Она похудела и даже однажды накричала на Николая Ионовича, причем по совершенно пустяковому поводу. Самым обидным было то, что Николай Ионович и не подумал обижаться, а, наоборот, принялся горячо просить у нее прощения.
Однажды перед сном Нина специально настроила себя на то, чтобы этой ночью уж точно добиться от Юры ответа. Сколько же можно людей мучить!
Когда Юра появился перед ней, Нина налетела на него, как коршун, и принялась трясти за плечи: «Что тебе надо? Чего ты привязался ко мне, негодяй? При жизни мне свинью подложил и теперь собираешься меня допекать?..»
Только тогда Юра поднял на нее свои изумрудные глаза. Губы его шевельнулись, и он произнес тихо, даже несколько отстраненно: «А ты ведь меня никогда не любила, Нина…» – «Как это не любила?! – возмутилась она. – Да я чуть с ума не сошла, когда ты меня бросил!» – «Ты замуж хотела, но меня не любила, – печально и упрямо повторил покойник. – Я был для тебя просто средством. Средством, с помощью которого ты бы достигла своей цели».
«Ну здрасте! – чуть не взорвалась она от обиды. – Если б оно так было, то я бы давным-давно за кого-нибудь вышла! У меня, между прочим, были варианты!» Но Юра спорить не стал, просто пожал плечами и ушел. Он, собственно, именно таким и был при жизни. Упрямым и загадочным. Что уж там у него в голове творилось…
И тут Нина стала его звать. Неприятно все-таки, когда разговор обрывают на середине. У нее ведь тоже были к нему претензии, которые она не успела высказать! Она звала его, искала в туманных коридорах сна, выкрикивала его имя…
«Ты не был для меня средством! – с яростью говорила она, кружась в небытии. – Вернись! Я тебя любила. Я тебя любила! И о том, что от ребеночка твоего избавилась, я жалею… Да, представь себе – жалею! Я бы его тоже любила! Но я была не в себе, ты должен меня понять! Да ты вообще не имеешь права упрекать меня в чем-либо!»
Далее Нинин сон преподнес вообще нечто невообразимое – она увидела, что где-то там, вдали, в зыбком молочном сумраке, мелькнули две тени. Одна высокая, худая, другая совсем крошечная, неуверенно шагающая… Ну, как если бы взрослый мужчина вел за руку ребенка.
Сердце у Нины сжалось от нестерпимой боли и жалости.
Гурьев принялся ее успокаивать; принес валокордина с водой, шлепая босыми ногами по полу, потом гладил по голове, бормоча слова утешения и тоже дрожа – от ночного холода и сочувствия к своей жене…
После того как лучший друг Сидоров покинул пределы России, Руслан Айхенбаум тоже решил бросить работу. Он впал в депрессию. Платон Петрович попросил его не увольняться и посоветовал взять отпуск.
– Поезжай куда-нибудь в теплые края, развейся… – сказал добрейший президент «Минервы-плюс». – А там, глядишь, все наладится.
Айхенбаум подумал – а почему бы, в самом деле, не отдохнуть? Конец лета, начало осени – самое лучшее время для отпуска… И отправился в Египет.
Первое время он почти не вылезал из моря, взяв напрокат в отеле подводное обмундирование, – любовался роскошными коралловыми деревьями, чистым песчаным дном. Мимо него стайками сновали разноцветные рыбки, скалились из своих убежищ мурены.
Охваченный туристическим энтузиазмом, Руслан с экскурсией отправился на Синайскую гору. Там, по преданию, с рассветом отпускались человеку все грехи. Ради этого предания пришлось мерзнуть – ночью ударили неожиданные холода.
Потом Руслан отправился в Каир и посетил там Египетский музей. Вдоволь налюбовался мумиями, особенно долго рассматривал голову Нефертити. Затем был Луксор с тысячелетними храмами и Долиной царей. Здесь было настолько жарко, что Руслан едва не спекся.
