, служишь, – неодобрительно покосился на боготура Сивар.
– А чем это тебе бог Велес не угодил? – удивился Осташ.
– Чернобог Белобогу не брат, хотя и не враг, конечно, – ушел от прямого ответа младший из Рериков.
– Все наши боги от бога Рода произошли, – заметил примирительно боярин Драгутин. – И не нам судить о замысле Создателя.
– А зачем же заведенный ряд рушить? – вежливо спросил Сидраг. – Разве в обязанности ротариев и ведунов не входит сохранение незыблемости мироздания, созданного Родом и его воплощениями? А Чернобог жаждет перемен.
– Вечен только мир, созданный Родом, – строго сказал Буривой, – а все живое рано или поздно заканчивает свой путь, чтобы с помощью бога Велеса найти новую дорогу.
– Кроме того, Велес хранит твои нажитки, княжич Сидраг, – дополнил Осташ. – Ибо без Скотьего бога не будет у тебя ни стад, ни иного богатства.
– А мне больше по душе бог Перун-Световид, дающий удачу в воинском походе, – усмехнулся в черные усы Воислав.
– Одно другому не мешает, – пожал плечами Осташ.
– За Белобога и Чернобога, – поднял здравную чашу боярин Драгутин, – за отца их Рода и всех славянских богов.
Чаша с вином пошла по кругу, и кто имел усы, тот их в той чаше смочил, а безусым осталось только губами чмокнуть. И снова наступило молчание. Похоже, Рерики не совсем понимали, зачем их пригласил в гости боярин с юга, а Драгутин не спешил просвещать их на этот счет.
– По заведенному богами ряду, власть принадлежит старшему в роду, – начал негромко Драгутин. – Бог Световид не станет потакать тем, кто хочет порушить заведенные устои. И ведуны Световида, и каган не в силах противиться воле Белобога, даже если князь Трасик пошел по худой тропе.
– Дракон он, а не князь, – зло процедил Сидраг и покосился при этом на Осташа. – Ведуны Чернобога ему ворожили, я-то знаю. А ведь Трасик по младости лет не имел права участвовать в черном обряде и свидетельствовать против старших братьев. Кудесник Гордон обманул своего бога и возвел напраслину на наших отцов.
– Где это было? – спросил Осташ.
– В Волыни. Там самый богатый храм Волосатого в Варгии.
– Если ты говоришь правду, Сидраг, – задумчиво проговорил Драгутин, – то дядька твой встал на опасный путь, чреватый Калиновым мостом.
Сидраг слегка побледнел, но глаз не отвел. За столом воцарилось напряженное молчание, даже Сивар и Трувар, вкушавшие с аппетитом мясо, перестали жевать и сидели теперь с открытыми ртами. До них наконец дошло, в каком страшном преступлении обвинил дядьку Трасика Сидраг. Только безумный испрашивает дорогу у Волосатого, и только подобному богам удается ее пройти.
– Ты готов повторить свои обвинения пред ликом Велеса? – тихо спросил у Сидрага Осташ. – Подумай, княжич, ибо решение бога может лечь страшным бременем на твои плечи. Стоит ли княжеский стол ободритов души, потерянной в Навьем мире? Страна Забвенья – страшная страна, и мало кому удавалось найти оттуда дорогу в страну Света.
Сидраг молчал, вперив глаза в стоящую на столе золотую здравную чашу. На ее обращенной к княжичу стороне ротарий убивал дракона на Калиновом мосту. Было ли это случайностью, или боярин Драгутин намеренно выставил на стол эту чашу, Осташ не знал, зато он от души сейчас сочувствовал сыну князя Драговита. Бог Велес не любит, когда его беспокоят по пустякам, и горе тому, кто возвел пред его очами напраслину на родовича.
– Я знаю, что пред очи Чернобога можно предстать только в сопровождении боготура. – Сидраг поднял глаза на Осташа: – Ты поможешь мне, радимич?
– Я готов пойти с тобой, княжич Сидраг, – кивнул головой Осташ. – Но если Велес скажет нет – я снесу тебе голову.
– А разве у Сидрага не будет права поднять меч в свою защиту? – холодно спросил Воислав Рерик.
– Будет, – кивнул головой Осташ. – Но за мою смерть ему будут мстить все ведуны Велеса до тех пор, пока его голова не падет с плеч.
– Хорошо, – Сидраг надменно сжал губы. – Пусть будет так, как решит Чернобог.
– В таком случае, готовь ладью, княжич, – спокойно сказал Драгутин. – Не думаю, что лужичи осмелятся напасть на человека, идущего за правдой к Чернобогу, но лучше, если тебя будут сопровождать ведуны трех славянских богов.
Буря, налетевшая вчера на остров Рюген, к полудню, кажется, стихла. Во всяком случае, каган Славомир рискнул спуститься во двор под мелкий моросящий дождь, чтобы полюбоваться жеребенком, появившимся этой ночью на свет. Жеребенок, придерживаемый челядинами, стоял посреди двора на ногах, подрагивающих от слабости, и удивленно смотрел на приближающегося кагана. Славомир ласково потрепал новорожденного по теплой шее. Кто знает, возможно, через несколько лет и это слабое пока существо станет конем Световида, ибо где же еще богу брать жеребцов, как не из конюшни своего первого ближника кагана Славомира?
– Боярин Драгутин покинул остров Рюген, – тихо произнес за спиной хозяина Родегаст.
– Вот как? – Удивленный каган обернулся к ротарию. – Он решил вернуться домой?
– Нет, он ушел в Волынь.
– Один?
– Нет, он взял с собой Рериков.
Славомир удивленно вскинул брови.
