— А что имеет с этого Морлачер?
— Наверное, компанию. У Бака ужасно вспыльчивый характер, особенно когда опрокинет несколько рюмок, и у него привычка деликатно намекать на свое неудовольствие, лягая окружающих в промежность. Так что если встретишь в Триплтри мужика с ногами колесом, это вовсе не значит, что перед тобой ковбой: он просто работал раньше на Бака, только и всего. Большинство стараются держаться от него как можно дальше, но Старр с ним неплохо ладит.
Хэссон кивнул, чуть заинтригованный упорной привычкой Уэрри называть по имени всех, даже тех, кого должен был бы ненавидеть или презирать. Создавалось впечатление, что Эл относится ко всем человеческим слабостям, от самых пустяковых до самых серьезных, одинаково — небрежно-терпимо. Хэссон трудно было примирить такое качество с профессией блюстителя закона. Он сидел тихо, поглощенный несильной болью в спине и бедре.
Уэрри остановил машину у бара неподалеку от торгового центра Триплтри.
— «Голотроника» Бена сразу же за углом, — сказал Уэрри. — Отправляйся покупать свои кассеты, а я пока закажу пару кружек.
Шагая с напористой легкостью боксера, Уэрри направился в коричневатый сумрак бара. По нему нельзя было бы догадаться, что его что-то гнетет. Хэссон проводил полицейского взглядом и нырнул в яростные струи отраженного витринами солнечного света. Каждые несколько секунд дорогу ему пересекали тени: летуны спускались с неба, приземляясь на плоские крыши зданий — характерная деталь современных городов. Причина заключалась в том, что антигравитационные поля разрушались, когда их силовые линии пересекались с массивными объектами, такими, как стены. Вот почему не существовало самолетов, оборудованных антигравитационными двигателями, и поэтому же современные общественные здания имели плоские крыши или окружались широкими посадочными полосами. Любой приблизившийся к стене летун, вдруг обнаруживал, что он больше не летун, а обыкновенный смертный, хрупкий и испуганный, несущийся к земле с ускорением десять метров в секунду за секунду. Тот же самое эффект происходило и при интерференции двух АГ-полей: именно из-за этого сержант воздушной полиции Роберт Хэссон совершил великое падение над Зоной управления Бирмингема, бесконечное орущее падение, которое чуть…
С трудом вернув мысли к настоящему, Хэссон отыскал магазин, в котором купил свой телевизор, и вошел в него. Владелец Бен приветствовал его сдержанно, но оживился, узнав, что его привела не жалоба. Оказалось, в магазине есть неплохой выбор шестичасовых кассет с программами, и Хэссон купил несколько британских комедийных и музыкальных шоу, причем некоторые были прошлогодние.
Подобно алкоголику, любующемуся на заставленный бутылками буфет, Хэссон взял туго набитый полиэтиленовый пакет и вышел ним из магазина. Он стал теперь самостоятельным, самообеспеченным и сможет спокойно вести свою личную жизнь. Ностальгический запах сушеного хмеля и солода ударил ему в ноздри и заставил с любопытством взглянуть на витрину соседнего магазинчика. Его владелец со странным именем Оливер Фан — интересный и приятный тип с необычной манерой рекламировать свой товар. «Вам с собой неловко». Тут он точно не ошибся! Этот молниеносный диагноз попал в самую точку. Но, может, это просто хорошо подобранный набор клише, вроде тех, какими пользуются предсказатели судьбы и гадалки, рассчитанный на то, чтобы общее место прозвучало как нечто конкретное. Может, это столь же хорошо подходит к любому, входящему в лавку к Оливеру? «Поверьте мне, я могу вам помочь». Скажет ли шарлатан такое? Не употребит ли он более двусмысленный оборот, который позволит ему выкрутиться, если им заинтересуется закон?
— Доброе утро, мистер Холдейн, — произнес Оливер со своего места за прилавком. — Приятно вас видеть.
— Спасибо. — Хэссон нерешительно осмотрел застекленные полки, втянул пьянящий аромат и смешался, не находя слов, как будто пришел покупать приворотное зелье. — Я… я думал, может…
— Да, я говорил серьезно. Я могу вам помочь.
