Он подумал было, что ему, пожалуй, стоит вернуться домой и съесть приготовленный мамой Ларссон ужин. Но он тут же одумался.
– Я сказал, что должен убежать из дому, значит, и убегу, – пробурчал Людвиг. – Всё было бы хорошо, вот только есть хочется.
Он посмотрел через дырочку в заборе на овсяное поле. Лабан вчера сказал: «Вот из этой травы мама варит овсяную кашу».
Людвиг Четырнадцатый не очень любил овсяную кашу, но чем-то надо было набить живот. Он перепрыгнул через канаву, пролез под плетнём и начал жевать стебли овса. Но они вовсе не напоминали овсяную кашу.
– Дурак этот Лабан, – рассердился он.
Однако он чувствовал, что просто умирает с голоду.
«У людей всегда есть еда», – любил повторять папа Ларссон. Но разве мог Людвиг Четырнадцатый решиться на такое опасное путешествие, ведь он был совсем не хитрый.
– Нет, не так уж я и боюсь, – храбрился он. – Есть-то хочется. Была не была, попробую пробраться к людям.
Среди высоких стеблей овса Людвиг Четырнадцатый чувствовал себя уверенно. Здесь люди не могли заметить его. Но когда поле кончилось, стало страшнее. Людвигу Четырнадцатому пришлось прижиматься к самой земле и ползти между двумя рядами каких-то невысоких растений.
Он понюхал воздух. Пахло чем-то вкусным и сладким. Папа Ларссон любил рассказывать, что люди выращивают сладкие ягоды, которые называются клубникой. И Людвиг Четырнадцатый решил, что он ползёт по клубничному полю.
Он навострил свои длинные ушки. Что-то прозвенело в темноте! И опять стихло. Может, Людвиг Четырнадцатый ошибся? Он поднял голову, чтобы посмотреть, как быстрее подползти ко двору.
И ТОГДА ОН УВИДЕЛ ЧТО-ТО УЖАСНОЕ!
Прямо перед ним стоял кто-то высокий. На нём было длинное пальто, а руки раскинуты в стороны.
Людвиг Четырнадцатый никогда ещё не видел живого человека, только на картинке в книжке у Юкке-Юу и Туффе-Ту.
Может быть, этот высокий на клубничном поле и есть человек?
Людвиг Четырнадцатый боялся даже дышать. Он стоял как вкопанный и смотрел. И чем больше смотрел, тем чуднее казался ему Этот.
Людвиг Четырнадцатый протёр глаза. Нет, он не ошибся. На голове у Этого была большая шляпа, но под ней не было лица с глазами, носом – словом, всем, что полагается.
Вот опять послышались звоночки. Пожалуй, это был не человек, а что-то ещё более ужасное.
«ПРИВИДЕНИЕ!» – мелькнуло в голове Людвига. И от страха его влажный нос стал совсем горячим. Как же он забыл про осторожность? С быстротой молнии он помчался назад в спасительное овсяное поле, потом один прыжок – и он оказался в канаве за забором.
– По-мо-ги-и-и-те! – закричал кто-то пискливым голосом.
– По-мо-ги-и-и-те! – заскулил Людвиг Четырнадцатый. Он почувствовал, что лежит на мягком, живом, пищащем маленьком пуховом комочке.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Трудно сказать, кто больше испугался: Людвиг Четырнадцатый или маленький пуховый комочек. Во всяком случае, первым заговорил Людвиг Четырнадцатый.
– Что за манера налетать ни с того ни с сего на невинных зверей?! – начал он. – Собственно говоря, мне стоило бы заявить на тебя в полицию.
– Пин-пин-пинтересно, – пропищал пуховый комочек. – Я совсем не налетала на тебя, потому что я почти не умею летать. А уж если на кого и стоит заявить в полицию, то на тебя. Ведь не я же на тебя упала.
В канаве было темно. Но Людвиг Четырнадцатый напряг зрение и разглядел, что пуховый комочек был куда меньше его самого. И лисёнок расхрабрился.
– Что ты делаешь здесь на опушке совсем один и так поздно? – спросил он.
– Такие малыши, как ты, должны уже давно спать.
– Я боюсь идь-идь-идти домой, – жалобно пропищал комочек. – Я почувствовала запах лисицы, а страшнее зверя, чем лисица, я не знаю. Людвиг Четырнадцатый хихикнул. – Ты никогда не видела лисиц?! – удивился он.
– Никогда, – ответил комочек. – Я знаю только, что у них длинные уши и вместо хвоста маленький шар-ик-ик-ик. И они скачут.
– 'Ик-ик'! – передразнил Людвиг Четырнадцатый. – А может, ты смотрела не на те рисунки?
– Ой, какая я глупая, – засмеялся пуховый комочек. – Я всегда повторяю одни и те же ошибки. Ну, ник-ник-никак не могу запомнить разницу между лисицей и зайцем. Значит, тогда лиса – это та, у которой рыжая шубка и большой хвост. Да ещё она ужасно хитрая.
– Вот это точнее, – заметил Людвиг Четырнадцатый.
– А ты что, видел жив-жив-живых лисят? – спросил пуховый комочек.
– Неоднократно, – ответил Людвиг Четырнадцатый.
– И ты ник-ник-никогда их не боялся?
– Нисколечко! – гордо сказал Людвиг Четырнадцатый.
– Значит, ты очень храбрый! – воскликнул пуховый комочек. – А как тебя зовут?
– Людвиг Четырнадцатый Ларссон.
– Какое смешное имя, – засмеялся комочек.
– И совсем не смешное, – рассердился Людвиг Четырнадцатый. – Всё очень просто. Наша семья самая большая во всём лесу. И я совершенно случайно оказался четырнадцатым в этой семье.
– У тебя чет-чет-четырнадцать братьев и сестёр? – пропищал комочек. – Есть чем хвастать!
– Только тринадцать, – рассердился Людвиг Четырнадцатый. – Но можно подумать, что у тебя их больше!
– Вряд ли я смогла бы сосчитать их всех, – ответил комочек. – А зовут меня Тутта Карлссон.
В канаве наступила тишина. Оба думали одно и то же: «Кто же сидит напротив меня?»
И снова первым начал спрашивать Людвиг Четырнадцатый;
– Ты птица, не правда ли?
Тутта помотала своей маленькой головкой.
– Но ведь ты же сама сказала, что летаешь не очень хорошо! Тутта опять помотала головкой.
– Ты живёшь здесь, в лесу? Тутта покачала головой.
– У людей?
Тутта утвердительно кивнула.
– А какого цвета у тебя шубка?
– У меня нет ни-ни-никакой шубки, у меня пушинки, и они жёлтые, – ответила Тутта Карлссон.
Людвиг Четырнадцатый почесал за ухом совсем как папа Ларссон. 'Жёлтая птичка, которая не умеет хорошо летать и которая живёт
у людей, – размышлял он. – Не может быть, чтобы это была...'
– Ты же, конечно, не курица? – спросил он в ужасе.
– Да нет, – пропищала Тутта. – Я ещё не курица. А ты что за птица? Ты живёшь в лесу?
Людвиг Четырнадцатый кивнул.
– Ты ручной?
Людвиг Четырнадцатый фыркнул.
– А какого цвета твои пушинки?
– У меня нет никаких пушинок, у меня шубка, и она рыжая, – ответил Людвиг Четырнадцатый.
