чудовищем.
– Потребуются большие расходы, – задумчиво проговорил Ицхак.
– По моим предварительным прикидкам, они составят не менее полумиллиона денариев, – сказал со вздохом Карочей. – Но в любом случае, овчинка стоит выделки.
– Я поговорю с Обадией, – кивнул головой Ицхак. – Думаю, с его стороны возражений не будет.
Карочей тоже так думал. Для каган-бека безумец Хабал был воистину даром небес. Будем надеяться, что ни Обадия, ни Ицхак Жучин не забудут, кто отыскал для них путь к спасению, и найдут способ для того, чтобы отблагодарить услужливого человека. Но поскольку у власть предержащих всегда очень короткая память, то будет не худо, если ган Карочей сам позаботится о себе.
Ган Борислав появился во дворце сестричада около полуночи, когда у Карочея уже стало лопаться терпение. Паук проскользнул мимо сторожей неслышной тенью и столь внезапно предстал перед растерявшимся скифом, что тот невольно вздрогнул. Ган Борислав был одет скромно, но на его худом лице читалось высокомерие, от которого его не смогли избавить никакие невзгоды.
– Деньги при тебе? – спросил он, едва переступив порог чужого дома.
Карочей молча кивнул на три вместительных кожаных мешка, скромно стоящих у ножки стола. Паук развязал один из мешков и запустил туда руку. Карочей решил, что тот собирается пробовать серебро на зуб, но ган Борислав ограничился беглым осмотром лежащего у его ног богатства.
– В этом мешке шесть тысяч, в двух других по семь.
– Один оставь себе, – великодушно разрешил Сухорукий. – Думаю, Хабалу хватит и шести тысяч на первое время.
– Я хочу захватить с собой Хвета.
– Захвати, – согласился Паук. – Хазар в любом случае нам не помешает. Лошади готовы?
– Готовы.
– Тогда едем.
Итиль был слишком большим городом, чтобы кто-то осмелился потревожить его покой днем или ночью, а потому каганы не слишком усердствовали по части защиты своей столицы. Они обнесли Итиль рвом, который уже, впрочем, частично оказался в черте города, и этим ограничились. Безопасность кагана надежно защищали стены кремника, способные выдержать если не любую осаду, то случайный наскок наверняка. Впрочем, ворота кремника запирали только на ночь, а днем их охраняли десятка полтора мечников из личной дружины кагана. Подобное ротозейство могло дорого обойтись Тургану, но, похоже, в его окружении даже не помышляли, что кто-то в Итиле осмелится покуситься на почти священную особу кагана.
Паук уверенно двигался по узким улочкам города, освещаемым только двумя факелами, которые держали в руках Карочей и Хвет. А по выезде из города нужда в факелах и вовсе отпала, лунного света вполне хватило, чтобы выхватить из ночи дорогу, наезженную тысячами телег. Впрочем, Паук очень скоро свернул с дороги на едва приметную тропу, которая вывела их к огромным курганам, насыпанным неведомо кем в незапамятные времена прямо в чистом поле. Ган Карочей, хорошо знавший окрестности Итиля, в этом месте не был ни разу и теперь удивленно оглядывался по сторонам.
– Спешивайтесь, – распорядился ган Борислав.
Карочей и Хвет без споров подчинились его приказу. Паук выдвинулся вперед, скифский ган и хазар последовали за ним, ведя коней в поводу. Карочей неожиданно для себя обнаружил, что находится в огромном тоннеле, чьи стены и потолок, выложенные камнем, за минувшие столетия обросли мхом. Переход явился такой неожиданностью, что ган невольно оглянулся. За спиной он увидел только хазара Хвета и двух коней, груженных серебром, а выход из этого странного подземелья уже, видимо, перекрыт наглухо. Пройдя не более тридцати шагов, троица оказалась в огромном помещении, слабо освещенном огнем, полыхающим в большой медной чаше. Сама чаша стояла у большого черного камня, испещренного странными знаками. Подле камня, скрестив на груди руки, застыл рослый широкоплечий человек, заросший по самые глаза черной бородою. Карочей хоть и с трудом, но признал в нем Хабала, мимолетно виденного однажды лет десять назад. На вошедших колдун не обратил ни малейшего внимания, глаза его были закрыты, а толстые губы беззвучно шевелились. Похоже, даровитый маг произносил известное только ему заклинание. Впрочем, магия в этот раз, видимо, не сработала, и Хабал наконец открыл глаза.
– Принес? – спросил он у Паука.
Хвет, подчиняясь знаку гана Борислава, бросил к ногам колдуна мешок.
– Должно хватить, – сказал Хабал и, скосив глаза на Карочея, спросил у Борислава: – Кто этот человек?
– Скиф, – холодно отозвался Паук. – Он пришел приобщиться к вере своих предков.
– Это хорошо, – кивнул Хабал, – его присутствие нам не помешает.
Карочей с интересом принялся рассматривать странных животных, нарисованных на стенах древнего святилища. Возможно, эти жуткие образины и населяли когда-то окрестные земли, но скиф сейчас был очень доволен, что они не дожили до наших дней.
– Проводи нас к нему, – хрипло сказал Паук.
