так как на других национальных мануфактурах, где увольнение рабочих зависело более непосредственно от правительства и где правительство боялось осложнений, число рабочих вплоть до падения монархии не сокращалось сколько-нибудь заметно. Но предприниматель Мену, лишившийся фактически уже в 1787 г. поддержки из казны, а также потерпевший убытки под влиянием сильного сокращения торговых операций, имел возможность увольнять рабочих, так как угроза отказаться от привилегии была могущественным орудием в его руках: когда 24 ноября 1790 г., во время беспорядков, он подал в отставку, то министр внутренних дел переслал это прошение в департамент Уазы, и когда ни один соискатель не явился, то муниципалитет Бове и представители департаментского самоуправления
Старые рабочие, работавшие над первыми сортами, между прочим говорили, что мануфактура, выделывая параллельно более простые ткани, может лишиться лучшей своей репутации. Но по поводу этого заявления рабочих высказывалось подозрение [301], что дело тут в «скрытой зависти» одних рабочих против других.
Так или иначе, а этот пункт требований клонился к тому, чтобы оставить часть товарищей без куска хлеба, и это также указывает на то, что вполне единодушны рабочие в Бове во время беспорядков 1790 г. быть не могли. По этому пункту также они удовлетворения не получили. В общем движение среди рабочих в Бове в 1790 г. и начале 1791 г. окончилось неудачей, особенно если сравнить его с движением на других национальных мануфактурах. Перейдем теперь к периоду, который для всех национальных мануфактур был чрезвычайно трудным, а зачастую прямо бедственным.
2
Рабочие беспорядки конца 1790 г., отголоски которых еще встречаются в документах начала 1791 г., постепенно уступают место другому явлению, которое уже не сходит со сцены до конца 90-х годов XVIII в.: мануфактура Бове переживает глубокий и длительный кризис. Нет заказов, нет работы, и единственным якорем спасения является надежда на правительственную помощь, прежде всего на ту косвенную субсидию, которая заключалась в обязательном для королевского двора заказе на 20 тысяч ливров в год. Эта надежда одинаково волнует и директора предпринимателя Мену, и рабочих, и особенно с 1792 г. мы наблюдаем совершенную перемену в отношениях между хозяином и рабочими: в целом ряде петиций рабочие всецело поддерживают Мену [302]. В августе 1792 г. главный совет города Бове заслушивает и одобряет петицию рабочих, просящих содействия и помощи [303]. «Les citoyens occupes a la fabrication des ouvrages de tapisseries» и т. д., число которых уменьшилось до количества 48 человек, сообщают о своем бедственном положении: предприниматель Мену уведомил их, что он не получает никакого ответа на все свои запросы насчет уплаты следуемых ему (от королевского двора) денег и что ему даже заявили, что отказываются от четырех поставок (за 1787, 1788, 1789 и 1790 гг.), «чтобы избежать платежа за сказанные четыре поставки». Ввиду этого Мену принужден оставить заведение и прекратить уже начатые работы, а из-за такого решения они, рабочие Бове, лишились занятий. Но так как и рабочие на мануфактуре Гобеленов тоже были в таком положении и, однако, через посредство парижской коммуны (рабочие Бове не приводят фактов, почему они приписывают успех рабочих Гобеленов именно ходатайству коммуны) добились помощи от Национального собрания, то вот и они, рабочие Бове, умоляют свой муниципалитет помочь им и ходатайствовать за них перед собранием, т. е. добиться, чтобы казна уплатила Мену за 4 поставки. Несмотря на полную поддержку, которую нашла эта петиция в conseil general города Бове и в conseil de l’administration du district de Beauvais [304], еще немало времени прошло без каких бы то ни было результатов, и только 8 января 1793 г. Конвент разрешил выдать деньги (было выдано за 4 года 80 352 ливра).
После 10 августа 1792 г. и уничтожения liste civile рабочие Beauvais попали в очень плачевное положение, и месяц они были без занятий и заработка.
Обращаясь к администраторам округа Бове по этому поводу с прошением, рабочие дипломатично пишут, что они не знают, произошло ли их затруднительное положение от уничтожения королевского liste civile, но зато «они очень хорошо знают, что с гораздо большим пылом будут работать для республики, чем для доставления пищи тщеславию деспотов» [305]; и дальше они прямо провозглашают право всякого работающего человека требовать от общества занятий или средств к существованию, иначе, полагают они, общество было бы уничтожено.
Положение становилось все хуже. И рабочие, и предприниматель не перестают напоминать о плачевном состоянии своего заведения. Вот новый вопль о помощи со стороны уже самого Мену к Национальному конвенту — прошение [306], помеченное 27 января 1793 г.
Предприниматель приписывает здесь кризис тому обстоятельству, что революция слишком повредила сбыту предметов роскоши [307], и напоминает, что еще осенью 1790 г. уже хотел подать в отставку, но остался вследствие просьб муниципалитета и «администрации торговли». Он при этом ставит себе в патриотическую заслугу то, что он остался, хотя, как мы видели выше, не все его современники в 1790 г. придерживались столь печального взгляда на положение дела. Он жалуется на министра Ролана, который упорно отказывал ему в платеже следуемых денег под предлогом, что на мануфактуре нет положенного количества рабочих. Мену ходатайствует не только об уплате денег, но и о том, чтобы впредь он должен сообразоваться в найме того или иного количества рабочих исключительно со своим интересом, а не с регламентом.
Главный совет города Бове в еще более патетических выражениях, чем сам Мену [308], рекомендует Конвенту признать, что «самая гнетущая необходимость — быстрой помощью прекратить печальное положение, до которого доведены вследствие недостатка в работе» граждане рабочие. Совет просит Конвент не дать погибнуть мануфактуре, которая «при возвращении мирного времени будет для республики новым средством привлечения золота из-за границы». Прежде чем пойти в Конвент, петиция Мену обсуждалась еще в Директории округа Бове,