Окрестности дворца гана Красимира Осташ изучил самолично. Это был самый красивый и самый богатый квартал в хазарской столице, здесь селились по преимуществу ганы, беки и купцы-рахдониты. Дома здесь строились из камня, в основном на туранский лад, но встречались и персидские, и арабские мотивы. Что же касается дворца гана Красимира, то он более всего напоминал каменные палаты, виденные Осташем в Волыни, и выбивался из общего ряда своими тяжеловесными северными пропорциями. Впрочем, приблизительно так же ставили дома в Киеве, и, видимо, именно оттуда ган Красимир вывез строителей для своего уютного гнездышка.
– А все ж в деревянном доме жить лучше, – сказал Осташев мечник Будяга. – И воздух духмянее, и сырости меньше.
– Какая тут может быть сырость? – прищурился на жарко припекающее солнце Щеляк. – Тут жар идет от стен, словно от печек.
– От реки идет сырость, – наставительно заметил Будяга, – а камень ее впитывает и в холода отдает.
– Хватит спорить, знатоки, – оборвал их Осташ. – Задачу уяснили?
– Сделаем, боготур, – отметил за всех Щеляк, – не сомневайся.
Приказный Барух сильно нервничал. Все-таки поручение, данное ему беком Вениамином, было не слишком приятным. Не говоря уже о последствиях, которые оно сулило приказному в случае провала. А за ганшу Ярину с Баруха спросят по всей строгости, чего доброго и вздернуть могут. Как ни крути, а ган Красимир – один из самых близких к кагану вождей. И за обиду, нанесенную ему, Турган накажет виноватых. В том числе и бека Вениамина, к которому ныне питает большое недоверие. Именно поэтому бек приказал Баруху в случае поимки выдавать себя за обезумевшего от любви человека. Вот только кто поверит, что обремененный семьей иудей, которому уже давно перевалило на шестой десяток, станет воровать молоденьких женщин, чтобы удовлетворить свою страсть. Хорошо еще, что Баруху с его больной спиной не придется карабкаться через забор, рискуя нарваться на злобных Красимировых псов, которые в два счета снимут с его длинных худых ног не только штаны, но и мясо. Будем надеяться, что головорезы Бахтиара свое дело знают и им не впервой шариться по чужим домам. Барух приподнялся на стременах и прислушался. Пока ничего примечательного не происходило, разве что у дальнего забора появились какие-то тени. Но это обстоятельство не встревожило Баруха, а уж скорее успокоило. Наверняка это были люди Бахтиара. Барух поднял глаза на ущербный в эту пору месяц и от души порадовался, что ночь ныне выдалась не слишком светлой. За спиной у Баруха позвякивали уздечки. Семь его верных помощников пристально вглядывались в ночь, пытаясь определить, что же происходит во дворе гана Красимира. А там, если судить по примолкшим собакам, не происходило ровным счетом ничего. Барух было занервничал, но быстро сообразил, что собак воры, наверное, отравили и что царящей во дворце Красимира тишине не огорчаться надо, а радоваться.
Головорезов оказалось пятеро, и появились они из темноты столь внезапно, что Барух даже вздрогнул.
– От гана воров, – тихо произнес хриплый голос, – принимай добычу.
Из тюка, который головорезы взгромоздили на спину заводного коня, не доносилось ни звука.
– А она жива? – испуганно спросил приказный.
– Спит, – пояснил все тот же хриплый голос. – Служанка напичкала ее сонными травами, до утра не проснется. Плати деньги, Барух.
Причин не доверять Бахтиару у приказного не было. Да и не рискнул бы ган воров так шутить с беком Вениамином, подсовывая ему вместо Ярины другую девушку. Поэтому Барух без споров снял с луки седла мешок с денариями и, тяжело крякнув, кинул его в жадные руки головорезов.
– Пересчитывать не будем, – хихикнул из темноты противный голос. – Счастливой тебе дороги, приказный.
Через миг воры растворились в темноте, словно их никогда и не было. Барух вздохнул с облегчением. Половина дела сделана. Да что там половина – три четверти. Оставалось всего ничего: доставить Ярину в снятый для этой цели домик и сообщить беку Вениамину, что его поручение выполнено.
Охальники вынырнули из темноты столь внезапно, что Барух, разворачивавший коня, даже охнуть не успел. Чьи-то сильные руки подхватили его и в два счета стянули с седла на мостовую, не дав даже рот раскрыть для протеста. Барух почувствовал тряпку во рту раньше, чем понял, что же, собственно, происходит. Нападающих было не менее двух десятков, и действовали они столь сноровисто, что мечники, сопровождавшие приказного бека Вениамина, не сумели ни обнажить оружия, ни даже закричать. Бесформенными кулями они попадали с коней и в мгновение ока были повязаны по рукам и ногам. После чего нападающие скрылись, уведя с собой коней, а главное, прихватив драгоценную ношу, за которую несчастному Баруху теперь придется долго отчитываться перед разъяренным беком Вениамином.
Глава 5
Торг
Ган Карочей застал своего дорогого друга бека Вениамина в прескверном расположении духа и глубочайшем смущении. Бек сидел за столом в гордом одиночестве перед наполненным кубком, а в дальнем углу побитым псом стоял приказный Борух, под глазом которого расплывался огромный синяк.
– Весь город гудит, – радостно сообщил беку Карочей. – Шутка ли сказать, похитили самую красивую ганшу в Итиле. Ган Красимир только что прискакал из дальней усадьбы, на нем буквально лица нет. Хотел сразу бежать к кагану, но я его клятвенно заверил, что отыщу ганшу к вечеру. Между прочим, этот собачий сын меня заподозрил. Все-таки я ему уже второй раз намекнул на письмо. В общем, бек, мы почти договорились. Пять тысяч денариев и ганша.
