быть, стоит или не стоит наказывать его в это время. Все дело в глазах. Заставляй смотреть тебе в глаза. Если глаза что передние, что боковые, неважно — ясные и в них виден ум, бей смело. Также бей, если в глазах видны ненависть, гнев, презрение, вопрос. Если увидишь мольбу о пощаде, повремени, потому что молящий тебя ас склонен воспринимать удары как нечто заслуженное, а заслуженное наказание не так эффективно, как незаслуженное. Почему мне было приятно бить тебя, Лик Карк? Да потому, что ты был возмущен, ты считал, что я сволочь, булл, издеваюсь над тобой. Так?
— Да, господин старший охотник, — машинально ответил Лик.
— Вот видишь, ты уже ответил правильно. Но я тебя сейчас не ударю за твое признание, что ты мысленно назвал меня буллом. И знаешь, почему? Потому что, как я уже объяснил, это воспринималось бы тобой как наказание справедливое и не такое обидное. А такие побои уже не так интересны. Согласен?
— Да, господин старший охотник, — автоматически ответил Лик.
— Молодец, парень. Смотри-ка — мозгляк паршивый, а соображает. И не щерься. Мы тебя еще научим. Мы будем твоими господами и повелителями, мы будем бить тебя, а ты будешь любить нас, старших охотников, и в твоих глазах будет сиять любовь. И не поддельная, не подневольная, а настоящая, потому что асы никого не любят так, как любят господина. — Понял?
— Да, господин старший охотник.
— Молодец, Лик Карк. Но ты пока что не любишь меня, ты даже меня ненавидишь. Так?
Лик замялся. О, с каким наслаждением он бросился бы на этого жирного булла, вцепился бы челюстями в его руку или, еще лучше, шею! Но тело все еще ныло от боли, и каждая клеточка вопила: нет, нет, больше не надо!
— Нет, господин старший охотник, — сказал Лик.
— Врешь, — радостно сказал ас. — Врешь. И хорошо, что врешь. Рекрут должен вначале ненавидеть старшего охотника, потому что только из ненависти может вырасти настоящая любовь. Понял?
— Да, господин старший охотник.
— Иди, тебе сейчас покажут твое место. Ты все запомнил, что я сказал?
— Так точно.
— Вот видишь, какие преимущества в нашей системе. Когда что-то можно, а что-то нельзя, ас всегда чувствует себя сбитым с толку: попробуй запомни. У нас все просто и ясно: нельзя ничего, кроме того, что тебе приказывают делать. Иди.
ГЛАВА 4
В комнате, куда отвели Лика, жили еще три рекрута. Он попытался заговорить с ними, но они угрюмо молчали. Перед сном один из них и скомандовал, чтобы они по очереди подходили к контакту для вознесения вечерней благодарности.
Как в тумане, Лик пробормотал знакомые с детства слова. Вместе с экраном контакта погас и свет в комнатке.
— Спать, — сказал тот же ас, что дал команду к вечерней благодарности.
Лик лежал в темноте с открытыми глазами. Ему казалось, что он страшно устал, что должен мгновенно заснуть, но сон все не приходил. Он жаждал сна, молил о его быстрейшем приходе, весь тянулся ему навстречу. Сейчас, сейчас он соскользнет в теплую долину, где вещи расплываются и меняют форму, где не будет стерегущих, хруста стекла экрана в храме контакта, безжалостных глаз старшего охотника и пронзительной боли от его жестоких ударов. В долине сна к нему придет Чуна, придет, смешно перебирая тонкими ножками, чистенькая, испуганная. Это нехорошо, Лик, это невежливо…
— Ты спишь? — услышал Лик тихий шепот.
— Нет.
— Я тоже…
— Ты только вчера прибыл?
— Нет, я уже два дня. Тебя как звать?
— Лик Карк. А тебя?
— Ун Топи. Ты в каком жил секторе?
— В десятом. А ты?
— В восьмом. Я знаешь за что сюда попал?
— Ну?
— Я сказал учителю, что не буду больше возносить машине благодарность…
— Ты с ума сошел! Как же это можно?
— Меня схватили, когда я шел из школы домой. Вот так. Но я все равно не жалею. Не буду я возносить машине благодарность, — упрямо прошептал Ун.
— Но почему?
— А за что я должен быть благодарен? За что?
— Тш-ш! — Лик протянул руку, нащупал в густой темноте комнаты голову Уна и прижал руку к его рту. — Ты что, буллом хочешь стать?
— Лучше быть буллом, чем охотником, — сказал Ун.
— Молчи!
Утром их выстроили во дворе.
— С сегодняшнего дня мы начинаем занятия, — сказал вчерашний старший охотник. Он стоял перед строем, слегка раскачиваясь и поворачивая голову так, чтобы охватить взглядом всех рекрутов. Боковые глаза у него были раскрыты. — Вы уже знаете наши основные правила. Теперь я расскажу вам, что вы такое, и что из вас должно получиться. Ун Топи, выйди из строя.
— Повинуюсь, господин старший охотник, — сказал Ун и шагнул из строя.
— Что вы из себя представляете?
— Дерьмо, господин старший охотник.
— Правильно. А что из вас выйдет?
— Охотники, господин старший охотник.
— Молодец. Стань в строй. Сейчас я вам объясню, кто такие охотники. У нашей страны есть множество врагов. Они завидуют нам, потому что нами управляет машина, да будет благословенно имя ее, которая дает нам всем счастье и свободу. Они завидуют нам, потому что мы лучше их. Да, мы лучше их. Мы лучше всех на свете, потому что в наших сердцах покой и счастье. Запомнили? Вер Крут, выйди из строя.
Маленький, но крепкий ас сделал два шага вперед и уставился на старшего охотника.
— Ты что-то забыл сказать, рекрут? — ласково спросил старший охотник.
— А что?
— Ты должен был сказать: «Повинуюсь, господин старший охотник», а не спросить: «А что?». Ты с кем в комнате? Познакомился с кем-нибудь?
— Да, господин старший охотник! — выкрикнул рекрут, явно довольный, что так легко отделался.
— С кем?
— Яром Комани и Петом Оликом, господин старший охотник! — В голосе аса звучала гордость: он так недавно здесь, а у него уже есть товарищи, он не хуже других.
— Прекрасно. Яр Комани и Пет Олик, выйдите из строя.
— Повинуюсь, господин старший охотник, — раздались одновременно два голоса, и два аса шагнули вперед.
— Молодцы. Кто из вас Пет Олик?
— Я, господин старший охотник, — сказал высокий и худой ас с маленькой головкой на длиннющей шее.
— Как ты себя чувствуешь?
