наблюдать.
— Довольно грозить, говори, что я должен делать.
— Когда едем мы в Апачерию?
— Значит, ты едешь?
— Разумеется.
Зловещая улыбка скривила бледные губы монаха.
— Мы уедем через неделю, — отвечал он.
— Хорошо. В день отъезда, за час до нашего выступления в путь, ты мне выдашь молодую девушку.
— Но ты мне скажи, что должен я буду сделать, чтобы заставить ее последовать за мной?
— Это меня не касается, это дело твое.
— Однако!
— Я этого требую!
— Хорошо, — отвечал монах с усилием, — я это сделаю. Но помни, дьявол, если ты когда-нибудь попадешься мне в руки, как сегодня я попался в твои, я заставлю тебя заплатить за все, что терплю от тебя в настоящую минуту.
— Хорошо. Ты будешь иметь на это полное право, хотя я и сомневаюсь, чтобы тебе удалось когда-нибудь это.
— Может быть!
— Поживем — увидим. А пока я хозяин и требую, чтобы ты мне повиновался.
— Я буду повиноваться.
— Хорошо. Теперь другое: сколько человек навербовал ты сегодня вечером?
— Около двадцати.
— Этого мало. Но с теми шестьюдесятью, которых приведу я, нас будет вполне достаточно для того, чтобы запугать индейцев.
— Дай Бог!
— Будьте спокойны, отец мой, — продолжал скваттер тем дружеским тоном, каким он говорил в начале беседы, — я беру на себя обязательство провести вас прямо к вашей жиле… Я ведь недаром прожил десять лет среди индейцев и, пожалуй, лучше их самих знаю все их хитрости.
— Помните же наш договор, Красный Кедр, — сказал монах, вставая. — Наш прииск будет принадлежать каждому из нас в равной части… Поэтому не забывайте, что ваши собственные интересы требуют, чтобы мы достигли его благополучно.
— И достигнем!.. Ну, а теперь нам больше уже не о чем говорить, мы согласились окончательно по всем пунктам. Я надеюсь, что вы согласны со мной во всем, не так ли? — с ударением спросил он.
— Да. Во всем.
— Значит, теперь мы можем расстаться и отправиться каждый восвояси. Надеюсь, мы расстанемся друзьями, отец мой! А ведь я верно говорил вам, что мне удастся заставить вас изменить ваше мнение! Видите ли, брат Амбросио, — добавил он таким насмешливым тоном, что монах побледнел от душившей его ярости, — во всяком деле прежде всего необходимо сговориться.
Скваттер встал, вскинул свой карабин на плечо и, резко отвернувшись, направился в сторону большими шагами.
Монах сначала как окаменелый стоял на своем месте, а затем вдруг распахнул рясу, выхватил скрытый под нею пистолет и прицелился в скваттера. Но прежде чем он успел спустить курок, враг его уже исчез, точно провалился сквозь землю, и монах услышал только насмешливый хохот своего противника, болезненно отозвавшийся в его сердце.
— О! — прошептал он, садясь в седло. — Каким образом мог этот дьявол открыть эту тайну? А я-то думал, что этого никто не знает!..
И он удалился мрачный и задумчивый.
Через полчаса он прибыл на асиенду де-ла-Нориа, ворота которой были отворены ему верным пеоном, потому что было уже за полночь и все уже спали.
ГЛАВА XVII. Ущелье Стервятника
Теперь мы возвратимся к асиендадо, который вместе с двумя своими друзьями летит во весь опор по направлению к хакалю Валентина.
Дорога, по которой следовали трое всадников, все больше и больше удаляла их от Пасо-дель- Норте. Они уже выехали из леса и теперь проносились по голой и бесплодной степи.
Росшие по обеим сторонам дороги деревья, встречавшиеся все реже и реже, пробегали перед ними, точно легион призраков.
Они пересекли несколько ручьев, впадавших в Рио-дель-Норте, где вода доходила лошадям до груди.
Вскоре впереди уже стали вырисовываться первые темные уступы гор, к которым они быстро приближались.
Наконец они въехали в ущелье между двумя лесистыми холмами; здесь усеянная широкими плоскими камнями и валунами почва доказывала, что место это было одним из desaguaderos63 для стока вод в период дождей.
Они достигли Ущелья Стервятника, получившего это название благодаря бесчисленному множеству грифов, которые всегда были видны на вершинах окружающих его холмов.
Ущелье было пустынно.
Хижина Валентина была недалеко оттуда.
Как только всадники спешились, Курумилла взял лошадей и отвел их в хакаль.
— Следуйте за мной, — сказал Валентин дону Мигелю.
Асиендадо повиновался.
Затем оба они начали взбираться по крутым бокам правого холма.
Подъем был очень крут, но оба охотника, давно уже привыкшие пролагать себе путь в самых непроходимых местах, казалось, даже не замечали всех трудностей этого подъема, который был невозможен для людей, менее привычных к жизни в пустыне.
— Это место, право, восхитительно, — говорил Валентин с той добродушной любезностью хозяина, который хвалится своим поместьем. — Если бы не темнота, вы могли бы полюбоваться отсюда, дон Мигель, чудным видом; в нескольких стах шагах отсюда, вон там, на том холме направо, находятся развалины старинного ацтекского лагеря, очень хорошо сохранившегося… Представьте себе, этот холм, обтесанный человеческой рукой, — вы его не видите благодаря темноте, — имеет форму усеченной пирамиды; склоны ее облицованы камнем, и вся она террасами поднимается кверху… Верхняя платформа имеет около девяноста метров длины и семьдесят пять метров ширины; с трех сторон она обнесена парапетом, а с севера прикрыта бастионом. Словом, это настоящая крепость, построенная по всем правилам военного искусства. На платформе видны еще и теперь остатки небольшого теокали, сложенного из больших плит, покрытых рельефно вырезанными иероглифами, изображающими оружие, чудовищ, карликов, крокодилов и людей, сидящих по-восточному, с чем-то, похожим на очки на глазах… Разве это не интересно, на самом деле? Этот маленький памятник, не имеющий лестницы, был, по всей вероятности, последним убежищем осажденных, когда их слишком теснили враги.
— Удивительно, — отвечал дон Мигель, — что я никогда не слышал ничего об этих развалинах.
— А кто их знает? Никто. Впрочем, они очень похожи на развалины, которые находятся в Хочикалько64.
— Куда же это вы ведете меня, друг мой? Здесь нелегко идти даже привычному человеку, и я, признаться вам, начал уже уставать.
— Потерпите еще немного… Через десять минут мы будем уже на месте. Я веду вас в природный