– Ганши нет, – глухо сказал Вениамин.
– То есть как нет? – удивился Карочей. – А куда она подевалась?
– Ее похитили, – почти прошептал бек.
– Так ее и должны были похитить, – повысил голос Карочей. – Я тебя не понимаю, бек.
– Ее вырвали из рук Баруха прямо там, на улице, и увезли в неизвестном направлении.
– То есть как в неизвестном? – схватился за сердце ган Карочей. – Ты же меня без ножа режешь, бек Вениамин, ты нас всех толкаешь на виселицу. Если я сегодня не отдам Красимиру Ярину и деньги, то он сразу ринется к кагану с письмом и во всем обвинит нас. Ган Красимир хоть и дурак, но не до такой же степени, чтобы не догадаться, кто стоит за похищением его жены.
Бека Вениамина это заявление гана просто раздавило, а Карочей еще долго бесновался, нагнетая обстановку. Его возмущение был столь велико, что приказный Барух не выдержал давления и рухнул без чувств на деревянный пол. После этого скиф слегка поостыл и даже собственноручно влил в несчастного приказного кубок вина.
– Как они выглядели? – спросил он у слегка оклемавшегося Баруха.
– Как все.
– То есть это были люди, а не дэвы, скажем, или бесы?
– Люди, – выдохнул Барух.
– Уже легче. Ты сам проник в дом Красимира или договорился с кем-то?
Сидевший на полу приказный бросил на Вениамина вопросительный взгляд.
– Говори, – махнул рукой бек, – чего уж там.
– Я договорился с Бахтиаром.
– Странно, – задумчиво проговорил Карочей. – Ган воров – человек честный, в своем роде, конечно. Так они передали тебе ганшу?
– Передали, – вздохнул Барух. – А я отдал им деньги. После чего они исчезли.
– Конечно, это может быть ган Бегич или кто-нибудь из ближников кагана, решивших сыграть в свою игру. Но сдается мне, что здесь не обошлось без самого Бахтиара или кого-то из его соперников. За ганшу ведь можно потребовать огромный выкуп.
– Насколько огромный? – застыл с кубком в руке оживший было бек Вениамин.
– Тысяч двадцать, не меньше, – выдохнул расстроенный Барух.
– Ты с ума сошел! – подхватился с места бек и в ярости швырнул в стену серебряный кубок с вином.
– Старик прав, – грустно сказал Карочей. – Двадцать тысяч – это наименьшая цена. Плюс пять тысяч гану Красимиру. Итого: двадцать пять тысяч денариев. Дорого обходится нам твоя дешевизна, бек Вениамин.
Уважаемый рабби уже собирался запустить в скифа кувшином с вином, но в последний момент передумал. Как ни крути, а Вениамин был кругом виноват. Пожалел пятисот денариев для гана Карочея, и вот вам результат.
– Каган уже выразил Обадии удивление по поводу его гвардейцев, – задумчиво проговорил Карочей. – Каган-бек отговорился тем, что готовится к войне. И тут к Тургану заявляется ган Красимир с письмом, где черным по белому написано, для чего Обадии понадобилась эта гвардия и на чьи деньги она создается. Пожалуй, виселицей нам с тобой не отделаться, бек, нас привяжут к двум необъезженным жеребцам и разорвут на части. Каган порой бывает необуздан в гневе.
– Надо поймать этого Бахтиара и снять с него шкуру, – зло выкрикнул бек.
– А что это нам даст, уважаемый Вениамин? Бахтиар, возможно, здесь совершенно ни при чем. А мы упустим последнюю ниточку, которая, возможно, приведет нас к цели. Для нас время дорого. Красимир не будет ждать.
– У меня нет таких денег, Карочей, – нахмурился Вениамин.
– Возьми из казны каган-бека, – посоветовал скиф. – В конце концов, если мы до вечера не выкупим ганшу Ярину, Обадии казна больше не понадобится. Встряхнись, бек, сейчас не время для уныния и пьянства. Впереди у тебя будет множество возможностей поправить свои дела и вернуть потерянное сторицей. Головы бы на плечах сохранить.
Ган Красимир плакал. Челядь ходила по дворцу на цыпочках, боясь неосторожным движением вызвать новый приступ ярости у притихшего гана. Все задницы, которые можно было выпороть, уже были выпороты, но большого облегчения Красимиру это не принесло. Он осушал кубок за кубком, но вино не веселило душу, а только все больше погружало гана в уныние. Положение казалось Красимиру безысходным, а тут еще леший принес во дворец гана скифа Карочея, с его постным лицом и неискренним сочувствием. Радуется, собачий сын, чужой беде. Ну, дайте срок, ган Красимир всех вас выведет на чистую воду. А за любимую Ярину он в Итиле многим головы оторвет.
– Ты погоди с головами, – остановил расходившегося гана Карочей. – Баба не иголка, глядишь, и найдется. К тебе никто с требованием выкупа не обращался?
– Вот им, – сложил комбинацию из пяти пальцев Красимир, – а не пять тысяч денариев.
– Уже легче, – вздохнул Карочей. – Значит, не любовник ее похитил и не сама она к нему сбежала. А с ворами всегда можно договориться.
Сумму в пять тысяч денариев цифрами нацарапал на кусочке пергамента сам Карочей, но на словесные угрозы знания грамоты ему не хватило. Пришлось
