смеялась, а вокруг тебя были люди – эти вечные Сидоров с Айхенбаумом, Потапенко, еще кто-то… ты болтала с ними и смеялась. Ты была настолько хороша, настолько красива, что мне стало нечем дышать. Буквально что-то вроде спазма… – Все так же глядя в окно, Юра прикоснулся ладонью к горлу. – Ты смотрела на них, на них на всех – но только не на меня! А я не мог и слова сказать…
– Юра!
– Нет, погоди! Дослушай меня. То, что я к тебе испытывал, было больше чем любовь. Я был тоже болен тобой. Что-то вроде того, что творится с тобой сейчас… Но ты меня совсем, совсем не замечала! Я был для тебя пустым местом!
– Нет, Юра, пожалуйста… – Жанна хотела обнять его, но он отвел ее руки.
– И тогда я решил изменить свою жизнь. Я выбросил тебя из головы, я… я буквально вытравил тебя из себя. Выжег. Теперь я ничего к тебе не чувствую.
– Радуйся – ты сумел отомстить! – тихо засмеялась Жанна. – Теперь я тебя люблю… Знаешь, в какой день это произошло? Ты сейчас тоже будешь смеяться! Помнишь, в конторе морили тараканов?.. Я оказалась рядом с тобой, в одной комнате, и только тогда я по-настоящему
– Забавно… – усмехнулся он.
– Да, смешно! Тут один человек сказал, что в нашей конторе кипят шекспировские страсти… Воистину так! – зашлась Жанна от хохота и снова потянулась к коньяку.
– Не надо. Я не люблю пьяных женщин.
– Юра! Но почему, почему все так глупо, а?.. Откажись, откажись от этой Нины, оставь ее… Она не пропадет – вон Гурьев до сих пор о ней бредит!
– Жанна, я не могу.
– Почему?!
Юра некоторое время молчал. Потом залпом допил свой кофе, положил под блюдце бумажную купюру.
– Нина вчера была у врача, – медленно произнес он. – Ей делали… господи, да как же это называется?.. А, ей делали УЗИ, – вспомнил он. – В общем, она беременна.
Жанна ошеломленно молчала.
– Да, она ждет ребенка, – повторил Юра. – А это сильно меняет дело. Как говорится, ты должна понять…
И, не глядя на Жанну, он вышел из-за столика, накинул на себя куртку и пошел к выходу.
Некоторое время она сидела молча, без единой мысли в голове.
Потом в сумочке затрепыхался сотовый.
– Алло? – Жанна машинально поднесла телефон к уху.
– Жанна Геннадьевна? Добрый вечер! Вы меня узнали?..
– Нет, – равнодушно ответила она. «Все напрасно. Все безнадежно. Уже ничего не изменить… Они женятся, Нина ждет ребенка. Идут завтра за кольцами, а на свадьбу приглашают всю контору… Выходит, и меня приглашают?..»
– Это Ремизов с вами говорит!
– Какой Ремизов? – с недоумением спросила она. – Я в первый раз слышу… Вы, наверное, ошиблись номером.
«Почему же ошиблись? – тут же возразила она самой себе. – Он же назвал меня по имени-отчеству! А, все равно…»
– Ремизов Василий Кириллович! – раздельно произнес мужской голос. – Вы меня помните?
– Нет, не помню.
– Господи, да я осенью к вам заходил, за книгами… Вы их не выбросили?
– Кого?
– Господи, да книги же! У вас еще Шекспир был, в дореволюционном издании, с гравюрами Доре…
«Шекспир… Потапенко сказал, что у нас в конторе кипят шекспировские страсти».
– Ну и что?
– Я вот подумал… Послушайте, а вы сейчас где?
– В кафе.
– Вы одна? – удивился голос.
– С чего вы взяли? Впрочем, да, я одна… – равнодушно ответила Жанна.
– А где оно, это ваше кафе?
– Откуда же я знаю? – рассердилась Жанна, постепенно выходя из ступора. – Обыкновенное кафе неподалеку от работы… И, вообще, мне сейчас некогда!
Она нажала на кнопку отбоя.
«Ненормальный какой-то…» Она подозвала к себе официанта и заказала салат. Впрочем, есть она не хотела. Жанна ничего сейчас не хотела: у нее было одно-единственное намерение – не уходить с этого места. Остаться здесь. Превратиться в каменное изваяние…
Официант принес ей заказ. Жанна замерла над тарелкой.
