приснилось.
Там, на газоне, за спинами людей, должно лежать тело его соперника, Пересветова Юрия.
Но смотреть на него у Марата не было никакого желания.
Он быстро пошел назад, в сторону метро.
«Жанна, Жанна, Жанна…» – исступленно, словно заклинание, повторял он.
Борис Борисович Нечаев, он же – Барбарисыч, приступил к своим обязанностям ровно без пяти восемь, сменив ночного сторожа, который мирно спал за конторкой.
Охранник ушел, зевая, а Нечаев принялся причесываться, глядя в крошечное зеркальце. Зеркальце отражало неестественно бледное, с синюшными губами лицо, что было непривычно – Барбарисыч всегда отличался ярким румянцем.
Вчера вечером они встречались с Зиной Рутковской. Зина умоляла начать все сначала. Принесла домашнее вино – сказала, что делала его сама. Хвасталась своей хозяйственностью, намекала, что он, Боря, с ней будет счастлив.
Нечаев вино выпил, но насчет будущего прогнозов делать не стал.
Теперь, сидя на своем рабочем месте, Нечаев вспомнил о том, что вино показалось каким-то странным, словно в него подмешали чего-то. Да и эта неестественная бледность…
Он почувствовал спазм в желудке и быстро помчался в другой конец коридора. «Отравила!» – с ужасом подумал он, покрываясь неприятной испариной. В унитазе нежно журчала вода – но в какой-то момент Нечаев потерял способность слышать и видеть, так ему стало плохо. Все заволокло зыбкой пеленой – он едва сумел удержаться на ногах.
«Готовить Зина не умеет, это точно… – тоскливо подумал он, стоя на коленях перед унитазом. – Нет, с ней жить нельзя, рано или поздно она меня отравит! Пусть не нарочно, но это тоже мало утешает. А что, если… – Нечаев внезапно похолодел, – …если она специально этой дрянью напоила?»
Мысль эта не случайно возникла у Нечаева – некоторое время назад он видел на столе у Зины журнал, открытый на той странице, где говорилось о приворотных зельях. Ради смеху прочитал два абзаца…
Он попытался вспомнить, что входило в состав зелья. Кажется, помимо трав были еще какие-то компоненты вроде мышиного помета и мелко измельченных волос…
Нечаев содрогнулся – впечатление было такое, что его желудок стремился вывернуться наизнанку. «С Зинки станется… Наверняка она в это винище приворотное зелье подмешала!» – с ненавистью подумал он. В колдовство и магию Нечаев не верил, его пугало другое – то, какими последствиями могло обернуться воздействие на организм всей этой дряни, которой воспользовалась Рутковская. Этак и помереть недолго!
Время неуклонно приближалось к девяти, но покинуть туалет Нечаев не мог – один приступ тошноты следовал за другим. Утешало только то, что с утра посетителей обычно не было, а сотрудники «Минервы-плюс» могли попасть в офис беспрепятственно – у всех были специальные карточки.
Наконец ему стало немного лучше. Нечаев умылся и нетвердым шагом отправился к своей конторке. Часы показывали без двух минут девять.
Внезапно зазвонил телефон.
– Алло…
– Нечаев, ты? – возбужденно спросил Финогеев – охранник с первого этажа, который сидел на проходной. – У вас мужик из окошка выпал!
– Что? Что ты несешь? – расслабленно пробормотал Нечаев. – Мне сейчас не до шуток…
– Я не шучу! Этот ваш, по компьютерам, главный который… Сейчас «Скорая» приедет, милиция еще…
– Юра Пересветов? – с ужасом переспросил Нечаев. – Выпал из окна? Когда?
– Да сейчас, вот совсем недавно! Что у вас там произошло?
– Да ничего не произошло… – в полуобморочном состоянии ответил Нечаев и положил трубку. Выходит, пока он отсутствовал на своем месте, явился Пересветов и почему-то выпал из окна…
Нечаев принялся рысью обегать комнаты. Так и есть, в комнате, где располагался информационный отдел, висел Юрин плащ, на экране включенного монитора плавали разноцветные рыбки…
Через несколько минут в контору ввалились возбужденные сотрудники. Они шумно обсуждали произошедшее, секретарша Полина рыдала…
– Что творится, что творится! – стонал кто-то. – Бедный Юрочка…
– Нет, но как такое могло случиться?.. – с изумлением и страхом обращался ко всем Гурьев Николай Ионович. – Я не понимаю… Он что, решил руки на себя наложить?.. Боря, в каком он был состоянии?
– В нормальном… – растерянно брякнул Боря. «Боже, зачем я вру? – в панике подумал он. – А вдруг в милиции решат, что это я выкинул его из окна?» – То есть я не обратил внимания, – тут же поправил он себя. – Прошел мимо, «здрасте» – «здрасте»… Вот и все!
– Один он был? – спросил кто-то.
– Конечно, один… – пробормотал Нечаев, прижимая руки к животу.
Еще через некоторое время прибыл следователь. Обошел контору, переговорил со всеми, в том числе и с Нечаевым, который умирал от страха и слабости.
– На вас лица нет… – мельком заметил следователь. – Ну да оно и понятно… Когда пришел ваш сотрудник?
– Я не помню. Не обратил внимания… В промежутке между восемью и девятью, – с трудом выговорил Нечаев.
