Еще немного – и мы окоченеем. Где расположен вход в помещения, я не представлял.
Я перестал колотить по гулко вибрирующему эластику. И впервые услышал тишину. Это была какаято особенная, невообразимая тишина, возможная разве что в подземелье.
Эва прятала отмерзающие кисти в рукава свитера. Мороз не давал времени размышлять. Я знал единственное, зато испытанное средство – костер. Заиндевелые ветки легко отламывались. Не будь у меня огнемета, ни за что бы не удалось разжечь сырую древесину. Костер осветил часть массивной крепостной стены, несколько деревьев и мерзлую запорошенную снегом землю. Тепла он давал немного. Ветки вначале шипели и трещали, потом мгновенно прогорали.
Вблизи костра лежали убитые. Похоже, тут происходила настоящая битва. Пламя освещало нежнорозовые лица и торчащие уши. Они и у мертвых стояли торчком. Возле трупа валялся оброненный меч.
Он был. тяжелый и острый, но упругая древесина поддавалась неохотно. Я повалил два дерева. На этот раз от костра стало жарко.. На щеках у Эвы появился румянец. Она изумленно вглядывалась в потухающую зарю.
Ночь здесь должна быть непроглядной: ни луны, ни звезд. Наш костер увидят издали. Ничто не помешает хвостатым организовать новое нападение.
Время от времени я подходил к щиту и дубасил по нему рукояткой меча без всякой надежды: роботы явно не намеревались пускать нас в помещение. Я толком не представлял себе, что именно угрожает нам, но в одном был убежден: нельзя бездействовать, сидеть сложа руки. Костер выдает нас. Но и уйти от него мы не можем.
Распростертое тело хвостатого попадало в трепетный свет. Я давно приглядывался к нему, мне чудились металлические застежки. Я проверил догадку и оказался прав: на хвостатом был надет меховой комбинезон.
Мы выбрали трех убитых, на которых одежды не были разорваны и окровавлены. На холоде кое-как справились с застежками и шнуровкой.
Жидкий рассвет застал нас в скирде соломы. Сквозь туман не видно было дальше чем на сто шагов. Во все стороны простиралось убранное поле. Изпод снега щетинилась стерня.
Вчера мы вовремя облачились в теплые одежды. Если бы хвостатые не вздумали подбадривать себя воинственными криками еще издали, они застали бы нас врасплох. А так нам удалось скрыться. Мы бежали, куда нас несли ноги, пока крики преследователей не замолкли в отдалении. Мы спотыкались о мерзлую пахоту, попали в гущу неубранных подсолнечников, ломились сквозь частокол мерзлых будыльев, которые больно стегали нас. Наткнулись на стог, зарылись в солому и уснули.
Кошмарная ночь кончалась. Занимался короткий зимний день. Багровый круг искусственного солнца обозначился сквозь туман не на краю горизонта, а в зените. Туман медленно отступил, в зрение попали другие скирды и одинокий амбар.
Несмотря на привычные детали: стога соломы, амбар, колкую стерню, торчащую поверх неглубокого снега, черные лоскутья протаянной пахоты, – пейзаж все же производил странное впечатление. Я не сразу понял почему? Потом сообразил – глазу не хватало неоглядного простора. И причиной был не туман. Обозримый пятачок земли словно был опущен на дно чаши, негреющее солнце висело ощутимо низко. Я знал: по ту сторону, поверх солнца, располагаются точно такие же поля, скирды и амбары. Я пытался увидеть хоть что-нибудь. Мешала сизая туманистая поволока, не совсем точно имитирующая земное небо.
Пока я озирался, проснулись Итгол и Эва. Зашуршала солома, из нее повылазили заспанные физиономии. Честное слово, выглядели они умилительно: кошачьи ушки с острыми кисточками и розовые щеки, разогретые сном. Словно они были в маскарадных одеждах. Кстати, сегодня как раз новогодняя ночь.