Оливер улыбнулся Хэссону понимающей, сочувственной улыбкой, соскользнул со своего табурета и пошел вдоль прилавка. Он бойкий и пожилой, точно такого же роста, сложениям цвета, как миллионы других азиатов. Но у него была индивидуальность, которая показалась Хэссону такой же надежной, как континентальная плита самого Китая. И наоборот, его глаза были такими же простыми, доступными и веселыми, как, например, у Марка Твена.
— Это довольно общее утверждение, — отозвался Хэссон, пытаясь определить свою позицию.
— Да? Давайте его, проверим. — Оливер достал из нагрудного кармашка йодно-коричневые очки и надел их. — Я уже знаю, что вы были серьезно ранены в автомобильной катастрофе, и вы, наверное, знаете, что я это знаю. Так что будем считать это отправной точкой. Не стану утверждать, что я вижу вашу ауру, как это пытаются делать некоторые чудаки, занимающиеся альтернативной медициной. Но, просто глядя на то, как вы ходите и стоите, я могу сказать, что вас довольно сильно беспокоит спина. Я прав?
Хэссон кивнул, отказываясь удивляться.
— Ну вот, пока все идет хорошо. Но дело не только в этом, правда? Физические раны были очень тяжелые, пребывание в больнице было очень тяжелым, выздоровление оказалось медленным, и болезненным, и скучным, но было время, когда вы все это восприняли бы совершенно легко Теперь этого нет. Вы чувствуете, что вы не тот, кем были. Я прав?
— Безусловно, — парировал Хэссон. — Но найдите мне человека, который был бы тем, кем он был прежде. Вы, например, такой же?
— Слишком общо, да? Слишком туманно? Хорошо, вам ваши конкретные симптомы известны лучше, чем кому-либо, но я перечислю вам некоторые из них. У вас повторяются периоды депрессии, иррациональных страхов, неспособность сосредоточиться на элементарных вещах, вроде чтения, ухудшилась память, будущее видится в черном свете, вы днем вечно дремлете, как ящерица на солнышке, а ночью не можете как следует спать, если не примете лекарство или не напьетесь. Я прав?
— Ну.
— Вам трудно встречаться с незнакомыми людьми? Вам трудно сейчас со мной разговаривать?
Оливер снял очки, словно убирая барьеры, чтобы Хэссону легче было ответить.
Хэссон колебался, разрываясь между опасливой скрытностью и тягой облегчить душу перед незнакомцем, который, казалось, может стать ему ближе многих друзей.
— Предположим, что все это правда. Чем бы вы могли мне помочь?
Казалось, что Оливер чуть расслабился.
— Сначала необходимо понять, что вы и ваше тело — одно целое. Вы едины. Не существует такого физического повреждения, которое не отразилось бы на сознании, и такого умственного дефекта, который не отразился бы на теле Если оба не здоровы, то оба больны.
Хэссон почувствовал болезненное разочарование: он слышал похожие вещи от доктора Коулбрука и нескольких психоаналитиков, но никто из них, похоже, не понимал, что он утратил способность мыслить абстракциями, что слова, не имеющие абсолютно ясной и недвусмысленной связи с конкретной действительностью, стали для него совершенно бессмысленными.
— К чему все это? — спросил он. — Вы сказали, что можете помочь мне. Что вы можете сделать, чтобы мое сознание перестало воспринимать боль моей спины?
Оливер вздохнул и посмотрел на него смущенно-извиняющимися глазами.
— Извините, мистер Холдейн! Похоже, тут я дал маху. По-моему, я сказал, не то, что следовало.
— Значит, вы ничего не можете сделать?
— Я могу дать вам вот это.
Оливер снял с полки две коробки: одну маленькую, исписанную золотыми китайскими иероглифами по красному фону, другую большую и белую. Он поставил их на стеклянный прилавок.
«Так вот к чему все свелось, — подумал Хэссон, окончательно разочаровавшись. — Знаменитый травяной сбор доктора Добсона для омоложения селезенки».
— Что здесь?
— Корень женьшеня и обычные пивные дрожжи в порошке.
— Понятно. — Хэссон заколебался, сомневаясь, следует ли купить этот товар просто для того, чтобы компенсировать Оливеру время, которое тот на него затратил, потом покачал головой и направился к выходу. — Послушайте, может я в другой раз зайду. Меня ждут.