У него в голове все перемешалось – и долина Нила, и пустыни (Ливийская и Аравийская), и древние фараоны с их богами… Изида, Озирис, сынок их Гор, изображавшийся в виде сокола, нехороший Сет, олицетворяющий злое начало, Анубис – бог бальзамирования, черный бык Апис…
Потом было сафари по пустыне, конечной целью которого являлся стан бедуинов.
До этого самого стана Руслан добирался в джипе с проводником, опять по жуткому пеклу. Настоящие африканские пески, настоящие миражи…
Там, посреди оранжевых песков, Руслан вдруг попросил проводника остановиться ненадолго. Его, обкормленного впечатлениями, уже мало что интересовало. Он хотел только одного – минутной передышки.
Руслан вышел из машины. Сквозь подошвы парусиновых туфель ощущался жар, идущий от раскаленного песка. Неожиданно Руслан вспомнил исторический факт: ведь Наполеон высадил свою армию в Египте в самое жаркое время – в июле. Чистое безумие…
Руслан вгляделся в даль – и там, в движении слоев горячего воздуха, словно наяву увидел наполеоновских солдат при полном обмундировании, с покрасневшими, обожженными лицами, пропыленными насквозь. Солдаты шли через пустыню, мечтая завоевать мир, и не знали, что впереди их командира ждет Ватерлоо.
Это был, конечно, мираж.
Но такая тоска вдруг напала на Руслана, когда он понял, что весь мир уже давным-давно завоеван, что людям нечего делить и что не будет больше великих побед и великих поражений. Люди опутаны законами и правилами, и никогда больше не родится великий полководец – потому что давно наступила скучная эра дипломатии.
Не то чтобы Руслан отличался особой кровожадностью – нет, он знал, сколько горя может принести война. Но он был молодым, сильным мужчиной, он жаждал подвигов и приключений, он хотел настоящих впечатлений. Вот если б он родился раньше, задолго до этого времени! Он поплыл бы с Колумбом открывать новые земли. Он отправился бы с Кортесом завоевывать индейцев. Он плавал бы под черным знаменем Фрэнсиса Дрейка, пирата Ее Величества. Вместе с Ермаком отправился бы осваивать Сибирь… Господи, сколько было славных, великих дел – а он, Руслан Айхенбаум, успел только к шапочному разбору. Он даже в настоящей армии не служил, ему достались два месяца сборов, после которых он автоматически стал считаться лейтенантом запаса.
Руслан зачерпнул горсть горячего песку и медленно пропустил его сквозь сжатые пальцы.
Время – как этот песок. Скоро ничего не останется. Лишь несколько желтых песчинок, прилипших к узкой ложбинке на ладони, называемой линией жизни.
Скоро придется вернуться в Москву, где слякоть и осень, где работа в офисе не требует подвигов и самоотдачи. Где дымный воздух, пробки на дороге и озабоченные карьерой людишки переливают из пустого в порожнее, существуя на проценты от сделок. Мужчиной считают того, кто ловчее умеет обмануть ближнего своего. Ну разве справедливо сильным полом называть только тех, кто умеет завязывать галстук и небрежно щелкать «зипповской» зажигалкой!
Сидоров был тысячу раз прав, когда удрал из Москвы! Что угодно, только не эта жалкая суета, эта скука в белом воротничке, под ярлыком «жизнь яппи» – то бишь жизнь так называемого среднего класса. Впрочем, бедность, равно как и богатство, тоже скучна – решил Руслан, вглядываясь в песчаную даль Аравийской пустыни. Какая разница, о чем думать – как заработать миллион или как не потерять этот миллион, удачно инвестировав?!.
Словом, от подобных мыслей весь отпуск Руслана пошел насмарку.
Он, конечно, попытался исправить дело, поехал в Европу. Немножко Испании, немножко Франции, немножко Австрии…
Куда только не заносил его туристский зуд!
