— Живее! Живее! Ради Бога! — вскричал капитан. — Подумайте о том, что мы еще не добрались до Рио-Секо и что если мы хотим совершить этот опасный переход до вечера, то должны торопиться.
— Совершенно верно, — ответил погонщик, успевший подняться на ноги, свежий и бодрый, как человек, пробудившийся от сна час тому назад, — вы уж извините меня, капитан. Мне и самому неприятна будет всякая дурная встреча: закон налагает на меня ответственность за целостность порученного мне груза, и если случится несчастье, я и моя семья пойдем по миру.
— Правда, я и забыл об этом условии.
— Что же тут удивительного! Ведь вас оно не касается, тогда как у меня ни на минуту не выходит из головы, и я клянусь вам, капитан, что, взявшись за это опасное дело, я уже имел множество причин раскаяться в своем поступке. У меня какое-то дурное предчувствие, что вряд ли мы совершим переход через эти проклятые горы целыми и невредимыми.
— Ну, что это еще за глупости? С вами идет сильный конвой. Чего вам опасаться?
— Я прекрасно все это понимаю, но тем не менее вполне убежден в том, что предчувствие мое меня не обманывает и что это путешествие будет для меня роковым.
Хотя у офицера тоже были все основания тревожиться, однако он не находил возможным проявлять свое беспокойство перед погонщиком — он считал необходимым возвратить ему мужество, которое тот готов был утратить.
— Да вы просто с ума сошли! — вскричал он. — Выкиньте из головы эти вздорные мысли, засевшие в вашем отяжелевшем мозгу.
Погонщик покачал головой с серьезным видом.
— Смейтесь, если вам угодно, капитан, над моими мыслями, — ответил он, — вы человек ученый и, разумеется, считаете суеверия предрассудком, не веря ни во что. А я, бедный невежественный индеец, принадлежу к людям, верующим во все то, чему верили мои предки. Отсюда вы можете сделать заключение, что даже те индейцы, которые затронуты цивилизацией, имеют слишком твердую голову для того, чтобы проникнуться вашими идеями.
— В таком случае объясните же мне, — возразил капитан, желавший окончить этот спор, не задевая самолюбия погонщика, — что именно побуждает вас думать, будто путешествие наше кончится неблагополучно? Вы не такой человек, чтобы пугаться своей тени, знаком я с вами давно и вполне уверен в вашей непоколебимой смелости.
— Спасибо на добром слове, капитан. Да, я храбр и не однажды доказывал это на деле, но все это было тогда, когда я ясно видел опасность, а не имел дело с чем-то сверхъестественным.
Капитан нетерпеливо покусывал свои усы, слушая утомительную болтовню погонщика, но, зная его как человека, не способного тратить время попусту и твердого в своих убеждениях, он решил выслушать его до конца.
Молодой человек умерил свое нетерпение и холодно спросил:
— Наверно, вы видели дурное предзнаменование незадолго до того как отправиться в путь?
— Да, именно так и было, капитан, и конечно, будь я человеком робкого десятка, я ни за что не двинулся бы с места.
— В чем же заключалось это предзнаменование?
— Не смейтесь над этим, капитан: в Священном Писании мы находим факты, когда Бог посылает людям спасительные предзнаменования, на которые те, к своему несчастью, не обращают внимания, — со вздохом произнес погонщик.
— Это правда, — пробормотал капитан, просто желая хоть что-нибудь ответить.
— Ну так вот, — продолжал погонщик, польщенный одобрением со стороны своего собеседника, — мулы мои были навьючены, караван, готовый тронуться в путь, ожидал только меня, и я хотел уже отправляться в дорогу. Желая перед этим в последний раз проститься с женой, так как разлука наша могла быть довольно продолжительна, я направился к дому, чтобы обнять ее еще раз. Уже подходя к самому порогу нашего дома, я машинально поднял глаза и увидел на крыше двух сов, смотревших на меня адским взором. При виде этого неожиданного зрелища я невольно задрожал и опустил глаза вниз. В ту же самую минуту дорогу переходили два солдата, которые несли на носилках умирающего; сзади них шел монах, читавший покаянные псалмы и подготавливавший больного к кончине, достойной истинного христианина, но раненый только ядовито смеялся в лицо монаху. Вдруг он приподнялся на носилках, глаза его оживились, он повернулся в мою сторону, насмешливо посмотрел на меня и, снова падая на свое ложе, пробормотал следующие слова, относящиеся, по-видимому, ко мне:
«Hasta luevo 30».
— Гм! — произнес капитан.
— Не правда ли, приглашение на свидание от этого человека было очень лестным для меня? — продолжал погонщик. — Я был до глубины души поражен этими словами и устремился было к говорившему, чтобы хорошенько обругать его, но тот был уже мертв.
— А что это был за человек? Вы его знаете?
— Да, это был один грабитель, который вступил в драку с горожанами и был ими смертельно ранен. Его принесли и положили на ступеньки собора, чтобы он там испустил свой последний вздох.
— Это все? — спросил капитан.
— Да.
— Ну, мой друг, я хорошо поступил, настояв на том, чтобы вы рассказали мне о причинах своего беспокойства.
— А-а?
— Разумеется, так как вы неверно поняли полученное вами предзнаменование.
— Почему же вы так думаете?
— А вот я сейчас объясню вам: предзнаменование это заставляет нас сделать вывод, что с помощью благоразумия и неусыпной бдительности вы преодолеете все козни и повергнете к своим ногам разбойников, у которых хватит смелости на вас напасть.
— О-о! — радостно вскричал погонщик. — Вы уверены в справедливости своего толкования?
— Как в своем собственном спасении при переходе в другой мир, — набожно ответил капитан.
Погонщик твердо верил словам капитана, к которому он питал глубокое уважение за его превосходные качества, поэтому он нисколько не усомнился в справедливости того объяснения, которое Мелендес дал неприятному предзнаменованию, желая ободрить своего подчиненного — он сейчас же пришел в хорошее настроение и, щелкнув пальцами, сказал с лукавым видом:
— Если все это так, то я ничем не рискую. В таком случае мне незачем ставить Соледадской Богоматери свечку, которую я ей обещал поставить?
— Совершенно ни к чему, — подтвердил капитан.
Вполне приободрившись, погонщик поспешил приняться за свои обычные дела.
Таким образом, молодому человеку удалось, подстроившись под склад мыслей индейца, незаметно заставить его позабыть о своих предрассудках.
Между тем в лагере все пришло в движение, погонщики чистили и навьючивали мулов, а драгуны седлали своих лошадей, готовясь к выступлению в поход.
Капитан с лихорадочным нетерпением следил за действиями своего отряда. Одних он торопил, других награждал похвалою, наблюдая за точным исполнением своих приказаний.
Когда все приготовления были окончены, молодой офицер приказал солдатам завтракать стоя, держа поводья в руках, чтобы потратить на завтрак как можно меньше времени, а затем подал команду трогаться в путь.
Солдаты сели на лошадей, но в ту минуту, когда колонна двинулась с места стоянки, в кустах послышался сильный шум, ветви с треском раздвинулись, и из чащи леса показался всадник в форме мексиканского драгуна. Он во весь опор скакал по направлению к отряду, от которого находился уже на довольно близком расстоянии.
Подъехав к капитану, он тотчас же остановился и, отдавая воинскую честь, произнес:
— Я имею честь говорить с капитаном Мелендесом?
— Совершенно верно, — удивленно ответил капитан, — что вам угодно?
— Мне? Ровно ничего, — сказал солдат, — но у меня есть пакет для передачи в собственные руки
