часто заставляло ее погружаться в мысли о Гае. Помогать с его счетами было бы еще ужаснее. Она уже страшилась тех часов, которые ей предстояло провести за этим занятием вместе с Гаем, зная, что его присутствие рядом кружило ей голову настолько сильно, насколько смертелен яд, предназначавшийся для крыс. Часы, которые она провела у него в постели, доказали это сполна.
Просыпаться в объятиях мужчины было наслаждением, о существовании которого она раньше и не предполагала. Конечно, не всякого мужчины, поправилась она. В объятиях Гая. Только Гая. Понимание этого лишь притупляло способность сопротивляться соблазну и подталкивало ее уступить собственной слабости.
Но он может использовать ее и выбросить за ненадобностью.
Именно эта мысль удержала ее от катастрофы. Слова Гая расслабляли ее, прикосновения приводили в трепет, его логика заставляла сомневаться в своих убеждениях, однако, в конце концов, она ни на минуту не забывала, что он – мужчина и, как всякий мужчина, легко поддается похоти.
В течение многих лет она слушала, как ее братья говорили женщинам всякого рода притягательную ложь, лишь бы заманить их к себе в постель. Действия Роберто не удивляли ее, поскольку он всегда поступал, как ему нравилось, ничуть не заботясь о последствиях. Однако вереница разбитых сердец, которую оставлял за собой Данте, помогла ей ясно осознать, что мужчины во многом похожи друг на друга, когда дело касается женщины. Сам процесс соблазнения захватывал их, вызывая охотничий азарт. Однажды одержав победу, мужчины быстро теряют интерес к завоеванному призу и нацеливаются на новую жертву, принося ей еще более фальшивые клятвы, говоря еще большую неправду.
Гай не лгал ей. Он указал на ложь, которую Клаудия и сама могла бы произнести. Она попросила, чтобы он поцеловал ее, и он отказался. Отказался не потому, что не хотел поцеловать ее, а потому, что зная ее иного лучше, чем она саму себя. Этим утром ей страстно хотелось отдаться ему, узнать, наконец, тайну отношений между мужчиной и женщиной. Позже она сумела бы успокоиться, унять свою нечистую совесть, твердя себе, что это он овладел ее чувствами, лишил ее собственного выбора. Это дало бы ей повод ожесточиться против него и тем самым защититься от естественной боли, которую он причинит ей рано или поздно, отвергнув ее.
Почему он не может быть, как все мужчины, и просто лгать?
– Hai delle belle mani, donna Claudia (У вас очень красивые руки, леди Клаудия). – Томас кинул беглый взгляд на Ленору и снова повернулся к Клаудии. От его страстных взглядов она ощущала какое-то смутное беспокойство. Ее друга, доброго и отзывчивого брата Томаса, более не существовало. Рыцарь Томас был совершенно иным человеком, и блеск в его глазах оставлял в ее душе неприятный осадок, а многозначительные улыбки и самоуверенные манеры настораживали Клаудию.
Она взглянула на свои руки и удивилась, как он может считать их красивыми. Томас взял ее за запястье, повернул руку ладонью кверху и провел по ней кончиками пальцев. Девушка сжала руку в кулак и попыталась освободиться:
– Обычные руки, сэр Томас. Как раз пригодные для такой работы.
Она ответила на его языке, но он, видимо, решил продолжить разговор на итальянском:
– A contrario – sono belle, delicate e feminili. (Совсем наоборот – они красивы, нежны и женственны.)
Низкий голос вдруг отозвался на нескромную лесть Томаса:
– Bugiardo! (Лжец!)
– Лжец? – с гневом произнес Томас. Он резко обернулся в поисках оскорбителя. Прислонившись плечом к каменной арке и сложив на груди руки, у входа в парк стоял Гай. Его непринужденная поза никак не соответствовала мерцавшему в глазах опасному огоньку. Томас вздрогнул и отпустил руку девушки. Клаудия улыбнулась.
Гай поднял руку и стал с деланным равнодушием рассматривать свои ногти.