И вот в один прекрасный день он встретил на одной из площадей Западной Европы во время какой-то ярмарки цыганку. Она плясала – чумазая, не особенно красивая, не особенно пластичная. Собственно, в ней и не было ничего, кроме азарта. Старый цыган играл на скрипке, мальчишка-оборванец бегал в толпе зевак с шапкой, собирая деньги. Руслан Айхенбаум тоже бросил в шапку несколько монет.
Скрипка не пела – она визжала. Цыганка не плясала – она поднимала пыль босыми ногами. Но в этой картинке Руслан углядел нечто, что вдруг тронуло его сердце, и в его туристических метаниях стал проглядываться некий смысл.
Танец!
Ну да, где-то он видел нечто похожее, смесь азарта и древней, вечной тоски, эти странные изломанные движения, полные дикой гармонии… Но где?
И Руслан вспомнил – прошлой весной, после неудавшейся свадьбы Пересветова и Нины Леонтьевой… Они с Сидоровым пошли к Жанне, напились, и Жанна танцевала нечто такое невообразимое. Да, точно!
Как тогда жгло сердце, как хотелось, чтобы она его любила… Ничегошеньки не сбылось, ни одна надежда не оправдалась – Жанна так и не досталась ему. Ни ему, ни Сидорову, ни разнесчастному Юре Пересветову.
День клонился к концу. Толпа уже давно разошлась – остался только Руслан. Он бросал монетки под ноги цыганки, а она плясала, косясь на него черными насмешливыми глазами…
Потом цыгану надоело, он произнес хриплым отрывистым голосом непонятную фразу и увел за собой свою чумазую Эсмеральду.
Вечером Руслан напился в компании одного туриста из Пензы и пил до самого своего отъезда.
Москва встретила его холодом и дождем – погода, вполне соответствующая началу октября. И первым делом он позвонил Жанне.
– Русик, ты? – весело сказала она, услышав его голос. – Приехал?
– Ага, – ответил он, вновь с мучительной болью представляя ее лицо, завитки волос на висках, улыбку… – Я хочу тебя увидеть, Жанна. Прямо сейчас.
– Сейчас не могу, – подумав, ответила она. – Русик, и вообще…
– У тебя кто-то есть?
– Да, – ответила она просто. – И скоро я выхожу замуж, Русик.
Руслан Айхенбаум молча положил трубку. У него было впечатление, что его ударили под дых – разом стало трудно дышать.
Впрочем, минут через десять его отпустило, и он прямиком отправился в один ночной клуб с намерением оставить в нем последние деньги, оставшиеся от длительного вояжа.
– …это свинство, в конце концов! – с раздражением сказала Жанна телефонной трубке, в которой звучали короткие гудки, и бросила ее на рычаг. – Мог бы и попрощаться…
Услышав голос Айхенбаума, она обрадовалась – ну как же, милый Русик вернулся, сейчас он расскажет ей о своих впечатлениях… Но Русик был груб и бесцеремонен, он хотел, чтобы Жанна принадлежала только ему.
Настроение у нее вновь испортилось. Вот уже несколько дней, пока Ремизов был в отъезде (того требовали дела фирмы, в которой он работал), она жила у себя, в своей безалаберной огромной квартире, где все напоминало о событиях, произошедших летом. Правда, в квартире Марата поселились какие-то новые люди, но Жанне от этого ничуть не было легче.
«Как им всем объяснить, этим мужчинам, что я одна, что я не могу любить их всех подряд, что мне надоело быть полем битвы их собственнических инстинктов! – язвительно подумала она. – Господи, поскорее бы выйти замуж – может быть, хоть тогда у меня наступит спокойная жизнь!»
Снова зазвонил телефон. Жанна схватила трубку, искренне надеясь, что это Руслан Айхенбаум решил принести свои извинения. Но это была Ксения Викторовна.
