Клаудия повернулась к нему, и он забыл о своем внезапно возникшем беспокойстве. Ее зеленые глаза, напоминающие драгоценные камни, светились изумрудным блеском. Они были так чисты, что Гаю показалось, будто он заглядывает ей в самую душу. Здесь, в Лонсдейле, подумал Гай, Клаудия всегда старалась укрыться в собственном одиночестве, спрятаться от толпы, слиться с тенью. Она предпочитала сумрак, который помогал ей избегнуть чужих взглядов. Гаю захотелось вывести ее из мрака! к солнечному свету. Он вернет Клаудию к жизни. Он вновь научит ее улыбаться.
Он коснулся ее губ, затем скользнул вверх по щеке, и Гай опять поразился, насколько нежна ее кожа. Однако губы Клаудии оставались неподвижны, и безмятежное выражение лица не изменилось. Она не выглядела счастливой. Гай торжественно пообещал себе, что наполнит жизнь Клаудии смехом и радостью.
Чтобы скрепить клятву, он поцеловал ее в лоб. Продолжая пристально смотреть на него, Клаудия подняла руку, коснулась его рта и медленно и осторожно провела пальцами по губам, как будто хотела на всю жизнь запечатлеть в памяти их очертания. Затем боязливо дотронулась до щеки и погладила жесткую, отросшую за ночь щетину. Гай напрягся, затем судорожно вздохнул. Тонкие брови Клаудии сошлись у переносицы – она была озадачена такой реакцией на ее прикосновения. Быстро повернув голову, Гай обхватил кончик ее пальца губами и ласково поцеловал его. Ее глаза расширились от удивления, и она в свой черед невольно глубоко вздохнула.
Поймав руку Клаудии, пока она не успела убрать ее, он принялся покрывать легкими поцелуями ее ладонь, в его тяжелой руке казавшуюся такой маленькой и слабой. Поцеловав место на запястье, где сквозь тонкую кожу пробивался пульс, он обнаружил, что сердца их бьются в унисон, и приложил руку Клаудии к собственной груди, чтобы показать ей это. Затем Гай наклонился вперед, и губы их соединились в долгом, проникновенном поцелуе.
Поцелуй был хорош, но что-то в нем было не так. Губы Клаудии не отвечали ему с той же страстью, как днем, в саду. Теперь они были безжизненны и безвольны. Гай поднял голову и обнаружил, что ее глаза вновь закрыты. Черт возьми, она заснула! Но ведь это его сон – почему она так себя ведет?
Внезапная мысль заставила его застыть. Сможет ли он заниматься любовью с образом, созданным его воображением? Кровь пульсировала в его ушах так громко, что он никак не мог сосредоточиться. Закрыв глаза, Гай попытался собрать воедино разбегающиеся мысли, но приступ головокружения едва не лишил его сознания. Он открыл глаза и постарался успокоиться. Сердце его вновь отчаянно колотилось, на этот раз не от желания, а от ощущения опасности. Что-то было не так. Совсем не так. Откуда у него этот шум в ушах?
– Что вы… О, моя голова!
Клаудия сжимала обеими руками виски и тяжело дышала. Ее глубокое дыхание взъерошило волосы Гая и, казалось, рассеяло наконец туман, окутывавший его мысли.
Это был не сон.
Отбросив одеяло, Гай сделал попытку резко выскочить из постели, но вынужден был остановиться и схватиться обеими руками за голову, которую пронзила острая боль – настолько сильная, что перед глазами заплясали черные пятна. Шум в ушах превратился в оглушительный рев. Вино! Господи, вино все-таки было отравлено!
Он вспомнил о Стивене, который тоже отпил из его кубка, затем об Эварде и остальных, моля Бога, чтобы они были живы и невредимы. Если он умрет…
Едва эта мысль пришла ему в голову, как боль в голове начала утихать. Хотя он по-прежнему ощущал слабость во всем теле, призрак смерти отступил. Или он слишком мало выпил этого вина, или же яд, подмешанный в него, должен был не убить его, а одурманить. Гай взглянул на Клаудию, и его глаза сурово прищурились.
Она сидела на кровати, закутавшись в простыню и сжав голову руками. Действительно ли она опоена ядом или просто притворяется? Гай заскрежетал зубами.
– Вылезай из моей кровати!
– Вашей кровати? – Клаудия попыталась взглянуть на него, но ее голова непослушно склонилась. Только отняв одну руку от лба и уперев ее в подбородок, она наконец сумела посмотреть Гаю прямо в глаза. – Барон, но это моя кровать.
