государства, не создали ни одной науки, что были угнетены. Одновременно было доказано — невольно правда — другое, что женщины, имея все свободы, или вопреки им, не основали и не сохранили ни одного государства. Потому что Египет не был женским государством. Начиная с фараона Минеса (примерно 3400 год до Р.Х.), государственная история Египта — это мужская история. Первая гробница фараона — это гробница Хента (Ghent), правительство которого создало основы египетской культуры. Фараон был олицетворением Гора; он мог и после смерти «забирать женщин у их супругов куда угодно, если его сердце охватило желание». «Богом» называется он или «большим домом» (par'o, Pharao). Твердые рамки государство находит в церемониях, в типизирующем правопорядке, к осуществлению которого привлекается его божество. Каждый фараон строит себе новую резиденцию, свою собственную гробницу. Ритм обычной жизни определяет — смотри выше — чиновник, камергер, техник, короче, «писарь». После неспокойных лет к созидающей власти приходит Аменемхет I, и начинается классическая эпоха Египта.
Факт египетского мужского государства при максимальной временами свободе для женщин показывает, что хоть и может иметь место господство женщин, но не может быть женского государства. Это понятие представляет собой внутреннее противоречие, так же, как название «мужское государство» является тавтологией.
Это нельзя представить себе так, словно между двумя типами государства — мужским и женским — происходит колебание маятника, а промежуточная стадия равновесия и «равноправия» является целью культуры, к которой есть смысл стремиться. Маятник не поднимается к новому типу, а опускается в болото. Пример не только неудачен, но дает картину, вводящую в заблуждение. Для европейской расы (и не только для нее) время женского господства является временем падения жизненно важных структур, а при значительном продлении этого периода происходит также гибель культуры и расы в целом.
Если в европейской истории женщины и приходили к власти (путем династического наследования) и хорошо или плохо правили, то они делали это в рамках соответствующей формы мужского государства и ею поддерживались. Они подчинялись своему типу с тем, чтобы после смерти снова уступить место мужчине. Занятие женщинами должностей министров, генералов, солдат было предпосылкой для «женского государства».
Время гибели абсолютистско-монархического принципа во Франции неизбежно обеспечило определяющее влияние женщин. Благородная дама имела все права ленных и феодальных господ, она могла набирать войска, взыскивать налоги. Обладательницы крупных земельных владений имели место и право голоса в сословных представительствах (например, мадам де Севинье) и становились даже пэрами Франции. В разрушающейся цеховой организации труда мастерицы полностью мог-то устанавливать право выбора профессии. Французские революционные идеи замкнули в себе освобождение женщины (его поборницами были дамы полусвета Олимпия де Гуже (Olympe de Gouges) и Тэруань де Мерикур (Theroigne de Mericourt)); но пока революционеры боролись, женщины растеряли все права, которыми они владели при старом режиме. Позже они извлекли пользу из демократической победы. Наполеон из-за антифеминистского кодекса был всем эмансипированным ненавистен, тем более хвалили американцев, которые с самого начала предоставили женщине равноправие. Это так. Если же обратиться к истории Соединенных Штатов, то мы отчетливо видим двойственность положения: господство женщины в обществе, но мужское государство. Американский мужчина сегодня в жизни бесцеремонно пользуется своими локтями, непрерывная охота за долларом почти полностью определяет его существование. Спорт и техника — вот его «образование». Для свободной женщины открыты все пути в искусство, науку и политику. Ее социальное положение бесспорно превосходит социальное положение мужчины. Следствием этого женского господства является бросающийся в глаза низкий культурный Уровень нации. Настоящий культурный и жизненный тип возникнет в Америке только тогда, когда охота за долларом примет более мягкие формы, и когда мужчина, сегодня интересующийся техникой, начнет задумываться о сущности и цели бытия. Эмерсон был, наверное, первым наводящим на размышления моментом; но пока, правда, только моментом.
Несмотря на господствующее положение женщины, государство неизбежно является мужским; если бы дипломатия и защита страны были бы тоже в руках женщин, Америки как государства вообще больше не было бы.
Сущность государства по содержанию может быть разной. С формальной точки зрения оно всегда власть. Власть в этом мире завоевывается и сохраняется только в борьбе, в борьбе не на жизнь, а на смерть. Требование политического господства женщины предполагает, если говорить о равноправии, и женскую армию. Говорить о смехотворности и органической невозможности этого требования подробнее не имеет смысла. Женские болезни в армии начнут быстро прогрессировать, расовое разрушение неизбежно. Смешанная мужская и женская армия могли бы быть ничем иным, как большим борделем.
Современному мужскому государству приписывают двойную мораль. Факт же заключается в том, что оно создало и сохранило семью, а не семья его. Факт заключается в том, что мужское государство, например, виновному мужчине при разводе вменяет в обязанность содержать свою бывшую жену соответственно социальному положению. От требующих «равноправия» женщин нигде не услышишь, что они в случае неверности жены, хотят вменить ей в обязанность позаботиться об обманутом муже. А это было бы вполне естественным требованием, если не должно быть никаких различий. В действительности борющиеся за свои права женщины в глубине своей сущности не хотят ничего другого, как существовать за счет мужчин. В Америке дошло до того, что почти всюду осуществляется право на односторонний развод. Кроме того имеет место стремление по закону вменить мужчине в обязанность передавать женщине определенный процент своего состояния.
Как евреи всюду кричат о «равноправии» и понимают под этим только свое преимущественное право, так и ограниченная эмансипированная женщина в растерянности стоит перед доказательством того, что она требует не равноправия, а паразитической жизни за счет мужской силы, с предоставлением при этом общественных и политических преимущественных прав.
Зараженный либерализмом мужчина XIX века этого также не понял. Хаос настоящего времени — это мстящая за забвение Немезида. Сегодня пробуждающийся человек видит, что обожествленный избирательный бюллетень — это пустая незначительная бумажонка, некое четыреххвостое, общее, равное, тайное, прямое избирательное право представляет собой не волшебную палочку, а инструмент разрушения в руках враждебных народу демагогов. Должно ли это общее право голоса быть предоставлено женщине? Да! — И мужчине тоже! Народное государство будет осуществлять решающий выбор не с помощью анонимных — мужских и женских — масс, а с помощью ответственных личностей.
Либерализм учил: свобода, право свободного передвижения и повсеместного проживания, свободная торговля, парламентаризм, эмансипация женщин, равенство людей, равенство полов и т. д., т. е. он грешил против закона природы о том, что творение возникает только в результате разрядки полярно обусловленных напряжений, что необходима энергетическая разность, чтобы осуществить работу какого- либо типа, создать культуру. Немецкая идея требует сегодня в разгар краха феминизированного старого мира, авторитета, типообразующей силы, расового отбора, автаркии (самообеспечения), защиты расового характера, признания вечной полярности полов.
Глава 5
Индивидуалистическая мысль. — Отрицание идеи долга. — Свобода полов. — Крупные города как первая ступень на пути к «женскому государству». — Вина мужчины.
Призыв к равноправию, правильнее к «женскому государству», имеет очень показательное подводное течение. Требование к возможности свободного определения в науке, праве, политике проявляет, так сказать, черты «подобия амазонкам», т. е. тенденции составить мужчине конкуренцию в явно мужской области, присвоить себе его знания, умения и действия, подражать его деятельности и распоряжениям. Наряду с этим имеет место требование эротической свободы, отмены половых барьеров.
