— О нет, еще далеко, — отвечал проводник.
— Однако теперь мы движемся уже среди холмов.
— Да, но очень небольших.
— Это правда, но, если я не ошибаюсь, мы сейчас вступим в ущелье.
— Да, но оно очень короткое.
— Вам бы следовало меня предупредить.
— Зачем же это?
— Чтобы я мог выслать разведчиков.
— Это верно, но и теперь еще не поздно это сделать, если только вам будет угодно, хотя на том конце ущелья находятся те, кто нас поджидает.
— Значит, мы у цели своего пути?
— Почти что так.
— Пришпорим коней.
— Это — самое лучшее.
Они двинулись вперед.
Вдруг проводник остановился.
— Э-э! — сказал он. — Посмотрите-ка туда, капитан: не замечаете ли вы ружейного дула, которое блестит на солнце?
Капитан мгновенно обратил свой взор в ту сторону, куда указал проводник.
В ту же минуту с обеих сторон дороги раздались залпы, и на караван посыпался град пуль.
Капитан, взбешенный этой гнусной изменой, еще не успел выхватить пистолет из-за пояса, как покатился на землю, увлекаемый своей лошадью, которой пуля попала в сердце.
Проводник исчез, и нельзя было даже определить, как удалось ему это сделать.
ГЛАВА XXVIII. Джон Дэвис
Бывший работорговец Джон Дэвис обладал слишком закаленными нервами для того, чтобы происшествия, свидетелем которых ему пришлось быть в течение дня и в которых он принимал небезопасное для него участие, оказали на него хоть сколько-нибудь заметное впечатление.
Расставшись с Голубой Лисицей, он довольно долго скакал в том направлении, придерживаясь которого он надеялся встретиться с Ягуаром, но мало-помалу он погрузился в глубокие размышления, и лошадь его, инстинктивно чувствуя, что всаднику теперь все равно, что творится вокруг, незаметно замедлила свой шаг. Она сменила частый галоп на более умеренный, затем перешла на рысь и наконец пошла шагом, опустив голову вниз и стараясь захватить губами немного травы или листьев, которые удавалось ей достать.
Джон Дэвис был приведен в сильное замешательство поведением одного из действующих лиц нашего рассказа, с которыми ему пришлось столкнуться в это щедрое на приключения утро. Этим лицом, сумевшим так сильно возбудить любопытство американца, был Белый Охотник За Скальпами.
Героическая борьба, которую выдержал этот человек, сражаясь один с целой кучей обозленных врагов, его геркулесова сила, ловкость, с которой он управлял лошадью, — все казалось Джону Дэвису изумительным в этом странном человеке.
Нередко во время ночлегов на биваке в прерии ему приходилось слышать самые необычные истории об этом человеке. Рассказчиками являлись индейцы, которым Белый Охотник За Скальпам внушал сверхъестественный страх. Только теперь Джону Дэвису стала ясна причина этого страха: в самом деле, человек этот, смеявшийся над направленным против него оружием и выходивший целым и невредимым из всех стычек, невзирая на численность боровшихся с ним врагов, казался скорее демоном, нежели существом человеческого рода. Помимо своей воли Джон Дэвис почувствовал дрожь при мысли о недавнем происшествии и приписал счастливой случайности свое чудесное избавление от смерти при столкновении с этим ужасным существом.
Мы должны сказать мимоходом, что нет на свете народа суевернее североамериканцев. Понять, отчего это происходит, не так уж трудно: они представляют собой разношерстную смесь всех наций, населяющих Старый Свет. Каждый представитель этих наций явился в Америку, неся с собой всевозможные суеверия и предрассудки. Легко представить невероятное количество легенд о колдунах, призраках и тому подобном, которые передаются из уст в уста в Северной Америке. Переходя из поколения в поколение, эти легенды перемешивались между собой и приобретали еще большую фантастичность, что было вполне естественно в стране, где грандиозные чудеса природы способствуют развитию мечтательности и меланхолии.
Поэтому и Джон Дэвис при всем своем мужестве, которым он гордился, не был чужд, подобно своим соотечественникам, известной доли суеверия. Как только у него появилась мысль, что Белый Охотник За Скальпами — демон или, во всяком случае, колдун, он уже не пытался отнестись к этой мысли критично и она прочно засела в его голове. Остановившись на этом решении, наш путник почувствовал себя свободным от всяких недоумений. Его мысли направились в привычное русло, и всякая тревога исчезла, точно по волшебству. Отныне у него сложился определенный взгляд на этого человека, и Джон Дэвис уже знал, как надлежит действовать при новой встрече с ним.
Довольный, что ему удалось наконец найти разрешение этой загадки, он весело поднял голову и зорко оглянулся по сторонам, чтобы определить, какое расстояние он успел проехать.
Он находился почти посредине обширной равнины, практически лишенной неровностей почвы, заросшей густой травой и усеянной тут и там группами красных дубов и перувианских деревьев.
Но вдруг он привстал в стременах, приставил ко лбу правую руку в виде козырька и стал внимательно вглядываться в какую-то точку.
В полумиле от того места, где он остановился, немного справа, как раз в том направлении, в котором он собирался следовать, Джон Дэвис заметил тонкую струйку дыма, поднимавшуюся среди рощицы мастичных деревьев и алоэ.
Дым, замеченный в прерии, всегда заставляет человека задуматься. Человек в этом отношении несчастнее животного, так как еще больше, чем дикий зверь, боится встречи с себе подобным, зная, что у него сто шансов против одного встретить врага, а не друга.
Однако, поразмыслив, Джон Дэвис решил править на огонь. С утра он почти не ел, голод давал себя знать, и вдобавок к этому во всем теле чувствовалась сильная усталость. Он заботливо осмотрел свое оружие на тот случай, если бы им пришлось воспользоваться, дал лошади шпоры и помчался прямо на дым, внимательно осматриваясь по сторонам во избежание неприятного сюрприза.
Минут через десять он достиг цели своего путешествия, но, не доезжая пятидесяти ярдов, замедлил бег своей лошади и, достав ружье, положил на седло перед собой. Его лицо приняло беззаботное выражение, и он с улыбкой на губах и с самым дружеским видом направился к огню.
Среди густой рощицы, тень которой предоставляла уютное убежище усталому путнику, беспечно сидел перед огнем, на котором готовился ужин, человек в драгунской форме, куря сигаретку из маиса. Длинная пика, украшенная вымпелом, была прислонена к стволу бука, а полностью снаряженная лошадь, с которой был лишь снят мундштук, мирно глодала древесные побеги и кормилась нежной травой.
Незнакомцу на вид было двадцать семь или двадцать восемь лет. Хитрые черты его лица оживлялись блеском маленьких бойких глаз, а медная окраска кожи изобличала индейское происхождение. Он уже давно заметил, что к его стоянке приближается всадник, но, очевидно, не придавал этому обстоятельству большой важности и продолжал в молчании дымить своей сигареткой, наблюдая, как поспевает его ужин, не приняв никаких мер предосторожности и ограничившись тем, что удостоверился в легкости, с которой вынималась из ножен его сабля. Приблизившись к драгуну, Джон Дэвис остановился и, сняв шляпу, произнес:
— Ave Maria purissima! 32
— Sin peccado concebida! 33 — ответил драгун, кланяясь американцу.
