одеждой, чтобы вытереть пол, а Крис занялся выпрямлением проволочной вешалки, чтобы прочистить пробку.
В конце концов ему это удалось, и система снова заработала. Потом, не сказав ни слова, он сел рядом со мной на колени, и мы долго молча вытирали пол одеждой из старых сундуков.
Теперь у нас была куча отвратительно пахнущих тряпок, которые мы вскоре засунули в сундук и тем самым добавили еще одну тайну к тем, что ждали своей разгадки на чердаке.
Мы избегали говорить об истинном ужасе нашего положения. Мы просто вставали по утрам, споласкивали себе лицо холодной водой, полоскали рот, ходили по комнате, смотрели телевизор. По крайней мере теперь нас не заботило, что бабушка может войти и наказать нас за мятую простыню или что-нибудь в этом роде. Какая разница.
Слезы близнецов, их просьбы о еде оставили в моей душе шрамы, которые я буду носить всю оставшуюся жизнь. Я чувствовала смертельную ненависть к старой ведьме и к маме за то, что они с нами делали.
В обеденные часы мы спали. Долгими часами старались мы заменить еду сном. Во сне не чувствовались ни голод, ни горечь одиночества. Мы утопали в ложной эйфории сновидений и просыпались, не осознавая происходящего. Жизнь превратилась в один бесконечный день, который мы проводили неподвижно, лежа перед телевизором, в котором только и продолжалась настоящая жизнь. Усталая и полубесчувственная, я механически повернулась и заметила, как Крис достает из кармана нож и вскрывает вены у себя на запястье. Потом он поднес руку ко рту протестующего Кори и заставил его пить свою кровь. Следующей наступила очередь Кэрри. Оба они, постоянно капризничавшие из-за еды — твердой, жирной или просто странной, теперь пили кровь своего старшего брата и смотрели на него широко открытыми благодарными глазами.
Мне стало тошно, и я отвернулась, одновременно восхищенная тем, что мой старший брат оказался способен на ТАКОЕ… Он всегда находил выход из любого положения.
Присев на край моей кровати, он посмотрел на меня, задержав взгляд на одно долгое мгновение, а потом перевел взгляд на запястье, которое кровоточило уже не так сильно. Потом он занес нож, чтобы я тоже могла поддержать себя его кровью. Я остановила его и отвела занесенную руку, отбросив в сторону стальной нож. Он бросился за ним, поймал его и протер лезвие спиртом, несмотря на то, что я торжественно поклялась не пить его кровь и не лишать его последних сил.
— Что мы будем делать, если она никогда не вернется? — уныло спросила я. — Она хочет нашей голодной смерти. — Естественно я имела в виду бабушку, которая к тому времени не появлялась уже две недели. Кроме того я поняла, что Крис преувеличивал, когда говорил, что припрятал на черный день целый фунт чеддера. Теперь мы съели даже то, что использовали в качестве приманки в мышеловках. Мы провели три дня полностью без еды и еще четыре — с крошками сыра, предназначавшимися для мышей. Молоко, которое пили только близнецы, кончилось два дня назад.
— Она не даст нам умереть с голоду, — сказал Крис, обнимая меня своей ослабевшей рукой. — Вернее, мы ей не дадим сделать это с нами. Мы будем идиотами, если позволим ей. Завтра, если она не придет к нам с едой, мы свяжем веревки из простыней и спустимся из окна.
Моя голова лежала на его груди, и я слышала слабое биение его сердца.
— Откуда ты знаешь, что она теперь сделает? Она ненавидит нас. Она хочет, чтобы мы умерли. Разве ты не помнишь, как она постоянно повторяла, что лучше бы мы вообще не появлялись на свет.
— Кэти, старая ведьма далеко не глупа. Она принесет еду очень скоро, пока мама не приехала, где бы она ни была.
Я сделала попытку перевязать ему запястье. Нам следовало бежать раньше, две недели назад, пока у нас были силы для того, чтобы совершить опасный спуск. Сейчас, если бы мы даже и решились, мы бы упали и разбились насмерть, тем более с привязанными на спине близнецами.