– Ну а что делал Пересветов, когда пришел?
– Да откуда ж я знаю… – пробормотал Нечаев со слезами в голосе. – Мне отсюда не видать было, коридор у нас тут зигзагом.
– Угу… – хмыкнул следователь. Некоторое время пристально и с недоумением разглядывал мозаичное панно «Битва при Грюнвальде». Нечаев трясся от страха и клял себя последними словами за то, что соврал. Но отступать теперь было поздно.
Скоро следователь вынес свой вердикт – Пересветов пришел в начале девятого (это подтвердил и Финогеев снизу), один – рядом с ним никого не было, прошел мимо Нечаева в свой кабинет, там разделся и включил компьютер. Далее отправился в курительную комнату, выкурил до половины сигарету (она была там единственной, накануне вечером Людмила Климовна все вычистила), аккуратно затушил ее в пепельнице, а затем прыгнул с балкона. Следов борьбы нигде обнаружить не удалось, лишь царапины на перилах – Пересветов, падая, цеплялся за них. Ни криков, ни шума никто не слышал…
– Это самоубийство, – твердо произнесла Нина – она пришла позже всех, но держалась уверенно, несмотря на то, что покойный был когда-то ее женихом. Она обращалась ко всем. – Вы что, не понимаете?
– А иначе и быть не может… – вздохнул Гурьев, преданно глядя на нее.
– Причина? – благожелательно спросил следователь – версия о самоубийстве была ему очень по душе.
Тут уж вся контора в один голос принялась растолковывать ему ситуацию: с брошенной беременной невестой, роковой женщиной по имени Жанна Ложкина и муками совести, которыми не мог не страдать покойный, поскольку уж совсем подлецом он не был… Муки совести – вот что, судя по всему, заставило Пересветова расстаться с жизнью.
Следующие несколько дней работа в конторе шла из рук вон плохо – всех трясло словно в лихорадке, все были под впечатлением от гибели Юры Пересветова.
Платон Петрович Крылов долго кричал на Полину, что она ему не доложила о настроениях, царящих в конторе.
– Можно же было заметить, что Пересветов не в себе, а?!.
– Платон Петрович, он всегда не в себе, у него такое было лицо… – хныкала Полина. – Откуда я знала!
– Господи, господи, и где я теперь хорошего системного администратора найду?.. – убивался Крылов. – Ну Юра, ну дурак! Запутался в женщинах… У всех проблемы, а у кого их нет?! Я же с балкона не прыгаю, например…
В бухгалтерии стояла тишина – Нина, спокойная и бледная, молча шелестела накладными. От нее не отходил Гурьев.
В курилке то и дело толкался народ – это место, последний приют Пересветова, место, где разыгралась трагедия, буквально притягивало к себе народ.
– Я вот чего не понимаю… – сосредоточенно хмуря лоб, говорила Карина. – Это что ж получается – Юрка пришел на работу, выкурил сигарету и сиганул с балкона, так, что ли?..
– А что тут непонятного? – пожал плечами Потапенко.
– Нет, Артур, ты сам подумай – зачем он на работу тогда шел? Он что, дома не мог этого сделать?
– Вот именно, не мог! – вступила в разговор Полина с красными заплаканными глазами. – По-моему, дома это сделать невозможно, надо именно куда-то уйти… Я иной раз тоже вот так – приду на работу в понедельник, выкурю сигарету – и прямо жить не хочется! Я лично очень хорошо понимаю Юрку.
– Курить – нельзя! – в полуоткрытую дверь раздраженно крикнула Зина Рутковская. – От этого табака – сплошной вред. Я вот, думаете, зря этот плакат повесила?.. Это было предупреждение, но меня ж никто всерьез не воспринимает!
Прокричав это, она скрылась.
Некоторое время в курилке все молчали.
– Юрка бросил Нину ради Ложкиной, а Ложкина, по-моему, и не думала с ним сходиться… – тихо произнесла Полина. – Можно сказать, Юрка и Нину потерял, и ребенка, а Ложкина…
– Да кто их там разберет! – сердито воскликнула Карина. – Вы что, нашу Жанну не знаете? Очень ей был нужен этот Юрка!
– Ей, по-моему, никто не нужен, – мстительно произнесла Полина. – Она знаете что любит? Людей лбами сталкивать, вот что! Ей от этого особое наслаждение. Она у меня на дне рождения такое устроила, вы не поверите…
– Тут место особое! – поднял палец Потапенко. – Какая-нибудь геопатогенная зона. Это ведь сталинский дом – говорят, его строили репрессированные, на месте старого кладбища, без учета розы ветров… Поэтому тут вечно страсти кипят. Возьмите, например, Рутковскую с Барбарисычем, – понизил он голос. – Где гарантия, что они друг друга не поубивают?..
– Артур, перестань! – с нервным смешком воскликнула Карина, стряхивая пепел себе на туфли.
– Да-да, страсти так и кипят! – Потапенко подошел к балконной двери, потрогал ручку. – Шекспировские страсти… Впору самому балладу сочинить – о безумной любви сисадмина к одной прекрасной менеджерше… Вы не в курсе, как будет звучать слово «менеджер» в женском роде?
– Артур, не смешно!
В курилку заглянул разъяренный Крылов.
