«Как невесту в старину! — ворчал Эдель, не одобрявший нововведения. — Привели под фатой, расписался в получении, а там что бог пошлет!»
— Мак Радченко, — представился юноша, первым протягивая руку.
Это тоже не понравилось не привыкшему к фамильярности Эделю.
— Вижу, что мак, цветик-семицветик! — пробурчал он. — Давно пора по местам.
— Успеется, — беспечно ответил стажер, оглядывая из-под руки горизонт. — Хорошая погода завтра ожидается.
«Погода, положим, могла бы тебя и не волновать, позлорадствовал Эдель. — Завтра ты будешь во-он за той звездочкой!»
Мак шагнул в лифт. Подождал, пока пилот сделает то же самое. Нажал кнопку подъема. Деловито ступил на борт. И не торопясь ушел в рубку. Медленно отъехала поддерживающая стрела.
— Внимание, Центр. Я — «Тополь», к старту готов.
— Старт разрешаю. Даю начало отсчета.
— Понял, Центр. Отсчет на пульт. Ну, будь, Николай! Тихой вахты.
— Чистого вакуума, Эдель. Мягкой посадки. Включать автоматику?
«Да», — хотел сказать пилот, но, увидев поскучневшую физиономию Мака, неожиданно переключил дубльпост:
— Возьми управление.
— Есть! — тихо ответил стажер. И пульту: — Перехожу на автономный.
— Принято. Освободить седьмой дополнительный «Тополю». Старт!
Мак дал поддув в противоперегрузочные кресла, прогрел магнитные камеры двигателей, поревел предупредительной сиреной и завис над космодромом. Потом толчок, «Тополь» прорезал атмосферу, в конце активного участка красиво отсоединился от стартовой ступени («Лихач!» — решил Эдель), развернулся и показал звездам четыре тонких огненных языка из дюз.
«Чертова молодежь! — уныло восхитился Эдель. Для них уйти в Пространство все равно что для меня когда-то стронуть с места самосвал…» Он стиснул веки. Но и с закрытыми глазами чувствовал молчаливое одобрение Наавы. Она умела отличить хорошего пилота.
— А мальчик был хорошим пилотом. С интуитивным чутьем пространства и корабля, — задумчиво отметила Наава.
— Это его слова? — спросил я.
— Это мои слова. — Наава слегка обиделась, но я сделал вид, что не заметил искры в фасеточных глазах. — Он всегда принимал решение чуточку раньше меня… Однажды, например, заложил вираж задолго до того, как я выдала скорость торможения, радиус поворота, но каждый нерв корабля кричал при маневре, что выбран самый безопасный и экономичный режим.
— Случайное попадание. — Я поддразнивал ее, чтобы вызвать на еще большую откровенность, и она знала, что я ее поддразниваю.
— Инстинкт пространства, новый признак космической расы! — продолжала философствовать Наава. — Вы вообще-то вдумайтесь: Мак был первым из таких, Смешно, разумеется, слышать неколичественные характеристики от электронной машины. Но мальчик всегда относился ко мне как к живой…
Наава хохотнула — напористо, но совсем не весело.
Естественно, не голосом, а одним колоратором — коротко и криво. Ох сколько несносных «человеческих» привычек накопила она за полтора века!
— Тебя учили играть в шахматы? — спросил я.
— Да. — Наава насторожилась. — Вы тоже догадались? Мак во всем умел перешагивать через расчеты.
Как в шахматах.
— Но не будешь же ты утверждать, что Эдель был плохим пилотом?
— Не буду. Просто они были разные. Разные — и все тут. Будь у нее плечи, Наава наверняка пожала бы плечами…
…Они были разными пилотами. И разными людьми.
Мак сразу это понял, едва ступил на корабль. Эдель показался ему каким-то таким… чересчур героическим, что ли? У него и внешность была под стать биографии: небольшой рост, отличные плечи и соломенные усы.
А главное — синий татуированный орел с женщиной в когтях, декоративно распластавший крылья на обе половины мускулистой, поросшей рыжеватым волосом груди. Маку орел нравился, он не понимал, почему Эдель стыдливо прикрывается в умывалке полотенцем.
Расспрашивать старого пилота о прошлом не хотелось.
С Эделем связывали самую невероятную из историй, почти легенд, которые шепотом пересказывают друг другу стажеры на космодромах и которые, как правило, приписываются всем знаменитым людям… Будто однажды во время обслуживания ракета сошла с пускового стола. Всех, разумеется, в лепешку, лишь Эдель ухитрился вцепиться в какой-то бортовой лючок. А когда, за атмосферой, осмотрелся, то увидел, что пристегнут поясным ремнем к рулевой тяге, и как миленькую усадил ракету обратно. Начальству, по слухам, это так понравилось, что его пригласили в космонавты: в конце концов, править из пилотского кресла, безусловно, не сложнее, чем в вакууме, верхом на обшивке корабля.
То-то удивился бы Эдель, узнав, как за долгие годы преобразилась в курсантском фольклоре история его подвига!
Сначала Мак порадовался назначению на «Тополь»: дипломный полет лучше проводить с асом, — аспиранты по молодости куда больше придираются! Но с первого взгляда понял, что предстоит не лучший год жизни.
Особенно дурацким выдалось первое утро полета. Командир стремительно, как все, что он делал, ворвался в салон и остолбенел: Мак сидел в углу в позе кобры, выполняя капалахвати — не самую трудную из асан дыхательной гимнастики йогов. Указательный палец в центре лба, средний прикрывает левую ноздрю. Вдох — очень медленно, выдох — внезапно и быстро, с громким звуком.
— Та-ак! Новости спорта — по странам и континентам! А я-то думаю, куда мой студент запропастился. Ты эти мамочкины упражненьица брось. Зарядкой по утрам будешь со мной заниматься. Детский сад, понимаешь! Слышишь? Стажер Радченко! Я к тебе обращаюсь, не к стенке! Прекрати же сопеть наконец!
— Это совет?
— Это приказ.
— Непонятно. Земля давно перешла на асаны.
— Стажер Радченко! Как полагается отвечать на замечания старшего по званию?
— Есть, командир!
— Дисциплина прежде всего! Малейшее нарушение — ложусь на обратный курс. Тогда, считай, Космос для тебя закрыт… Полет по программе свободного поиска. Дважды в сутки — часовая невесомость. Остальное время — полтора «же». Журналы исследований — в рубке и каютах. Сопроводительные пояснения представлять ежемесячно. Вопросы есть?
— Есть, командир. Первый разнос уже можно считать зарядкой?
— Перестань острить, студент. Еще вопросы?
— Надеюсь, в вашей практике это первый и последний неразумный приказ?
— Что-о?!! Да ты… Трое суток без вахты!
— Есть, командир!
Эдель распушил усы и выскочил из салона. А Мак закончил серию трехминутной стойкой на голове и неторопливо отправился в каюту.
«Чего разошелся? Прав не прав, а только можно и другим тоном. Сорок лет старик в коробочке, ничего хорошего, кроме вакуума, не видел. В промежутках — санаторий, обожание медперсонала, мечта! Может, и жениться было некогда. А тут вдруг последний полет перед списанием, хочется покуражиться. Ну его совсем! А то и вправду оставит без диплома…»
Мак уселся у столика. Включил иллюминаторный экран. Пустота заворожила, бесследно смыла с души
