Сочинения. Том 1

уничтожению десятины, и, однако, все-таки как-то ничего не выходило.

3

Положение вещей в 1835 г. было такое. Премьер Мельбурн, нуждавшийся в поддержке О’Коннеля и его партии в парламенте, где тори являлись не только яростной, но и многочисленной оппозицией, решил держаться примирительной политики относительно Ирландии, насколько это было бы возможно без разрешения вопроса о десятине. Ибо, несмотря на несколько законов, касавшихся англиканской церкви в Ирландии и, в частности, десятины и изданных с 1832 по 1835 г., десятина продолжала существовать, и никакого облегчения Ирландия в этом отношении не чувствовала. Но Мельбурн решил хотя администрацию в Ирландии назначить такую, которая отличалась бы по возможности наклонностями миролюбивыми и не раздражала бы вверенный край своими поступками и всем обхождением, в противоположность Стенли, который склонен был видеть как бы серьезную заслугу свою перед отечеством в том, что его в Ирландии терпеть не могут. Новым вице-королем был назначен лорд Мэльгрэв, главным секретарем при нем — лорд Морфэт, а помощником секретаря — знаменитый в ирландской истории Томас Друммонд. Фактически Друммонд в течение 5 лет (с 1835 по 1840 г.) сделался представителем государственной власти в Ирландии. Чем прославился Друммонд? В точности трудно на этот вопрос ответить; описательный ответ легче. Он прославился главным образом благодаря тому, что и до, и после него администрация, правившая Ирландией, крайне редко воздерживалась от насилий там, где так называемые «законные» (по исключительным законам) полномочия позволяли эти насилия пускать в ход. Друммонд же пускал оружие в ход в редких случаях и тогда, когда ему казалось это нужным для защиты полиции, на которую производились нападения. До Друммонда администрация преследовала пропаганду против унии, против англичан и так далее, но покровительствовала пропаганде оранжистов, из которых многие проповедовали искоренение католической веры, и это одновременное преследование одной революционной пропаганды и ласковое отношение к другой революционной пропаганде, которая тоже стремится к насильственным переменам, но только в угодном начальству духе, было всегда особенно ненавистно, особенно возмущало и возбуждало умы. Друммонд в этом смысле был безупречен; он, стоя за охранение порядка и спокойствия, все время являлся администратором, а не эмиссаром одной из враждующих в Ирландии партий, который пользуется государственными средствами для подавления другой партии. К созданию бедственного материального положения перестала примешиваться острая горечь обиды от пристрастных, грубых и вызывающих действий властей. Один из биографов Друммонда указывает как на самое лучшее доказательство успешной политики этого человека на то, что до него так называемый «порядок» в Ирландии поддерживался с помощью 24 тысяч солдат, при нем нужны были всего 15 тысяч человек, а после него — 20 тысяч с небольшим. Далее, число человекоубийств во время его управления уменьшилось на 13 % сравнительно с «нормальным», так сказать, положением; число огнестрельных покушений— на 55 %; число поджогов — на 17 %; число нападений на дома — на 63 %; число избиений или порчи скота — на 12 %; сноса жилищ — на 65 %; число незаконных собраний — на 70 %. Конечно, не только Друммонду и его управлению следует приписать эти результаты, ибо именно в эпоху его управления произошло событие, которого так ждали и жаждали в Ирландии: произошло уничтожение десятины, и случилось это как раз в середине периода его управления и совсем независимо от результатов его управления; все это несколько усложняет расчеты.

