крепость Варуну, дабы прикрыть урсов и славян, пришедших из радимецкого княжества на пустующие земли. Среди пришельцев верховодил ган Искар, сын Лихаря и внук гана Листяны, хорошо известного в Русалании своей удачливостью в набегах. Атаманы встретили Искара как равного и после прохождения необходимого в таких случаях обряда приняли его в свою среду. Вместе с ганом Искаром клятву Перуну принесли и двести его мечников, выходцев как из знатных, так и из простых радимецких и урусских родов.
С атаманом Искаром Воислав Рерик столкнулся уже на варунской пристани. Рослый светловолосый урс с поразительно синими глазами первым делом обнялся почему-то с боготуром Осташем, а уж потом с боярином Драгутином. Рерика удивило несомненное сходство между атаманом и даджаном, хотя, по слухам, Искар доводился боярину всего лишь зятем. Боярин Драгутин привел в Варуну более тысячи мечников, но крепость была настолько велика, что поглотила их без всякого труда. Ворота захлопнулись за пришельцами, и огромные поворотные колеса, расположенные в вежах, подняли мост, переброшенный через довольно широкий ров. Особой необходимости в подобных предосторожностях не имелось, но атаману Искару, видимо, хотелось продемонстрировать боярину, что времени он зря не терял и готов ко всяким неожиданностям. Впрочем, мост тут же опустили, ворота вновь распахнули настежь, и строительная суета внутри и вокруг крепости продолжилась. Внешние стены Варуны были уже готовы, полным ходом шло возведение угловых башен, да и внутри крепости строились дома, предназначенные для ее обитателей. Здания возводились в основном из камня, а деревянным в крепости был только храм Перуна, покровителя русов-ротариев. Рядом с храмом располагались палаты атамана Искара, ставленные в два яруса, – уже практически готовые, за исключением крыльца, над которым сейчас трудились камнерезы. А далее по всей крепости в строгом порядке стояли дома ротариев и мечников. Иные уже подведенные под крышу, а иные еще недостроенные. Воислав проследил, чтобы сотня его ротариев была устроена со всеми возможными удобствами. Все же не простые мечники, а истинные русы, имеющие право не только на любовь богов, но и на почтительное отношение простолюдинов. Что же касается вождей, то их атаман Искар пригласил в свои палаты, дабы они могли разделить с ним кров и пищу. Гостей, видимо, ждали, поскольку столы в гридне уже ломились от яств. Из снующей вокруг толпы служек и служанок Воислав без труда выделил красивую молодую зеленоглазую женщину в богатом наряде – именно она распоряжалась всем хороводом, и именно она поднесла здравную чашу сначала боярину Драгутину, а потом всем остальным гостям.
– Ляна, жена гана Искара, – пояснил Рерикам боготур Осташ.
Воислав осушил здравную чару с достоинством, а Сивар с Труваром отчего-то залились ярким румянцем под взглядом зеленых глаз. Старшему брату пришлось ткнуть близнецов локтями, чтобы не пялились без зазрения совести на чужую жену и не роняли тем княжеского достоинства. Молодой новгородский боярин Вадим, стоявший рядом с боготуром Осташем, хмыкнул в отрастающие усы и расплылся в ослепительной улыбке. Зато средний сын князя Гостомысла, Избор, расцеловался с хозяйкой, ибо ему она доводилась племянницей.
– А мы? – вдруг встрепенулся Сивар. – Мы же ей тоже не чужие, коли наша мать Умила ее матери Всемиле доводится родной сестрой.
– Обойдешься, – строго осадил брата Воислав. – Прежде чем в родню набиваться, надо дары хозяйке поднести. А мы как назло прибыли налегке. Здесь в Руси люди гордые, даже дед Гостомысл нас не столько гладил, сколько глазами стриг.
