— Знаю.
— Далеко отсюда?
— Нет.
— А как велико расстояние?
— Сорок миль.
— За сколько дней можем мы дойти туда?
— За три.
— Отлично. Отведите нас в это место. Мы выедем завтра рано утром.
— Все? — спросил Болтун.
— Все, — отвечал генерал.
— Спокойной ночи!
И проводник ушел.
— У Болтуна есть одна хорошая черта, — сказал, улыбаясь, генерал. — Его разговор не надоедлив.
— А мне было бы гораздо приятнее, если бы он говорил побольше, — возразил, покачав головой, доктор. — Мне всегда подозрительны такие молчаливые люди: кажется, как будто у них есть какие-то тайны, и они боятся проговориться.
Выйдя из палатки, Болтун присоединился к своим товарищам и некоторое время о чем-то горячо перешептывался с ними.
Была чудная ночь. Путешественники закурили сигары и уселись около палатки.
Люция запела прелестную, нежную креольскую песню.
Вдруг красноватый свет показался у самого горизонта. С каждой минутой становился он все больше и ярче, а потом послышался какой-то глухой шум, похожий на отдаленные раскаты грома.
— Что это такое? — спросил генерал, вскакивая с места.
— Пожар в прерии, — спокойно отвечал Болтун.
При этом ужасном известии весь лагерь заволновался.
Нужно было бежать как можно скорее, чтобы не сгореть заживо.
А во время суматохи один из проводников многозначительно переглянулся с Болтуном и, проскользнув между тюками, скрылся в прерии.
ГЛАВА V. Команчи
Чистое Сердце и Весельчак, скрывшись в ветвях пробкового дуба, наблюдали за команчами.
Индейцы — их было человек двадцать пять — спокойно сидели и лежали около костров; одни из них ели, другие курили. Они вполне надеялись на бдительность своих караульных, и им не могло прийти в голову, что врагам удалось подкрасться к ним. На команчах была их обычная одежда из бизоньих шкур, а странная, причудливая татуировка их отличалась необыкновенным разнообразием. У иных все лицо было выкрашено киноварью, у других — черной краской, с длинной белой полосой на каждой щеке. Ружья лежали около них, а за плечами висели щиты, луки и стрелы.
По множеству волчьих хвостов, привязанных к их мокасинам, видно было, что это лучшие воины, составляющие гордость и славу своего племени.
В нескольких шагах от них стоял, прислонившись к дереву, Орлиная Голова. Скрестив руки на груди и слегка наклонившись вперед, он, казалось, прислушивался к каким-то звукам, которых не слышал ни один из его товарищей.
Орлиная Голова происходил из племени озагов. Когда он был юношей, команчи усыновили его, но он до сих пор придерживался обычаев и костюма своего народа. Это был очень высокий, богатырски сложенный человек лет двадцати восьми. Грудь и руки его были обнажены; одежда состояла из куска материи, обернутой кругом бедер; обувь — из мокасин, сделанных из недубленой кожи лани. Они поднимались выше колен и были украшены множеством волчьих хвостов.
Живые черные глаза его со слишком маленьким промежутком между ними, тонкий нос и довольно большой рот делали его похожим на хищную птицу. Выражение лица его было смело и благородно. Оно было раскрашено четырьмя красками: белой, голубой, черной и красной. Главные подвиги его во время битв были нарисованы голубым на его обнаженной груди.
Голова его была обрита. Только узкая полоска волос оставалась посредине головы, да длинная прядь спускалась с маковки и висела сзади. Она была украшена орлиными перьями.
К счастью для Чистого Сердца и Весельчака, индейцы вышли на войну, а не на охоту, и потому с ними не было собак. Будь с ними эти умные животные, нашим друзьям не удалось бы так незаметно подкрасться к лагерю.
Вождь команчей стоял неподвижно, как статуя; но глаза его блестели, а тонкие ноздри раздувались. Вдруг он поднял правую руку, делая знак воинам, чтобы они замолчали.
— Мы открыты, — прошептал Чистое Сердце так тихо, что товарищ едва мог расслышать его слова.
— Что же нам делать? — спросил Весельчак.
— Действовать, — коротко отвечал Чистое Сердце.
Они стали неслышно перебираться с одной ветки на другую, с дерева на дерево, пока не очутились на противоположной стороне лагеря, где паслись лошади индейцев.
Друзья осторожно спустились на землю и перерезали веревки, которыми были привязаны лошади. Те радостно заржали и понеслись в разные стороны.
Весь лагерь пришел в движение. Индейцы вскочили и с дикими криками бросились в погоню за животными.
Орлиная Голова остался один. Как бы зная, где скрываются его враги, он двинулся к ним, осторожно прячась за стволами деревьев, которые могли служить ему защитой.
Охотники тихо отступали и осматривались по сторонам, опасаясь, что команчи зайдут сзади.
Но нет. Крики индейцев замирали вдали; они не думали ни о чем, кроме своих лошадей.
Подойдя к высокому дереву, Орлиная Голова остановился. Это как раз подходящее место — ствол настолько толст, что защитит его от врагов. Он взял стрелу и натянул лук.
Но как ни был он осторожен и ловок, ему все-таки пришлось немножко выдвинуться при этом из-за ствола. В то же мгновенье Чистое Сердце вскинул ружье на плечо и выстрелил. Орлиная Голова вскрикнул от ярости и боли и упал на землю.
Пуля попала в руку.
Охотники бросились к нему.
— Не трогайся с места, Орлиная Голова! — крикнул Чистое Сердце. — Ты умрешь, если сделаешь хоть один шаг.
Индеец затаил гнев и лежал неподвижно, по-видимому, совершенно спокойный.
— Я мог бы убить тебя, но не убил, — продолжал охотник. — Во второй раз дарю я тебе жизнь, Орлиная Голова, — во второй и в последний. Постарайся не попадаться на моем пути и не вздумай трогать мои западни. Я уже больше не пощажу тебя.
— Орлиная Голова — вождь, знаменитый между людьми своего племени, — гордо отвечал индеец. — Он не боится смерти. Белый охотник может убить его. Он не услышит от него ни одной жалобы.
— Нет, я не убью тебя, вождь, — сказал Чистое Сердце. — Мой Бог запрещает проливать без надобности кровь человека.
— Должно быть, мой брат — миссионер? — заметил индеец, насмешливо улыбнувшись.
— Нет, я честный траппер, и потому не убью тебя.
— Мой брат похож на женщину, — сказал индеец. — Орлиная Голова не прощает. Он мстит!
— Поступай, как знаешь, вождь, — отвечал охотник, презрительно пожав плечами. — Я не могу изменить себя. Во всяком случае, ты предупрежден. Прощай.