Но наступило утро, и никакой еды не было. Крис силой отвел нас на чердак. Близнецов пришлось нести на руках, они слишком ослабли и сонно свернулись калачиком в углу классной комнаты. Крис начал готовить веревочные крепления, чтобы мы привязали их к спинам. Ни он, ни я не решились произнести вслух, что, возможно, мы совершаем самоубийство или убийство в случае, если упадем.
— Мы сделаем это по-другому, — неожиданно решил Крис, — когда я доберусь до земли, ты посадишь Кори в сиденье, крепко привяжешь его, чтобы он не лягался, и спустишь его ко мне. Потом сделаешь то же самое с Кэрри, А ты сама спустишься последней. И, ради Бога, соберись с силами, не впадай в апатию. Старайся чувствовать гнев, будь мстительной. Я слышал, что сильная ярость дает сверхчеловеческие силы в чрезвычайных обстоятельствах.
— Давай лучше я спущусь первой. Ты все-таки сильнее, — слабо возразила я.
— Нет, я буду страховать близнецов на случай, если они будут спускаться слишком быстро. Я поймаю их на руки, а в твоих руках, ты совершенно права, силы гораздо меньше. Я перекину веревку через трубу, чтобы вся тяжесть не приходилась на тебя. Помни, Кэти, это действительно чрезвычайные обстоятельства!
Боже, я не могла поверить его следующим словам.
С ужасом я бросила взгляд на четырех дохлых мышей в наших мышеловках.
— Мы должны съесть этих мышей, чтобы набраться сил, — мрачно сказал Крис. — Мы должны и МОЖЕМ сделать это.
Сырое мясо? Сырых мышей?
— Нет, — прошептала я, еще раз краем глаза взглянув на окоченевшие тельца.
Он рассердился и начал настаивать, говоря, что мы должны сделать это ради того, чтобы сохранить жизнь близнецам и остаться в живых самим.
— Кэти, я съем двух мышей первым, когда принесу снизу соль и перец. Кроме того мне нужна вешалка, чтобы укрепить углы, мои пальцы теперь плохо работают, а такелаж надо иметь надежный.
Конечно, его руки не работали. Мы так ослабели, что едва двигались.
Он ободряюще взглянул на меня.
— Серьезно, мне кажется, с солью и перцем мыши — очень вкусная штука.
Вкусная…
Он отрезал головы, снял шкуры и выпотрошил внутренности. Я наблюдала, как он разрезает маленькие животы, удаляя длинные, скользкие кишки и миниатюрные сердца.
Меня могло стошнить, если бы в моем желудке хоть что-то осталось.
Конечно, он не побежал, а пошел вниз медленно, давая мне понять, что тоже не жаждет попробовать мышиного мяса. Пошел за солью, перцем и вешалкой из проволоки.
Мои глаза оставались прикованными к мышиным трупикам, нашему следующему обеду. Закрыв их, я попыталась заставить себя откусить первый кусочек. Голодная, я все равно не радовалась этой перспективе.
Потом я посмотрела на близнецов, которые, обнявшись, сидели, привалившись к стенке в углу. Точно также, наверное, они обнимали друг друга в утробе матери, чтобы родиться и теперь оказаться взаперти, где их морили голодом. Наши бедные маленькие двойняшки, у которых когда-то были любящие отец и мать.
Все же была надежда, что съеденные мыши придадут нам с Крисом достаточно сил, и мы сможем невредимыми спустить близнецов на землю, и какой-нибудь добрый сосед накормит их и нас, если мы сможем продержаться еще около часа.
Я услышала шаги медленно возвращающегося Криса. Он остановился в дверях с полуулыбкой на лице, его глаза, встретившиеся с моими, сияли. В руках была хорошо знакомая нам всем корзинка для пикника. Она была туго набита едой, настолько, что деревянная крышка не закрывалась.
Он достал две кружки-термоса: одну с овощным супом, другую с холодным молоком, и я почувствовала смущение, оцепенение и надежду. Может быть, мама вернулась и прислала все это нам? Тогда почему она не позвала нас? Или не пришла сюда сама?
Крис взял на колени Кэрри, а я Кори, и мы начали кормить их с ложки супом. Они принимали суп также, как кровь своего старшего брата, без удивления, как новое событие в своей необычной жизни. Потом мы дали им несколько кусочков сэндвича. Мы ели осторожно, потому что Крис предупредил, что могут быть спазмы.