– Что ты здесь делаешь, Томас?
Томас поднялся со скамьи и учтиво поклонился.
– Я помогаю леди Клаудии собирать разные травы и растения для снадобья, которое она собирается приготовить.
– Выглядит так, как будто вы просто вышли собирать цветы. – Гай потер костяшки пальцев о темно-синюю тунику. – Почему ты не на учебном плацу?
– Я был там ранним утром с Эвардом, а сегодня днем я должен возглавить южный дозор. Я решил, что мое отсутствие в течение нескольких часов не будет замечено. – Томас переступил с одной ноги на другую. – Если вы позволите, милорд, я вернусь на плац.
Гай не ответил. Его молчаливый непроницаемый взгляд, похоже, заставлял Томаса нервничать. Казалось, воздух между двумя мужчинами медленно накалялся.
– Я намеревался только возобновить свое знакомство с леди Клаудией, – оправдывался Томас. – Мы ведь часто встречались в саду Лонсдейла. Я не думал, что вы можете быть против, если я составлю ей компанию здесь.
– Я разве сказал, что я против? – Тон Гая был обманчиво дружелюбным, но его улыбка – зловещей.
– Ленора была с нами все это время. Ничего неподобающего здесь не происходило. – Томас обернулся; – Ведь правда, Ленора?
Ленора крепко сжала руки и неловко кивнула. Это лишь немного успокоило Томаса. Ленора же выглядела страшно напуганной. Клаудия погладила дрожащую руку девушки:
– Успокойся, Ленора. У тебя нет причин бояться гнева милорда.
Томас и Ленора уставились на нее, словно она говорила на непонятном им языке. Может быть, ее акцент смутил Ленору, но с чего вдруг Томас выглядит таким растерянным?
– Вы говорите о лорде Гае? – изумился Томас, но тут же закрыл рот, как будто сказал что-то лишнее. Услышав тихий смех Гая, он весь сжался.
– Леди Клаудия знает мой мягкий нрав. – Выражение лица Гая смягчилось, как только он перевел взгляд на Клаудию. – Хм… она также знает, что я не буду сильно сердиться, если обнаружу ее здесь, в парке, хотя я просил ее встретить меня в солярии.
– Вы сказали, через четыре часа, – возразила Клаудия, – и у меня еще предостаточно времени до встречи с вами.
– Я сказал, через три, и вы опоздали.
– Через четыре.
Ленора поймала руку Клаудии и сжала ее, но Клаудия оставила без внимания это бессловесное предупреждение. Она поднялась, отодвинув корзинку в сторону, и поправила складки на юбке.
– Ты знаешь, что я хотела сделать с этими растениями, Ленора. Я присоединюсь к тебе позже. – Она повернулась к Гаю, все еще стоящему под аркой. Его лицо было так напряжено, что казалось высеченным из камня.
– Я готова, милорд.
Насмешливо кланяясь и протягивая ей руку, он приказал Томасу:
– Ты можешь удовлетворить свою неожиданную любовь к садоводству, помогая Леноре в отсутствие леди Клаудии.
– Да, милорд, – отозвался Томас несчастным голосом.
Гай взял Клаудию под руку, но не сердито, как она ожидала, а очень нежно. Пройдя пару шагов, он ласково и заботливо обвил Клаудию за талию и направился к замку. Наклонившись к ее уху, он прошептал:
– Мне кажется, вы не созрели для того, что я готов предложить вам, Клаудия.
Смутное опасение заставило ее затрепетать. В его глазах она заметила голубую вспышку, но он уже перевел взгляд на дорожку перед ними. Почему он так сердит?
Ряд высоких деревьев отделял тропинку от парка, словно зеленая стена, прерывающаяся через равные промежутки сводчатыми проходами, ведущими в разные части сада. Южная стена замка, мрачная и неприступная, выросла на их пути. Не успели они добраться до окованных железом массивных дверей, как Гай свернул и повел ее в одну из арок.
– Куда мы идем?