Гай наконец-то огляделся. Проклятие, она была права! Новая волна головокружения заставила его покачнуться, и он вынужден был прикрыть глаза, чтобы прийти в себя. Только теперь Гай понял природу шума в ушах, преследовавшего его с момента пробуждения – кто-то отчаянно колотил кулаком в дверь. Едва он осознал это, как стук прекратился, и чей-то приглушенный голос приказал:
– Ломайте дверь!
Первым побуждением Гая было защитить Клаудию, и он машинально потянулся за мечом, однако рука его не нащупала привычной рукояти. Это чужая спальня – как сюда мог попасть его меч? А как он сам сюда попал? Части головоломки начинали становиться на место. С проклятием Гай огляделся, пытаясь найти, чем можно было бы прикрыть наготу. По полу были разбросаны одежды, в которые он был одет вчера. Странно – он ведь разделся, когда шел спать. Почему его наряд здесь, а не в его собственной спальне вместе с этим чертовым мечом?
Ответ очевиден – это еще одно доказательство его преступления. Никто не поверит, что он отважился явиться сюда полуголым. Натягивая штаны, Гай заметил, что одежды разбросаны так, будто он раздевался в спешке. Ничего не скажешь – те, кто подстроил ему ловушку, явно не глупы.
Едва Гай успел надеть штаны, как дверь распахнулась, и в комнату ворвалось несколько солдат во главе с бароном Лонсдейлом и епископом Жерменом. Солдаты были вооружены с головы до ног, а у барона и епископа поверх длинных ночных рубах были накинуты темные плащи.
– Так вот как вы отблагодарили меня за гостеприимство! – Барон Лонсдейл метнул гневный взгляд на Клаудию, которая куталась в простыни, пытаясь укрыться от мужских взоров. – Вы совратили мою племянницу под моим собственным кровом! Вы заплатите мне за это, Монтегю, – и дорогую цену! – Он повернулся к епископу. – Когда часовой сообщил мне, что Монтегю вошел в спальню моей племянницы, я было решил, что он ошибся, но теперь я сам вижу горькую правду. Епископ, будьте моим свидетелем!
Гай едва удержался, чтобы не броситься на врагов и попытаться кровью смыть нанесенное ему незаслуженное оскорбление. Остановила его лишь внезапно пришедшая в голову мысль: Лонсдейл сделал первый ход в разыгрываемой им хитроумной игре. Стратегия! Чтобы победить, Гаю необходимо было срочно припомнить свои собственные стратегические замыслы. Крепко сжав кулаки, Гай стал глубоко и ритмично дышать, пытаясь стряхнуть с себя проклятую слабость, никак не желающую разжимать цепких объятий. Слава Богу, он лишь слегка пригубил отравленное вино – еще один кубок, и он до сих пор не способен был бы пошевелиться. Чтобы избежать неверного шага, который мог бы стоить ему жизни, Гаю сейчас понадобится вся его сообразительность.
– Где мой оруженосец? – спросил он.
– Я здесь, милорд! – Стивен протиснулся сквозь толпу солдат и предстал перед хозяином. На лице у него была написана озабоченность, но он низко склонился перед Гаем. – Эти люди пытались войти в ваши покои. Я не хотел их пускать, но они потребовали вас разбудить. Если бы я знал…
– Не переживай, Стивен. Ответь только на один вопрос – ты видел, как кто-нибудь входил в мою спальню прошлым вечером? Или выходил из нее? – Стивен отрицательно покачал головой. Гай помрачнел, хотя и ожидал такого ответа. Парнишка явно был чем-то встревожен, хотя, возможно, его тоже опоили. – Разбуди сэра Эварда и приведи его сюда.
Барон Лонсдейл положил руку на плечо мальчика.
– Это делать незачем! В данный момент ваш помощник вам ни к чему, лорд Гай. Парень никуда не пойдет.
Гай пожал плечами с напускным равнодушием, затем, не выпуская из поля зрения Лонсдейла, подобрал рубашку и принялся одеваться. Когда он выполнял эту непосильную задачу, комната закачалась у него перед глазами, и Гаю пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы не выдать навалившуюся на него слабость. Он не мог сейчас позволить себе расслабляться.
– Какое снадобье вы использовали, Лонсдейл? Я оказался здесь не по своей воле, и вы прекрасно это знаете. Один кубок вина не мог привести меня в такое состояние.
– Вы пытаетесь отрицать очевидное? – Казалось, барон Лонсдейл не верит своим ушам.