О’Коннель был в мире с правительством, в хороших отношениях с Друммондом, не агитировал по поводу унии, а движение в стране все не прекращалось. Одним из условий соглашения между кабинетом и О’Коннелем было (помимо назначения лучшей администрации в Ирландии) еще и серьезно существенное излечение старого недуга — уничтожение десятины, но Мельбурн с этим делом не торопился, и не столько О’Коннель, сколько события в Ирландии и Англии сказали тут свое решающее слово. Летом 1835 г. О’Коннель обратился к народу с увещанием принять выжидающее положение, прекратить всякие враждебные действия. И тем же летом (в июле и августе) подготовленный министерством билль об изменении десятинной подати, хотя тоже паллиативный, но все-таки более существенный, нежели прежние, прошел чрез палату общин и провалился в палате лордов, большинство которой упорно стояло за все привилегии англиканской церкви. Кабинет, удовольствовавшись исполнением своих нравственных обязательств перед О’Коннелем, тотчас же оставил свой билль. С осени 1835 г. аграрные преступления вспыхнули с новой силой; не эти годы (1835–1838) дали вышеприведенные процентные уменьшения аграрных дел, не это первое, самое трудное время друммондовской администрации, хотя в известной степени Друммонд своим образом действий и содействовал даже в эти тяжелые годы известному уменьшению кровопролития. Но что мог сделать он со всей своей сдержанностью и гуманностью, что мог сделать О’Коннель, говоривший, что он тоже хочет всеми мерами оградить порядок, со всем своим красноречием и влиянием против чувств злобы, отчаяния, страха голодной смерти, все более и более охватывавших страну? Друммонд обыкновенно не давал ни солдат, ни полиции для взыскания десятины и пускал силу в ход только, когда нападающей стороной являлись плательщики. В 1836 г. опять последовала попытка кабинета изменить закон о десятине, и опять лорды провалили поддерживаемый правительством билль. О’Коннель и после этого продолжал всеми мерами стремиться к прекращению аграрных смут, но по-прежнему с весьма сомнительным успехом. Консервативные слои и приверженцы англиканского преобладания в Ирландии перешли в наступление. Газета «Times» напечатала стихотворение, в котором О’Коннель осыпался градом самых неприличных ругательств, что даже произвело своего рода эффект ввиду обычной сдержанности этого органа. О’Коннель отвечал почти столь же неприличным открытым письмом по адресу издателей «Times». Яростные нападения английской руководящей прессы консервативной партии на О’Коннеля объясняются желанием совершенно дискредитировать в глазах английского общества личность и дело ирландского агитатора и воспрепятствовать кабинету Мельбурна в его дальнейших попытках исполнить главное очередное требование О’Коннеля, т. е. уничтожить десятину. О’Коннель предпринял было агитацию не только в Ирландии, но в самой Англии против палаты лордов как против учреждения, принципиально враждебного всякому прогрессу не только в ирландских делах, но и в английских. Было устроено несколько огромных митингов в Манчестере, Ньюкасле, Эдинбурге, Глазго, Ливерпуле, Бирмингеме, но так митингами это дело и окончилось. Успешно бороться с палатой лордов мог бы только сам Мельбурн, действуя в полном союзе с королем, который имел право назначить произвольное количество новых лордов; и в 1832 г. одна угроза сделать это заставила палату лордов уступить графу Грею, королю и палате общин в вопросе о парламентской реформе. Но в данном случае не только король, но и Мельбурн вовсе не сознавали необходимости прибегать к таким героическим средствам, а митингов и речей О’Коннеля лорды ни в малейшей степени не опасались. После провала билля о десятине в 1836 г. О’Коннель учредил «Генеральную ассоциацию», которая специально взяла на себя содействовать как освобождению страны от десятины, так и проведению билля о муниципальной реформе в Ирландии, чему также противились лорды. Из этой ассоциации тоже ничего не вышло, и она как-то сама собой заглохла спустя год. Грустное время наступило для О’Коннеля; его агитация явственно переставала отвечать, как отвечала прежде, чувствам политически активных слоев народа, не по основной цели своей, а по рекомендуемым методам действия, и хотя видимая популярность его не была убита, но бесплодность всех парламентских попыток в связи со сбивчивым отношением агитатора к аграрной смуте отодвигала его понемногу на второй план. В конце 1836 г. умерла его жена, и это окончательно омрачило его личную жизнь. Но впереди был еще один луч света, один успех ирландского дела, одна удача, в последний раз порадовавшая старика: десятина в конце концов все-таки поддалась усилиям ее врагов.

20 июня 1837 г. скончался Вильгельм IV, и на престол вступила Виктория. О’Коннелю опять (как и за 17 лет до того) почему-то показалось нужным обнаружить весьма оптимистическую надежду на то, что молодая королева нечто для Ирландии сделает: «Ирландия теперь готова слиться с империей. Мы готовы к полному и вечному соглашению… Но для этой цели существенно необходимо уравнение в правах, законах и вольностях. Большего мы не желаем, меньшего не возьмем». В июле произошли общие выборы, и О’Коннель в качестве mot d’ordre для своих приверженцев дал нижеследующие слова: «Королева и ее