что за ним следит призрак Эделя. Один раз очнулся от удивительной легкости. Подождал, пока рассеется перед глазами белая пелена. В пилотском кресле сидел Эдель в незашнурованном противоперегрузочном костюме. Локти и колени пилота были ободраны и в крови.
— Зачем… ты?!! — спросил он, не открывая глаз. Дыхание вырывалось со свистом, и голос был не его. — Непроверенный режим… Без расчета…
— А ты считал, когда тянул рулевую тягу?
— Какую… тягу?…
— «Оседлавший ракету»! Забыл?
Это сорвалось случайно, но Мак не жалел. Хотелось уязвить командира, напомнить легенду его жизни, намекнуть, что нельзя жить прожитыми легендами, что и его, Мака, подвигу тоже пришло время. Эдель открыл глаза, посмотрел на стажера.
— Дурак! — сказал он неожиданно окрепшим голосом.
Мак участливо прикоснулся к клавиатуре Наавы:
— Возрастает?
— На ноль три десятых в час.
Все правильно. Еще не пересекли ось потока.
— Эдель! Убежден, что поступил правильно. Спасение в скорости. Скорость сама создает против излучения дополнительную броню…
— Мне вбивали в голову — надо бежать, а не идти навстречу.
— Но это особый случай, всего не предусмотришь, Эдель. У реактора есть аварийный запас мощности. Давай, а? Еще примерно четверть часа…
— «Примерно»! — Эдель углом рта шумно втянул воздух, болезненно скривился, вытер ладонью кровь с прокушенной губы. — Меня за одно такое слово выгнали бы с корабля!
— Но, командир, мне не на чем посчитать. Поверь человеку просто так. Без формул.
— Дикий и опасный эксперимент. Никто никогда такого не ставил.
Упрямец! Раз не встречалось ему, значит, не существует! Эх, блок прогнозов, блок прогнозов! Сейчас бы график на экран — графику бы командир поверил!
Кривая для него важнее слова, цифра понятнее человеческого чутья. И ведь ничего не докажешь!
— Мы же ничем не рискуем, Эдель. Подумай о жизни, о корабле…
— Уж не знаю, не знаю, что было бы с кораблем, из перехвати я управление. Еще советовал распотрошить цепь дубль-поста!
— Сиди теперь на цепи да набирайся рентген!
Фраза опять вырвалась помимо воли Мака. Не владеешь собой, стажер, чувства меры не знаешь. Ох, быть буре! Но командир, как ни странно, не взорвался. Наоборот, торжественно выпрямился в кресле, снова сморщился, но сдержал стон.
— Вот что, стажер. За время полета ты показал глубокие знания, практические навыки, хорошую психологическую подготовку.
«Издевается», — подумал Мак.
— Считаю, ты защитил диплом на «отлично», и присваиваю тебе звание пилота. Поздравляю, пилот Радченко!
— Спасибо, — вяло отозвался Мак. Нашел старик время…
— Ввиду сложившейся ситуации пилоту Радченко предписывается занять биостат. Там тебя лучевая болезнь не достанет.
Удар оказался неожиданным. Мак бессильно пошевелил плечами, зачем-то пощупал пульс, расстегнул верхнюю пуговку комбинезона. На какое-то мгновение левый экран совместил два скелета: костлявая рука одного хватала за горло другого.
— Ты шутишь, Эдель? Ты не можешь так поступить… Я перестану себя уважать. Уйти в такую минуту — больше, чем трусость. А имея спасительный шанс — вообще преступление. Пособник убийства — вот кем ты хочешь меня сделать, командир. И некому на Земле узнать правду.
— Это приказ, Мак. Приказы не обсуждаются.
— А если я откажусь выполнять?
— Невыполнение приказа в критических условиях рассматривается как психическое расстройство. В кресле шприц с гипотонином. Я успею всадить иглу прежде, чем ты встанешь.
— Спасение через насилие. Очень красиво: командир пожертвовал собой, чтобы спасти стажера.
— Пилота, Мак.
— Пусть, пусть пилота, дело не в словах. Но ведь ценою жизни другого человека, понимаешь, Эдель? Мы можем спастись оба.
— Или оба погибнуть. Мне никто не давал права рисковать кораблем, доверенной мне жизнью экипажа.
— Боишься ответственности?
— Считай, что так, мне все равно.
— Риск уменьшится вдвое, если ты уйдешь в анабиоз, а я поведу корабль.
— Капитан покидает судно последним.
— Ты получишь такую возможность на Земле.
— Довольно болтать!
— Окрик при нехватке аргументов… Эдель!
— Я не люблю повторяться. Шприц!
— Ладно. Ты победил. Я займу биостат.
— Давно бы так. Слово?
— Слово. Только в каюту забегу…
— За портретиком? Молчу, молчу. В пару минут управишься?
В каюте Мак включил иллюминатор, взглянул на звезды. Чужие звезды! Подержал в руке впаянную в смальту карточку — хорошее девичье личико, согретое улыбкой, будто и сейчас, как когда-то давным-давно на Земле, она повторяла: «Разрешите, я вам помогу!» На обороте карточки круглые крупные буквы… Хорошо бы и вправду помогла. Помоги, милая, слышишь? Мак вызвал Нааву. Загорелся вкрадчивый зеленый глазок.
— Наава, слушай внимательно. Сейчас я буду в биостате. Эдель лично проверит каждую твою команду. Зажги индикаторы, раскрути стрелки, пусть все гудит и звякает, но автоматика анабиоза сработать не должна.
Мне надо выиграть пяток минут, чтобы вытащить из смерти этого упрямца…
— Камера герметична. Ты задохнешься.
— У йогов я выдерживал дольше. Договорились?
— Нет.
— Наава, речь идет о жизни и смерти, в которых ты ничего, не смыслишь. У меня мало времени для объяснений. Отвечай. Отвечай, прошу. Не хочешь разговаривать? Тогда дай схему биостата.
На экранчик, помедлив, выплыли решетки линий, символы обозначений. Мак пошарил глазами, что-то пошептал про себя.
— Закороти участки 1–4, 6-11 и… и 2-9-186…
— Мак!
— Все. Не обсуждать.
— Но я обязана просигналить о неисправности.
— Закороти и эту обязанность. Чао!
Он вышел из каюты. Придерживаясь за стенку, добрался до камеры биостата. Пол стал горбом — командир разворачивал корабль на прежнюю орбиту. Сам Эдель нервно похаживал по тамбуру.
— Думал, не придешь — опять уламывать. Ну, хороших снов и легкой биографии. Не прощаешь? И там, вероятно, не простят.
— Видишь, тебе Земля нужнее.
— Старый спор сравнительной ценности опыта и молодости. Передашь, что я всю жизнь играл не