За соседним столиком молодой мужчина с аппетитом ужинал, то и дело поглядывая в ее сторону. Чуть дальше еще кто-то таращил глаза…
Жанна к этому привыкла – на нее всегда обращали внимание, не было и дня, чтобы кто-то не пытался с ней познакомиться. Улыбались продавцы в магазинах, догоняли на улицах прохожие. На дорогах махали руками из соседних машин, жестикулировали, давая понять, что всеми силами хотят с ней познакомиться… Словом, мужчины никогда не обделяли ее вниманием.
Жанна к этому привыкла, и у нее выработалась даже целая система поведения, позволяющая уйти от навязчивых ухаживаний, но сейчас с Жанной творилось что-то непонятное. Какая-то злая, жестокая сила – сила саморазрушения толкала ее на безумства.
Она подумала: «Первый, кто подойдет ко мне сейчас… кто бы он ни был… Первый встречный!»
Она не стала продолжать эту мысль – чего именно она ждала от первого встречного, и так было ясно.
От выпитого коньяка у Жанны колотилось сердце, но сознание оставалось ясным и даже четким.
За окном, напротив, остановилась машина, и из нее вылез некто – в длинном плаще, смешной фетровой кепке. «Некто» уставился на Жанну с улицы – буквально прилип к стеклу. Потом у него зашевелились губы. Он улыбнулся – дрогнула щеточка белесых усов над верхней губой. Что-то знакомое…
Через минуту к ней за стол сел Василий Кириллович Ремизов, двоюродный брат Веленской, книгоман и библиофил. Нет ничего неприятней мужчины, чрезмерно увлеченного своим хобби…
Жанна вздохнула – но отступать было поздно. Это и есть ее первый встречный. Пусть ей будет хуже…
– Добрый вечер, Жанна Геннадьевна…
– Как вы меня нашли?
– Вы же сказали – неподалеку от работы… – снова улыбнулся он. – Я просто был рядом, объехал тут пару переулков…
– Давайте уж на «ты», – мрачно сказала Жанна.
– Очень хорошо… Если позволите, я тоже себе чего-нибудь закажу. Голодный как волк!
Ремизов подозвал официанта, быстро переговорил с ним и снова повернулся к Жанне:
– Я вам, собственно, давно собирался позвонить…
– Мы на «ты», – напомнила Жанна.
– Ох, точно… Словом, Жанна, я хотел извиниться. У меня из головы не выходит та наша встреча… Я вел себя ужасно.
– Долго же ты собирался… – усмехнулась Жанна, внимательно разглядывая лицо своего собеседника. «Нет, он не урод… И он приличный человек. Но в нем есть нечто такое, что мне не нравится. Он вызывает антипатию – беспричинную и очень сильную. Это хорошо. Пусть мне будет хуже. Пусть мне будет хуже…» – как заклинание повторила она.
Ему принесли жареной рыбы, целую гору картофеля-фри, овощной салат, фарфоровый чайник, исходящий паром… Василий Кириллович с аппетитом набросился на все это, не прерывая беседы. Он говорил о своей библиотеке, о том, что иногда между людьми случаются недоразумения, но это ничего страшного… Говорил о Веленской, о погоде, о Москве, о том, как он провел зиму…
Жанна, не отрываясь, внимательно смотрела на него – как он жует, вытирает салфеткой вспотевшее лицо, подливает себе чаю, двигает светлыми бровями, моргает, снова жует, потом говорит, вытирает лицо новой салфеткой, снова жует…
– …так вот, я готов забрать все лишнее хоть сейчас. И я по-прежнему собираюсь заплатить, ведь в нынешнее время деньги никогда не бывают лишними!
– А, ты все о том же… – усмехнулась Жанна. – Ради бога, я согласна – тем более что не собираюсь устраивать из своего дома библиотеку. Знаешь, кого ты мне напоминаешь?
– Кого? – удивленно округлил Ремизов светло-серые, прозрачные глаза.
– Мою покойную бабку. Она тоже с утра до вечера ходила с томиком стихов, цитировала наизусть Ахматову и ведать не ведала, что ребенка давно пора накормить или там, например, уложить спать…
– Какого ребенка? – ошеломленно спросил Ремизов.
– Меня, кого ж еще! Вот так-то, Вася…
– Господи, вы… то есть ты голодна? – перепугался он, глядя на нетронутый салат Жанны. – Я сейчас тебе чего-нибудь закажу…
«…и еще он дурак. Глуп как пробка, – констатировала Жанна. – Просто восхитительно!»
– Не надо, – сказала она. – Лучше сделаем так… Поедем к тебе.
– По… почему ко мне?
– Можно и ко мне, – пожала она плечами. – Хотя нет, я не хочу домой. Я не хочу. Лучше к тебе…
Ремизов порозовел. Снова усиленно принялся вытирать лицо салфеткой.
– Я не понимаю… – пролепетал он.
