намерение не осталось незамеченным ее пока еще не совсем окрепшим телом, но она не обратила на это внимания. К черту все эти хвори! У нее сильный здоровый сын, так почему у него должна быть слабая больная мать?
Сев в кресло, она рассердилась на все свое тело, вместе взятое. Помимо избиения Джейсоном, ее за относительно небольшое время ранили четырнадцать раз, трижды весьма серьезно, а она тем не менее была на ногах уже через две недели. Сейчас же она пролежала уже три, а легкая пульсирующая боль до сих пор присутствовала. Кира уверяла ее, что все в полной норме и причины этого она понять не может, что приводило Диану чуть ли не в бешенство.
Теперь же она решила, что нашла причину этого: ее неподвижность. При любом сколь бы ни было серьезном ранении, она всегда двигалась. Сейчас же подалась на уговоры и приняла постельный режим.
Дольше так продолжаться не может. К тому же, ей осточертело обращение всех с ней, как с калекой.
Аккуратно пристроив у груди Алекса, она взглянула на Ричарда.
— Послушай, я хоть когда-нибудь лежала после ранений?
— Нет.
Он был весьма не уверен, стоило ли ему отвечать, но и молчать тоже не мог. Он чувствовал подвох.
— Хоть когда-нибудь мне становилось плохо от активности после них?
— Не-ет.
На сей раз он ответил медленнее, начиная понимать, куда она клонит.
— Тогда какого черта я лежу сейчас?
Она сказала это достаточно тихо, но злость он видел и без крика.
— Ты ведь сам видишь, что мне от этого только хуже.
— Да.
— Значит я больше не услышу ни одного протеста?
— Нет. По крайней мере от меня.
— Вот и прекрасно.
Она перевела взгляд с него на ребенка, и он тут же смягчился.
— Тогда объясни это моему мужу, чтобы я лишний раз не нервничала. Хорошо?
— Хорошо. Но я от этого не в восторге.
Она улыбнулась ему, после чего он направился разыскивать ее вспыльчивого мужа.
Диана погладила по блестящей шее Зевса, улыбнувшись в повернутые к ней ясные глаза. Спустя два месяца после родов она, наконец, перессорившись почти со всем домом, направилась в конюшню с единственной целью — прокатиться верхом. Для нее это было необходимее воздуха, которым она дышала. Больше ее ничто не могло остановить.
Она считала себя не только выздоровевшей, но и отдохнувшей на несколько месяцев вперед.
Одним плавным движением взлетев в седло, она удовлетворенно вздохнула. Повернув рвущегося на свободу Зевса, она направилась к выходу из конюшни. Возле двери ее встретил разъяренный взгляд мужа, но она только кивнула и пустила коня легкой рысью, направляясь к воротам.
Тони сверлил ее спину своим взглядом до тех пор, пока она не скрылась за поворотом.
Невозможная женщина. Невозможная.
— Где ты была так долго?
Диана бросила перчатки на стол, небрежно опустившись в кресло. Кира принесла ей сына и сейчас она пребывала в самом доброжелательном настроении. После верховой прогулки она была так полна энергии, как никогда во время постельного режима.
И сегодня она выпустит эту энергию наружу. В этом она не сомневалась. И даже разъяренные, но уже потерявшие весь запал слова мужа ее мало задевали.
— Ты разве забыл, что я каталась верхом?
— Без иронии пожалуйста.
Она улыбнулась, и Тони сдался. В конце концов какой смысл спорить, если с ней все в полном порядке?
Подойдя к ней почти вплотную он присел, оказавшись с ней на одном уровне. Проведя тыльной стороной ладони по щечке сына, он посмотрел в глаза жене.
— С тобой правда все в порядке?
В его голосе звучало столько истинной заботы, что губ Дианы вновь коснулась улыбка. Она перевела взгляд с сына на мужа.
— Правда. Разве я когда-либо делала что-то неосмысленно?
Он знал, что это риторический вопрос. Конечно, она всегда знает, что делает, в этом он не сомневался.
Поднявшись, он помог встать Диане, и молодая семья направилась наверх укладывать свое чадо.
Тони лежал в полной темноте. Ему не хотелось зажигать свечи. Он вспоминал, сколько провел таких ночей вдали от нее, и сам удивлялся: как?
Глаза давно привыкли к кромешной тьме, в которой даже очертания предметов казались едва различимыми. Теперь он обрел все назад. И, как оказалась, вернув жену, он получил еще и сына. Как же удивится Стивен, который до сих пор не знает, что они с Дианой вновь вместе, ведь когда она ездила принимать роды у Мариши, они еще были в разлуке. То время они с Дианой негласно договорились забыть. Но вот такими черными ночами воспоминания выныривали сами.
Каким же он был дураком! Его гордость едва не стоила ему жены, сына и жизни. Теперь он это понимал как никто другой. Понимал он и свою жену, которая превозмогая ненависть к убийце ее сестры и друга, сумела простить его. Он знал — она любит его. Но не может сказать этого вслух. Из слов Ричарда он понял, что эти слова она когда-то говорила Алексу и Терезе, а теперь оба мертвы. В ее понимании они погибли по ее вине.
Попадись Сантьяго ему в руки, он сам его убьет.
Он не услышал, а скорее почувствовал, как открылась и тут же опять закрылась дверь. Не различил он и мимолетного движения, просто почувствовал ее присутствие, и приподнялся. Его жена стояла в двух метрах от кровати. Он различал ее силуэт среди других без помощи свечи.
Подойдя вплотную к кровати, она сбросила пеньюар, который с тихим шелестом опустился на пол. Переступив через него, она села на кровать. Его дыхание участилось.
— Не думаю, что тебе уже можно…
— Шшш…
Ее пальцы накрыли его губы, заставляя замолчать. Скользнув второй рукой по гладкой груди, она прижалась плотнее к нему. Со слабым стоном он впился в ее губы. Нежным, медленным поцелуем распаляя огонь желания. Чтобы ни случилось, он будет предельно осторожен.
Опустив ее на кровать, он накрыл грудь рукой, начав медленно поглаживать соски, мгновенно отвердевшие под его ласками.
Тело стало чувствительнее после родов, это было видно по быстроте ее отзыва на его прикосновения. Как давно он прикасался к ней, ему было сейчас все равно. Сейчас он намерен возместить все те потерянные часы их взаимной жизни.
Диане казалось, что он прикасается сразу ко всем частям ее тела, находя все более чувствительные к его прикосновениям точки. Его руки, губы, язык как будто были везде. Из ее груди вырвался стон, которому тут же вторил следующий. Он мучил ее, но пытка была настолько сладостной, что она убила бы любого, кто попытался бы его остановить.
Когда он наконец медленно, дюйм за дюймом вошел в ее разгоряченное лоно, она тихонько вскрикнула, и в ее мозгу родилась мысль: «я люблю его». Но она тут же похоронила ее, как какой-то
