взаимное, не подчиняющееся логике, тяготение.
Порой нас удивляет, когда почти мгновенно, только обменявшись взглядом, сходятся два незнакомых, ничего между собой не имеющихобщего, человека. На первый взгляд это воспринимается как нонсенс и не поддается обьяснению. Но мы и не подозреваем, что присутствуем при великом эксперементе Природы, которая ведет постоянный генетический поиск. Природе совершенно безразлчна судьба одной пары, этнической группы и даже нации. Она борется за сохранение вида, и всеми своими силами, смешивая разнообразные оттенки кожи, старается избежать даже отдаленного инцеста. С той же целью Высшие силы Природы многие века заставляли людей совершать путешествия, кочевать, завоевывать страны и континенты. Древнегреческие аргонавты и не догадывались, что золотое руно всего лишь приманка, влекущее их к далеким красавицам Колхиды. Для природы человек представляет интерес, только пока сохраняет репродуктивную функцию. Как только либидо угасает – он отработанный материал. Природа о нем забывает, иммунная система начинает давать сбой и наступает старость.
«Мы молоды на столько, насколько сохранили в себе влечение к противоположному полу. Все остальное – суета сует», - думал Левша.
В дежурке отставшая от поезда пассажирка наотрез отказалась давать показания против приглянувшегося ей Самвела Вагинаковича. Она потребовала зеленку и бинт, а когда «опасного преступника» увозили из суда на пятнадцать суток, передала ему батон вареной колбасы, буханку черного хлеба и пачку «Примы».
- Ваши действия противоправны и аморальны, - сделал замечание Казбек, - вы мешали следствию. Поэтому вам придется покупать новый билет.
- А это уже не ваша забота, - отвечала неудавшийся свидетель обвинения.
Растроганный заботой Самвел на ходу объяснялся незнакомке в любви и назначил свидание через пятнадцать дней.
- На том же месте, где познакомились и в тоже время – прокричал он из «воронка».
«Вот и встретились два одиночества» - мысленно прокомментировал это событие наблюдавший за ними Левша.
Он договорился со знакомым администратором, и Света, так звали мамзель, поселилась в Южной гостинице в номере Самвела и носила ему передачи. На глаза ей попалась лежавшая на столе сберкнижка на имя Самвела Вагикаковича. Армяшка положил на счет сто рублей, а чуть ниже, в следующих графах дописал сто тысяч. Это был очередной кавказкий финт.
Когда Вагинакович приводил в номер очередную подругу, то на некоторое время уходил в буфет за ужином, давая гостье краем глаза заглянуть в сберкнижку и оценить его возможности. Пустив таким образом «пыль в глаза», изобретательный ловелас обещал золотые горы, чем вызывал восхищение и поклонение.
Мамзель также изучила финансовый документ и усмехнулась: в графе «дата» вместо «июня» стояло «июна». Но это ее не смутило.
Через две недели, наголо стриженый Самвел забрал хранившиеся у Левшу деньги, банку с золотыми изделиями и укатил со Светой в Омск, откуда она была родом.
- Из этого рая не выйдет ничего, - оценил свадебное путешествие Генерал, - сильно она на клафилинщицу смахивает.
Умудренный жизнью Генераша в какой-то мере оказался прав, но не смог в этом убедиться воочию. Он умер, как солдат, не сходя с Магистрали, от туберкулеза и сердечного приступа. Вечная ему память. Левша заказал по сходной цене памятник из бракованной гранитной плиты и установил на генеральской могиле.
Прошло три года, и Левша начал забывать о существовании Самвела, когда тот, обшарпанный и не по годам постаревший, вернулся в город. Как прожил это время, путешественник рассказывать наотрез отказался. И только один раз, крепко набравшись, пожаловался:
- Знаешь, Зима-джан, то, что Свет ушла – не беда. Я уже сам хотел от нее убегать. Но что мой подарок – золотые часы с браслетом оставила, пока я спал, ей простить не могу. И спичками на столе рядом с часами выложила одно только слово: «Дурак».