Хабал молча взвалил на плечи мешок с деньгам и надавил ногой, обутой в хазарский сапог, на завитушку, вырезанную внизу черного камня. К удивлению Карочея, камень легко сдвинулся с места, открывая ведущую куда-то вниз лестницу. Хвет остался с лошадьми, а Карочей с Бориславом стали спускаться по каменным ступенькам вслед за Хабалом. В ноздри скифу ударил запах сырости и плесени. Паук зажег припасенный факел и осветил стены, разрисованные жуткими личинами. Несмотря на сырость, краска отлично сохранилась, что позволяло заинтересованным наблюдателям без проблем погружаться в мир древних видений. У Карочея мурашки побежали по спине, все-таки он не был чужд многим суевериям своего народа, и вера в бога Яхве не могла вытеснить из его души страха перед старыми богами.
– Это храм Китовраса, или Морского бога, как называли его твои предки, – тихо прошептал на ухо скифу Борислав. – Культ, уходящий корнями в далекое арийское прошлое. А храм этот был построен еще во времена Великой Скифии. Хабал отыскал его по древним манускриптам. Здесь скифы ради достижения победы во время Египетского похода принесли в жертву Морскому богу одного из своих царей.
– Какой ужас! – только и сумел вымолвить Карочей, потрясенный окружающей его обстановкой. Рисунки на стенах сменились фигурами полуживотных- полулюдей, высеченными из камня. А вход в главное святилище стерег огромный крылатый каменный пес.
– Смаргал, – прошептал побелевшими губами Хабал. – Когда Китоврас проснется, оживут и эти каменные изваяния. И тогда вся Ойкумена содрогнется от ужаса.
И надо признать, Ойкумене было чего бояться. Более жутких созданий Карочею еще не доводилось видеть, а он повидал немало языческих храмов в самых разных местах. Хотелось верить словам уважаемого рабби Ицхака, что подобных чудовищ порождает всего лишь человеческая фантазия, а не божественный промысел Создателя этого мира.
Хабал остановился перед закрытой дубовой дверью и вновь принялся самозабвенно шептать магическое заклятие. По ходу дела он, похоже, впал в транс, и его длинные руки принялись независимо от воли хозяина выписывать в воздухе странные знаки, пугающие Карочея возможными печальными последствиями. Однако ничего страшного не случилось, зато дверь поддалась на увещевания колдуна и неожиданно открылась сама собой, словно кто-то невидимый пнул ее с той стороны.
Под ногами у Карочея заскрипел песок. Это привело его в чувство, и он огляделся по сторонам. Они находились в огромной пещере, скорее всего естественного происхождения, посредине которой располагался каменный алтарь, испещренный все теми же таинственными знаками, а за алтарем чуть слышно плескала вода подземного водоема, возможно, даже озера. Ган Борислав шепнул сестричаду, что это озеро, соединенное с Вечным морем, является обителью Морского бога.
Хабал остановился у расположенного в углу священного сооружения, очень напоминающего горн, которым пользуются кузнецы, и сбросил с плеч тяжелый мешок.
– В прошлый раз нам не хватило золота, – сказал он хрипло. – Не все знаки удалось залить расплавленным металлом. Оттого и жертвы, принесенные Китоврасу, так и остались невостребованными.
– Дело не только в золоте, – заметил Борислав. – Я прочитал вчера принесенный тобой манускрипт, Хабал. Золото нужно смешать с кровью.
– Но мы ведь смешивали, – горячо возразил колдун. – Уже десять человек добровольно легли на жертвенный камень и ушли водным путем к Китоврасу, моля его о поддержке.
– Это не та кровь, – поморщился ган Борислав. – Какое дело Морскому богу до несчастных простолюдинов? Ведь прежде к нему присылали скифских царей.
– А где я тебе возьму царскую кровь? – отозвался раздраженный Хабал. – Разве что она течет в жилах этого скифского гана?
– Нет, – твердо сказал Карочей. – Среди моих предков не было ни царей, ни Меровингов.
– Меровингов? – вскинул густые брови Хабал.
– Разумеется, – подтвердил Карочей, – ведь, как всем известно, Морской бог Китоврас участвовал в зачатии Меровея Винделика.
– Проклятье, – с досадой воскликнул Хабал, – как же я раньше до этого не додумался. Конечно, Китоврас откликнется только на зов царской крови. Вот почему скифы приносили ему в жертву своих царей, ведь и они были его потомками.
– Выходит, Меровей не был первым арийским вождем, рожденным от морского бога? – полюбопытствовал Карочей.
– Его дед Додон был зачат тем же способом, – поделился сокровенными знаниями с неофитом Хабал. – Мать Додона тоже поплыла в море, будучи беременной, дабы принять в свое лоно еще и семя Китовраса. Недаром же всех арийских каганов называли дважды рожденными, хотя вернее их следовало бы называть дважды зачатыми. Мне нужна кровь Меровингов, ган Борислав, и тогда я получу власть над миром. Мы станем жрецами Морского бога и изгоним всех чужаков с нашей земли.
– Это сложно, – сказал ган Борислав. – Во всяком случае, я знаю только одного человека, который отвечал бы всем предъявляемым требованиям.
– Кто это? – вскинулся Хабал.
– Каган Турган, – спокойно отозвался Паук.
– Но ведь он потомок туранца Булана!
– Он потомок туранца и арийки, дочери Кладовлада, а Кладовлад, как тебе известно, был родным братом Меровея и внуком кагана Додона.
– Каган Турган, – задумчиво повторил Хабал. – Но, быть может, сгодится кровь одного из его сыновей или внуков?
– Прежде Китоврасу жертвовали царя, – напомнил ган Борислав. – Мы не можем рисковать. Нельзя повторять обряды слишком часто, это может закончиться нашей гибелью и разгулом навьих сил.
– Но как мы доберемся до Тургана, – почти простонал Хабал.
