атаки мексиканцев.
— Сдавайтесь, собаки! — закричал Белый Охотник За Скальпами.
— Ты сам собака! — отвечал капитан Джонсон. — Разве люди, подобные нам, сдаются.
— Вперед! — с пеной у рта прохрипел Охотник За Скальпами. Мексиканцы бросились на неприятеля с неописуемой яростью. Разгорелась жестокая битва — тридцать человек бились против трехсот. Началось беспощадное избиение людей, никто не просил и не надеялся на пощаду. Техасцы были уверены, что падут все, и потому дрались как львы, дорогой ценой решившись продать свою жизнь.
Через двадцать минут, которые показались целой вечностью, из тридцати техасцев в живых осталось только двенадцать человек, восемнадцать пало. Остались капитан Джонсон, Транкиль, Квониам и девять матросов, совершавших чудеса храбрости.
— Наконец-то! — едва слышно, хрипя, проговорил Охотник За Скальпами, пробираясь, чтобы схватить Кармелу.
— Ну нет, подожди! — проговорил Транкиль, поражая его ударом топора.
Охотник За Скальпами увернулся от удара и отвечал на него своим мачете.
Транкиль упал на одно колено, у него была перебита бедренная кость.
— О! — воскликнул он в отчаянии. — Все погибло! Боже мой, все погибло!
Кармела поняла, что ей более не остается надежды, приставила кинжал к своей груди и спокойно проговорила:
— Ни шагу далее, или я сейчас паду мертвой.
Дикий зверь в человеческом образе против воли остановился на миг в нерешительности, устрашенный решимостью, засверкавшей в глазах молодой девушки, но тотчас же вновь овладел собой:
— Ну так что же, — закричал он, — лишь бы не досталась ты никому!
И он кинулся к ней с диким воплем. Вне себя от ужаса из-за опасности, которой подвергалась его дочь, охотник собрал последние силы и, сделав над собой нечеловеческое усилие, поднялся и с угрожающим видом стал перед своим врагом.
Они обменялись уничтожающими взглядами и сразу бросились друг на друга.
Кармела, почти мертвая от ужаса, без чувств упала между врагами. Ни тот ни другой не перешагнули через ее тело, но со зловещим звуком скрестили над ним свои мачете.
К несчастью, Транкиль, ослабевший от раны, не мог, несмотря на всю свою неукротимую храбрость, держаться долго, и эта ожесточенная борьба могла только на несколько минут оттянуть катастрофу, которую ему так хотелось устранить. Он понял это и, не переставая с необычайной ловкостью отражать удары, наносимые его противником, беспокойно оглянулся кругом. Квониам бился рядом, как лев.
— Друг, — крикнул он прерывающимся голосом. — Во имя всего самого дорогого для тебя спаси ее, спаси Кармелу!
— А как же вы? — спросил негр.
— Эх! — отвечал охотник. — Я-то… все равно, что… со мной будет, лишь бы она… она избежала… этого зверя… и была бы… счастлива!
Квониам колебался: чувство невыразимой скорби омрачило его лицо. Но когда канадец взглянул на него еще раз, когда он прочел в этом взгляде выражение крайнего отчаяния, он решился наконец уступить его желанию, опустил свой томагавк, до самой рукоятки мокрый от крови, которая каплями струилась с него на землю, и наклонился над девушкой.
Но Кармела вдруг, словно львица, поднялась одним прыжком, глаза ее горели безумным огнем.
— Пусти, оставь меня! — воскликнула она. — Он за меня хочет умереть, я не расстанусь с ним.
И она стала рядом с тем, кого она считала, с тех пор как помнила себя, отцом.
При этом движении оба врага подались на шаг назад и опустили свои мачете. Это было одно мгновение, а затем они, как бы сговорившись, вновь бросились друг на друга.
Техасцы и мексиканцы также с новой яростью кинулись одни на других, и вновь закипела было затихшая схватка.
Глава XXV. ВПЕРЕД
Вернемся к мистеру Ловелу. Гребцы его бодро работали веслами, но как ни сильно было их желание попасть поскорее к берегу, они потеряли много времени совершенно напрасно, так как место им было незнакомо и они много раз натыкались на подводные камни, делали обходы, меняли направление и достигли цели спустя долгое время после высадки капитана и Транкиля.
Старый моряк встретил баркас капитана и велел ему вместе со своей шлюпкой не отходить от берега, так как чувствовал, что они могут понадобиться в любой момент. Он высадился после этого со своими людьми на берег и с большими предосторожностями двинулся вперед.
Едва сделал он наудачу несколько шагов, как до его слуха долетел шум жаркой битвы, быстрый бег нескольких сотен людей, звуки оружия, стоны, проклятия. Шум шел из лощины, по которой пролегала тропа.
С того места, где он стоял, он частью рассмотрел — насколько позволяла тьма, — частью догадался, что отряд капитана Джонсона окружили мексиканцы. Он прибыл в самый разгар битвы. На чью сторону клонился успех — он разглядеть не мог, но так как число нападавших во много раз превышало отряд капитана, то он заключил из этого, что мексиканцы напали на него с подавляющими силами, и сообразно с этим рассудил, как ему надо действовать.
Он решил, что если он немедленно же бросится в свалку, то лишь немногим увеличит шансы на успех для техасцев. С такими силами, какие были у него, можно было выступить только тогда, когда битва примет определенный оборот. Могло случиться, что Транкиль и капитан Джонсон обратят в бегство мексиканцев, тогда, бросившись на них, он окончательно упрочит победу техасцев; если же станут одолевать мексиканцы, то, ударив по ним с тыла в тот момент, когда они начнут считать, что одержали победу, он может привести их в замешательство, отсрочить, во всяком случае, их торжество, сделать его сомнительным, а там Бог весть какие еще могут произойти события. Все это мигом пронеслось в голове мистера Ловела, и он, еще немного приблизившись к месту битвы, выстроил свой отряд за рощей перуанских акаций и дубов и, сохраняя полное хладнокровие, стал ожидать удобного момента.
Техасцы в это время прижались к скале и выбивались из сил, отражая натиск подавляющих числом мексиканцев. Еще минута — и они погибли бы все до единого, как вдруг со стороны моря в тылу врага раздался крик: Вперед! Техас и свобода! За ним последовал залп из карабинов, в рядах мексиканцев произошли смятение и паника.
Это мистер Ловел нашел, что наступил благоприятный момент, и ударил в тыл мексиканцам из своей засады, бросившись на выручку своему капитану — или, как он говорил в своей наивной беспредельной любви к нему, — на выручку своему приемному сыну.
Мексиканцы уже было готовились торжествовать победу. Атака мистера Ловела была произведена так стремительно и неожиданно, что они вообразили, будто на них напал значительный отряд вольных стрелков под командованием Ягуара, которого они боялись пуще огня и потому давно уже перестали оказывать ему всякое сопротивление.
Убежденные, что техасцы высадились в большом числе и что они попались в западню, они заколебались, отступили и наконец, охваченные паническим страхом, не слушая ободрявших их офицеров, бросились кто куда мог, побросав по дороге оружие.
Техасцы, ободренные прибытием словно посланных небом товарищей и воодушевляемые капитаном, почувствовали прилив свежих сил.
Транкиль обвязал платком свою рану и, поддерживаемый Квониамом, который ни на шаг не отступал от него все это время, начал отступать к берегу, ведя с собой Кармелу. Капитан и его храбрые матросы прикрывали их, ежеминутно оборачиваясь и поражая мексиканских солдат, несколько десятков которых удалось наконец собрать их офицерам, но которые не отваживались слишком теснить своих страшных противников.