Великий князь Новгородский действительно принял варяжских внуков без особой сердечности. Тому имелись веские причины. Во-первых, Гостомысл не слишком жаловал своего зятя князя Годлава, который в юные годы был одним из самых буйных ротариев кагана Славомира и попортил новгородцам немало крови. Собственно, и дочь Гостомысл ему отдал только для того, чтобы отвязаться от настырного князя, без зазрения совести разорявшего земли славян беспрестанными набегами. Война тогда меж ругами и новгородцами шла нешуточная, и только брак Годлава и Умилы привел к окончательному замирению сторон. Во-вторых, Гостомысла не могли не тревожить слухи о намерении кагана Славомира протолкнуть старшего из Рериков в каганы Юга. Сны снами, но, чтобы добраться до булавы, символа власти кагана, придется пролить реки крови. Зачем зря кружить голову и без того беспутному мальчишке. Этак он все племена Руси и Хазарии меж собою перессорит. Между прочим, и род самого Гостомысла уходит корнями в арийскую старину, когда еще не было ни славян, ни германцев, ни кельтов, и вервь русов выкликала одних для всех верховных вождей. И каганову булаву держал в руках не только Додон, но и Вандал, отец князя Владимира. Именно Владимир Старый привел словен новгородских, радимичей и вятичей из вендских земель в земли Руси, которая была прародиной всех арьев и где по сию пору жили и живут их кровные братья урсы и скифы. Руги слишком возгордились своей силой и любовью к ним бога Световида. Но ведь Световид, родной брат Перуна, не чужой и новгородцам, в Ладоге ему служат волхвы со всем старанием, и главный из них, кудесник Вадимир, уже выразил осторожное сомнение по поводу пророчеств кудесника Велимира. Правда, боярин Драгутин успокоил князя Гостомысла, что речь идет всего лишь о Соколе, одолевшем Гепарда, ставшего Драконом-Змеем. И что пророчество это можно толковать по-разному. Вовсе не обязательно, что Соколом окажется именно Воислав Рерик, да и каган Турган еще не объявлен Велесовыми волхвами Змеем, хотя по делам своим вполне этого заслужил. Князь Гостомысл согласился с боярином в оценке поганых деяний нынешнего кагана, но настоятельно посоветовал ему присматривать за спесивыми Рериками, даром что они его родные внуки, иначе эти сыновья буйного князя-ротария много чего могут натворить. Ну а в подтверждение своей преданности общему делу князь Гостомысл послал в Русаланию пятьсот испытанных мечников во главе со своим средним сыном Избором и обещал в случае войны с каганом прислать еще по меньшей мере пять тысяч ратников на помощь атаманам. Пусть в Хазарии не думают, что Русь можно взять голыми руками. Вече новгородское уже давно приговорило: считать кагана Битюса и его принявших чужую веру потомков изменниками и дани им больше не платить. И коли русаланы приняли такое же решение, то стоять им ныне с новгородцами плечом к плечу на рати против Навьего мира, восставшего против прави, завещанной нам славянскими богами.
Боярин Избор изложил устное послание своего отца атаманам, собравшимся за пиршественным столом. Атаманы сидели вперемешку с прибывшими вождями. В Русалании атаманов насчитывалось более пяти десятков, за каждым из которых стояли от ста до двухсот ротариев, они и выбирали их из своей среды. Среди атаманов попадались люди разных племен и разных родов, в том числе и не из самых знатных, но подавляющее большинство их составляли наследственные ротарии, чьи отцы, деды и прадеды бороздили на своих ладьях Русское море с незапамятных времен. Вервь русов хоть и не была закрыта для пришлых, но далеко не каждому желающему удавалось в нее попасть. Ротариев отбирали строго, а выполнение клятвы, которую они давали Перуну, далеко не каждому витязю оказывалось по плечу. Молодежь из простых родов ныне шла в хазары, ибо хорошие мечники требовались везде, а доля хазара, получающего плату от ганской или кагановой казны, куда проще, чем доля руса-ротария, которому платит Перун. Эту плату ведь еще взять надо, а добычи без крови не бывает. Русалания управлялась атаманским кругом, но самые важные решения принимались на вече всех русов-ротариев. Боярин Драгутин это знал, а потому не удивился сдержанной реакции хозяев на горячие призывы князя Гостомысла, которые в столь яркой речи донес до них его сын, боярин Избор. Кроме всего прочего, за столом у Искара собралась всего лишь пятая часть атаманов, и принимать решение за отсутствующих они просто не могли.