– С Новым годом, – поздравил я.
Итгол ничего не сказал. Он проколупывал уши. Под меховым шлемом ему нелегко было добраться до них.
– Новый год… Это праздник? – спросила Эва.
– Праздник.
– Праздник – это хорошо. Радостно.
– Откуда ты знаешь? – удивился я. – На Земтере каждый день праздник. Хорошо бывает только, когда праздник долго ждешь. Целый год.
– На Земтере нет праздников. Но я знаю, что такое праздник, – упрямо заявила Эва. – Мне кажется, я когда-то жила в другом мире.
Я и сам видел, что Эва, так же как Итгол, не похожа на земтерян. У подлинного земтерянина характер проявился лишь однажды. Но ведь Герий тогда находился под гипнозом. Можно ли тот случай считать проявлением индивидуальности?
Вчера вечером, забившись в стог соломы, я с трудом заставил себя ни о чем не думать. Иначе проклятые вопросы – они так и лезли в голову – не дали бы мне заснуть. Откуда на астероиде взялись хвостатые? Между кем и кем шло сражение, которое мы слышали вчера? Кто и зачем пытался похитить нас?..
От этих вопросов меня отвлекала сосущая пустота в желудке и чувство ответственности: во всех наших злоключениях я считал повинным себя – я один подозревал неладное, а мер не принял. Сам-то я ничем не рисковал: как-никак одну жизнь уже прожил. Не скажу, что прожил благополучно, потому что погиб в снежной лавине, но как бы там ни было, вторая жизнь досталась мне не за понюшку табаку, и рисковать ею сам бог велел. Но ведь не всем выпадает такой фарт, как мне.
Эти рассуждения проносились в уме, не мешая думать о другом: где раздобыть еду. Неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем мы возвратимся в жилые помещения. Можно было на что-нибудь съестное рассчитывать в амбаре. Похоже, в нем никого нет и не слышно ничего подозрительного поблизости.
Дверь была заперта наружным засовом – так закрывают только от скотины, а не от воров. В щелистую кровлю проникал свет. Было сумрачно. Прелый амбарный запах, под ногами рогожные мешки, в них похрустывали капустные вилки. На худой конец и это пища. Необмолоченные снопы хлеба, кули с овсом, в углу ссыпана картошка. В руки подвернулась подкова, уздечка, звякнули удила. Корзинка. В ней провизия – каравай хлеба и пустотелая тыква, заткнутая пучком соломы. Внутри булькало. По запаху судя, квас. Тут же нашелся кусок соленого сала и небольшой круг домашнего сыра. Завтрак получился не таким уж и скудным. Только все было холодное.
По шаткой лесенке поднялись на чердак. Не более чем в километре виднелась крепостная стена и сторожевые башни. Разносились звуки и голоса, отдавались команды, маршировали отряды. Многочисленные обозы поспешно двигались по дороге, ведущей в город. Крепостные ворота распахнуты, вооруженная стража наблюдала за продвижением крестьянских обозов. Окрестное население торопилось укрыться за каменными стенами.
Все это настолько ошеломило меня, что я и не задался вопросом: откуда тут было взяться средневековому городу?^
Да и времени на размышления у меня не осталось: с другой стороны раздались тревожные крики и шум. Я глянул туда – к амбару чуть не вскачь по тележному проселку двигался конный обоз. Ушастые, стоя в рост на подводах, погоняли запаленных коней. Многие бежали по обочине, от нетерпения перегоняя лошадей. Шумная орда приближалась к нашему амбару. Видимо, он служил общественным складом, и сейчас жители торопились спасти от врагов продовольственные запасы.
Началась суматошная и скорая погрузка. Мы затаились, сидели наверху, не шелохнувшись. В сумраке я видел только бледный овал Эвиного лица да поблескивающие глаза.
Внизу нетерпеливо переговаривались, кричали, командовали… К моему изумлению, речь ушастых была
