участия в разговоре. — Закон для всех должен быть одинаков. Если Кармела нас предала, она должна понести наказание.
— Прекрасно сказано, Бернардо! — вскричал Руперто, стукнув кулаком по столу. — Нас здесь достаточно для того, чтобы принять решение.
— Боже мой! — закричала девушка, быстро освобождаясь из рук Руперто. — Оставьте меня, оставьте!
— Ни с места! — заорал Руперто, поднимаясь из-за стола. — Иначе вам будет плохо.
Все бросились к молодой девушке, которая, полумертвая от страха, тщетно пыталась отворить дверь венты, чтобы скрыться.
Но вдруг, в тот самый момент, когда все трое ухватились своими грубыми, мозолистыми руками за ее белые и нежные плечики, дверь венты, засов которой девушка в замешательстве не могла отодвинуть, отворилась настежь, и на пороге показался человек.
— Что здесь такое происходит? — угрюмо спросил он, скрещивая на груди руки, и, неподвижно остановившись на пороге, оглядел присутствующих.
Голос пришельца звучал столь угрожающе, глаза его сверкали таким мрачным блеском, что трое наших героев в страхе невольно отступили к противоположной стене, с ужасом бормоча: «Ягуар! Ягуар!».
— Спасите меня, спасите! — закричала молодая девушка, вне себя от страха бросаясь к вошедшему.
— Да, — сказал тот громким голосом, — я спасу вас, донья Кармела. Горе тому, кто к вам прикоснется!
И, взяв ее осторожно на свои мускулистые руки, он потихоньку положил ее на бутаку 13, где и оставил почти в бессознательном состоянии.
Человек, так неожиданно появившийся в нашем рассказе, был еще очень молод. Его безбородое лицо могло показаться детским, если бы его правильные черты с отпечатком почти женской красоты не освещались блеском больших черных глаз, сверкающий взгляд которых обладал такой силой, что редко кто был в состоянии его выдержать.
Он был высок, статен и очень строен, при этом широк в плечах. Его черные, как вороново крыло, волосы выбивались из-под шляпы, сделанной из вигоневой шерсти и украшенной золотым траурным цветком, и бесчисленными прядями падали на плечи.
Одет он был в яркий и роскошный мексиканский костюм. Его панталоны из фиолетового бархата, украшенные множеством фиолетовых пуговиц, с разрезом над коленками, позволяли видеть его тонкие мускулистые ноги в прекрасных шелковых чулках. Накинутый на плечи плащ был обшит широким золотым галуном, пояс из белого китайского крепа стягивал его бедра и поддерживал пару пистолетов и кинжал с широким блестящим клинком без ножен, продетый в кольцо из вороненой стали. Американское ружье с серебряной насечкой висело за плечом.
В этом молодом человеке было нечто столь притягательное, столь властное, что нельзя было не почувствовать к нему любви или ненависти — такое сильное впечатление производил он, сам того не сознавая, на всех, с кем бы ему ни приходилось сталкиваться.
Никому не было известно ни имя, ни происхождение его, поэтому ему и дали прозвище, на которое он по крайней мере откликался, по-видимому, не чувствуя себя оскорбленным подобным обращением.
Что же касается его характера, то последующие сцены дадут нам о нем ясное представление, так что нам нет теперь никакой нужды вдаваться в излишние подробности.
ГЛАВА XII. Объяснение
Ужас, заставивший троих бандитов попятиться к стене при появлении Ягуара, понемногу прошел. К ним вернулось если не мужество, то нахальство, так как они увидели, что в действиях человека, которого они давно уже привыкли бояться, не заключается ничего враждебного.
Руперто, самый испорченный из всей шайки, первым овладел собой и, видя, что тот, кто внушил им столь сильный страх, совершенно одинок и поэтому не опасен, решительно двинулся ему навстречу.
— Оставьте эту жеманницу. — сказал он Ягуару грубым тоном. — Она заслуживает наказания, которое она сейчас от нас и получит.
Молодой человек выпрямился, как будто его ужалила змея, и, бросив через плечо угрожающий взгляд на говорящего, произнес:
— Вот как! Уж не со мной ли вы таким тоном разговариваете?
— С кем же еще? — дерзко ответил бандит, несмотря на то что сам в душе перепугался, видя, как встречено его вмешательство.
— А-а! — промолвил Ягуар и, не прибавив ни одного слова больше, он медленными шагами двинулся к Руперто, оцепеневшему под его пристальным взглядом и наблюдавшему за его приближением с ужасом, который возрастал с каждым мгновением.
Не дойдя всего шага до мексиканца, молодой человек остановился.
Сцена эта, внешне обыкновенная, имела для присутствующих ужасный смысл, так что все побледнели и с трудом переводили дух.
Ягуар с покрасневшим лицом, черты которого исказились, с глазами, налившимися кровью, нахмурясь, протянул вперед руку, чтобы схватить Руперто, который, обезумев от ужаса, не мог даже двинуться с места, чтобы избежать этого прикосновения, которое, как он отлично сознавал, должно было стать для него роковым.
Вдруг Кармела, как перепуганная лань, вскочила со своего места и бросилась, чтобы помешать столкновению противников.
— О-о! — закричала она, складывая руки. — Сжальтесь над ним! Ради Бога, пощадите его!
Выражение лица молодого человека мгновенно изменилось и стало необыкновенно мягким.
— Ладно, — проговорил он, — если уж вам так угодно, он будет жить. Но он оскорбил вас, Кармела, и должен быть наказан. На колени, негодяй, — продолжал он, обращаясь к Руперто, и с силой опустил ему на плечо свою руку, — на колени, и умоляй этого ангела о прощении!
Руперто скорее рухнул, чем стал на колени, не выдержав тяжести этой железной руки, к ногам молодой девушки и робко пробормотал:
— Простите! Простите!
— Довольно! — внушающим ужас тоном сказал ему Ягуар. — Вставай и благодари Бога за то, что на этот раз он избавил тебя от моей мести. Отворите дверь, донья Кармела.
Молодая девушка повиновалась.
— На коней, — продолжал Ягуар, — и ждать меня у Рио-Секо, никуда не трогаясь оттуда до моего прибытия, под страхом смерти. Отправляйтесь!
Все трое вышли, опустив головы, в полнейшем безмолвии. Через минуту послышался удалявшийся топот копыт их коней по песчаной дороге.
Двое молодых людей остались наедине друг с другом. Ягуар сел у стола, где только что пьянствовали трое посетителей, опустил голову на руки и, казалось, погрузился в глубокое раздумье.
Кармела наблюдала за ним с застенчивостью, к которой примешивался страх, и не решалась с ним заговорить.
Наконец, спустя довольно долгое время, молодой человек поднял голову и осмотрелся, как бы очнувшись от глубокого сна.
— Вы остались здесь? — спросил он Кармелу.
— Да, — тихо ответила та.
— Спасибо, донья Кармела, вы добры. Одна вы меня любите, а все остальные ненавидят.
— Я не права?
Ягуар печально улыбнулся, но ответил ей вопросом на вопрос. Это обычный прием людей, не желающих, чтобы их мысли были известны.