– Мы предоставили кагану возможность взяться за ум, – спокойно отозвался на слова Избора атаман Огнеяр, самый старший из сидевших за столом ротариев. – Ибо худой мир лучше доброй ссоры, боярин. Тургану еще не поздно вернуться на путь, указанный Перуном, и не рушить созданное богом Родом мирозданье. Но если каган не внемлет увещеваниям и будет упорствовать в отступничестве, свое слово скажут волхвы. Ротарии же всегда готовы к битве с Драконом и Навьим миром. Ибо пока живы русы, жива правда, а пока жива правда, будут жить и русы, призванные ее защищать. За славянскую правду, ганы и ведуны, за славянскую правду, доблестные ротарии, за то, чтобы правь всегда брала верх над навью.
Слова атамана Огнеяра были встречены гулом одобрения, и наполненные до краев кубки взлетели вверх в приветствии славянским богам, которые, надо полагать, смотрят сверху на своих внуков и гордятся их решимостью отстоять дарованную небом правду.
– Так будет война или нет? – спокойно спросил Воислав Рерик у Осташа, выходя на крыльцо после окончания пира.
– Будет, княжич, – невесело отозвался боготур. – Страшная будет война. Кудесник Велеса Сновид со дня на день должен прибыть в Варуну. Догадываешься зачем?
– Чтобы объявить Драконом кагана Тургана.
– Змеем, – поправил княжича Осташ, – или Ящером. В наших краях именно так называют Драконов.
– Но ведь Змеем или Драконом может стать только тот, кто льет родную кровь?
– А разве среди хазарских ганов не наши братья скифы и славяне? – в свою очередь спросил Осташ.
– Там немало туранцев, – не согласился Рерик.
– Туранцы – наши побратимы, а славянские боги не видят разницы между братьями и побратимами.
– А рахдониты?
– И они были нашими побратимами, Рерик, пока не решили возвысить своего бога за счет наших богов и подменить нашу правду взятой из Навьего мира кривдой. Не могут одни боги быть выше других, не могут одни племена помыкать другими племенами. Боги изначально создали людей равными, и пусть каждый из них отстаивает свое место под солнцем, не мешая другим.
– Такого и у нас, славян, нет, – усмехнулся Рерик. – Что ж мы тогда спрашиваем с рахдонитов?
– Так ведь не боги в том виноваты, а люди, извращающие их правду от жадности, властолюбия и по глупости. И тут уж от каждого из нас зависит, чего больше будет на нашей земле, прави или нави.
– Может, ты и прав, – неохотно согласился Воислав. – Но только в любом случае Дракона нужно убить, как убил его мой братан княжич Сидраг.
– Убить Дракона – не самое трудное дело, Рерик, – пристально посмотрел в глаза княжича Осташ, – куда труднее самому им не стать. Ибо тогда меч ротария взлетит над твоей головой и Навий мир станет твоим миром.
Вечер уже вступил в свои права, и суета в крепости постепенно затихала, лишь поднятая неугомонными строителями пыль медленно оседала на землю. Рерик неожиданно чихнул и поморщился. Осташ засмеялся:
– Смотри не простудись, княжич, болеть ротарию не пристало.
– Пыль, – поморщился Воислав и резко повернулся к боготуру: – А почему атаман Искар так похож на боярина Драгутина, а его жена Ляна с тобой ликом схожа?
– Хочешь, совет дам добрый, Рерик, – ощерил в улыбке зубы боготур Осташ. – Не надо заглядываться на чужих жен, а уж на жену Шатуна тем более.
– А Искар Урс – Шатун?
– Он прошел все обряды посвящения и стал первым ближником Лесного бога урсов, а Лесной бог, чтобы ты знал, это одно из первых воплощений бога Велеса.
– Слышал я о Шатунах от своего дядьки-воспитателя, но полагал, что они давно уже канули в забвение. Он что, действительно может превращаться в медведя?
– Может, – охотно подтвердил Осташ, – так же как и боярин Драгутин.
– А боярин тоже Шатун? – ахнул Воислав.
– Только между нами, княжич: сам видел, как он взрослого медведя голыми руками задушил. Клянусь Велесом. Вот так приходит к Шатунам колдовская сила. А ты говоришь – похожи. Как же они могут быть непохожи, коли в них одна кровь – медвежья? И не просто медвежья, а с самим Лесным богом связанная. Тут, князь, родство куда ближе, чем между родными братьями или меж отцом и сыном.