- Не расстраивайся, Самвел-джан*(*джан – дорогой, уважаемый(армянск.)) – просто у нее не было ручки.
За время путешествия Самвела многое изменилось. Вместо Генерала на раздачу стал татарин Рашид, который, ссылаясь на возросшее количество «станков», привел себе на подмену Нильса. Эта парочка не задержалась, и их место занял отставной танкист, Санька Длинный. Был он белобрысый, улыбчивый, и от занятий боксом чуть сутуловатый. По старой армейской привычке Длинный тяготел к дисциплине и порядку, за что заглазно Юркой Москвой был прозван Гудерианом.
В «станках» была текучка кадров. Ряды урок поредели. На их смену Москва подтянул Алексеевскую молодежь, которая ни в чем не уступала ветеранам. И когда Мартин, через московского вора в законе Андрея Росписного « пробил» место в Москве на Лубянке, то Гудериан первыми отослал в «командировку» Алексеевских. Руководившие московскими «станками», вездесущие Муравел и Нильс, охотно приняли в свои ряды мерефянского Очкаря, матерого Гуталина, перспективных Пьявку, Боню и спортивного Саню Головко. А от услуг потрепанного жизнью Самвела отказались наотрез.
- Это столица, и ты здесь не вписываешься в интерьер, - заметил Нильс.
Самвел Вагинакович вернулся в город и ушел в запой. Платить за номер в гостинице было нечем, и Левша поселил его на пустующей Архиреевой даче. Квартирант сразу же нашел общий язык со своим соседом по коридору. Долгими вечерами он рассказывал художнику-самоучке Бороде о своей последней любви. Предпочитавший выражаться витиевато, раскачиваясь в кресле-качалке, Борода выслушал собеседника и сделал вывод:
- И хорошо, что расстались. Вы друг другу не пара. Ты ее любил бескорыстно, а она была присуща деньгам. Они все такие.
- Ты можешь нарисовать ее портрет? – выливая в стакан Бороды остатки портвейна, поинтересовался Самвел.
- Для настоящего художника нет ничего невозможного, - ответствовал залютовский Пикассо, поглаживая рыжего пушистого кота. – Самое главное, что я составил ее психологический портрет. А остальное – дело техники. Для начала мы пойдем путем физиономиста итальяшки Чезаре Ломброзо и составим ее фоторобот.
На следующий день Самвел на последние деньги приобрел в киоске пачку открыток с киноактрисами и принес на Архирееву дачу. Борода покрутил их в руках, откинул голову назад, большим и указательным пальцами потер то место на горле, где располагаются слюнные железы, и глубокомысленно вздохнул.
- Для создания настоящего шедевра не хватает всего нескольких капель эликсира молодости и вдохновения, - художник глазами указал на пустую бутылку.
После короткого ленча Борода обследовал снимки в увеличительное стекло и разрезал каждое фото на горизонтальные полосы, на которых находилась отдельная часть лица. После долгих консультаций с заказчиком Борода, методом подбора волос, лба, носа, глаз и губ, составил приблизительный портрет Самвеловой зазнобы.
Самвел отошел в сторону, прищурил припухшие глаза и долгим немигающим взглядом смотрел на дорогой сердцу образ.
- Завтра купишь холст и краски, а через месяц портрет будет готов, - резюмировал художник.
Для завершения работы Бороде не хватало времени. Допившийся до помутнения рассудка Самвел забыл выключить газ на кухне, и левое крыло Архиреевой дачи ночью взлетело на воздух. На счастье никто не пострадал. Самвел не ночевал дома, а каморка Бороды находилась далеко от эпицентра взрыва, и он отделался легким сотрясение мозга, которое пошло ему на пользу. От пережитого стресса Борода растормозился и стал свободнее перемещаться в пространстве.
Самвел долго копался в обломках Архиреевой дачи и успокоился, только разыскав фотомонтаж своей последней любви.
Лишившийся последнего крова, армяшка стал ночевать в отделении милиции. За две бутылки водки и палку колбасы сердобольный дежурняк закрывал его в отдельную камеру и держал до утра. Когда смена
