Воздух — в бытии и человеке
19. XII.66. Придется опять даты ставить, потому что единицей текущего сочинения становится просто утреннее умозрение. Итак, мы на воздухе в человеке остановились — на легких (продолжаем выяснять многоэтажную структуру человека — фалла). «Легкое» противоположно силе тяжести. Воздух противоположен земле; с водой же смежен, различен. (Воде будет противоположен огонь; противоположности через один слой идут.) Земля поймала воздух и заключила его, вольного, непрерывного, в форму — грудную клетку: т. е. членение воздуха на части есть не его собственное дело — как у частиц (атомов) земли, у капель воды; сам воздух непрерывен и идею неделимости сообщает — всеединого. То же в воде: идут пузыри, но это не собственные воздушные индивиды, «я», а по образу и подобию капель отмеренные формочки: в ином виде воздуху сквозь воду не пройти — приходится по- волчьи выть. И пойманный в грудную клетку, где его теснят и давят, воздух сам обретает силу давления: именно его гневом выталкиваются излишки земли из повернутого к земле заднего прохода — нашей дыры в ад, с адом земным и сообщающейся. В нашем теле он все время расталкивает наваливающиеся массы и выветривает засыряющие воды Но, собственно, ни земля, ни вода в этом не виноваты: их давление постоянно и однородно. Значит, это дело самого воздуха: что мир на нас наваливается, а потом мы его расталкиваем; воздух живет в нас чередованием циклонов и антициклонов, вдохов-выдохов — и сообщает нам идею такта, меры времени, идею парности, двоичности: да — нет. Значит, воздух имеет три ипостаси:
1) мировой дух всепронизывающий — всеединое (та субстанция, что и вне нас, и в нас);
2) воздух вне нас — воздушный океан, пространство, единый в себе объективный мир;
3) воздух в нас — рефлектирующий дух (рефлексия и есть вдох и выдох ума, луч и отражение), частичность, «я», двоица — «да-нет». Чтобы приобщиться к всеединому, нужно замереть, затаить дыхание: чтобы установилось хоть на миг неразличение «я» и «не я»
Правда, мы сообщаемся обычно не с первой, а имеем дело со второй ипостасью: воздушным океаном вне нас (именно имеем дело, тогда как с первой нам нечего делить). Но и воздушный океан — ровный, самодовлеющий — обнаруживается как не весь дух, лишь его арендатор, благодаря ветрам. Ветры, течения воздуха же, проходящие сквозь воздух, роющие то, что уже заполнено, и открывающие пустоту в протяженности, в пространстве, — это в мире как такты дыхания в нас и порождают идею, что и сам воздушный океан есть тело и вещество (как то, что облегает душу в нас), сквозь которое мчатся более тонкие (воз)духи, проветривая воздух, очищая; и что, как дыхание в нас, воздух входящий и исходящий, — есть полость, пленник (отграненный землей кусок мирового пространства) и в то же время — посланец надежды и вестник, что не брошен я Отцом, — так и ветры, веселые и жгучие, гневные, гуляющие по миру, раздирающие, расталкивающие, говорят нам, что есть сверхсила, есть мировой дух, всеединое, которое так же относится к воздушному океану, как воздушный океан — к душе в нашем теле. Ветры потому так многоглаголющи — так внятны нашей душе («О чем ты воешь, ветр ночной!» — Тютчев), что через них всеединое, минуя воздух, непосредственно сообщается с нашей душой, уничтожая важность идеи пространства, величины и количества, т. е., значит, как ни мал мой капилляр и как ни велик воздушный океан, — для всеединого все едино, и ясно, что велика Федора да дура, а мал золотник — да дорог. И если вспомнить иерархию порождения (мировое бытие; живительный дух с идеями, демиург — фалл — бог — исполнитель — творец; монады, души, семена, хромосомы, гены; вещества — стихии — материя — утроба — женское; особь, индивид, человек), то в ветре я (монада, семя, душа, ген) имею, минуя демиурга, весть об идеях — тех квантах, что были и пребывают, и, минуя стихии, вещества и материю, — весть об особях, личностях, Человеке, что будут. Ибо в отличие от непрерывного, себе равного, самодовольного, аморфного, пассивного воздушного океана, ветер есть прерывистость, порыв, волна — взволнованность, членораздельная речь духа — слово. То есть это тоже форма и определенность — как и та, что сообщает земля: фигура. Воздух просто наполняет массой, веществом слово ветра: как стихии наполняют монаду (чтобы она стала величиной и явной), так и воздух наполняет думу ветра массой, чтобы слово вступило на порог нашего восприятия. Но форма, качество и сила — все это у самого ветра. Воздух — посредник, вещество, матерь, утроба — зал для резонансу. И как акустик в стены зала вмуровывает полости, кувшины, амфоры, чтобы отдавался и раздавался звук, — так и мы в миру, наши души в телах вмурованы, и ветер- Логос прокатывается по нашим полым волнам и наши клики, возгласы, стоны порождает и собирает. Но мы с ветром перескочили и что-то рано начали унижать воздух: всего нам без году неделя, а кусать груди кормилицы стали. Воздадим еще воздуху в нас и нашему контакту с воздушным океаном.
Сперва — в плане движения
Земля порождает в нас привязанность, тяжесть, покой нестронутости. Мы чувствуем себя то ли нанизанными на вертикальный каменный столп, то ли полыми и втянутыми в воронку вниз и присосанными там. Не стронутьсяВода порождает движение по горизонтали, стремление, частичность и слияние, тягу вдаль («вдаль» — слово из сферы «воды»: вслушайтесь в звучность). Воздух — идею расширения, объема, обнять весь мир, расшириться до необъятного, рассеяться. Вдыхая всей грудью, мы чувствуем, как это мало, и хотим ее растянуть, разверзнуть свою полость, чтоб она перестала быть лункой, гаванью, заливом, но стала берегом открытого моря, и наше тело распахнулось, и вместо грудной клетки грудь явила бы береговую твердь, о которую ластится и которую сосет пена прибоя. И широкая душа, душа нараспашку русского человека является и в самом жесте: когда в русском танце, сведя руки крестом на груди и склонив голову (т. е. максимально свернув грудную клетку), вдруг решительным, стремительным и отчаянным рывком откидывают руки в стороны и вверх, а голову запрокидывают, мотая и тряся, вверх и назад, рот до ушей, оттуда рвутся невозможные клики, а ноги вскидывают, взлетают в стороны и вверх, — это словно символический жест, акт разверзания, высвобождения души (душа из тела вон!): как бы разрывается грудная клетка — и душе путь открыт: лети! — и само тело птицей становится (ноги вприсядку поднимаются, как колеса под фюзеляжем) и взлетает То же и когда перед лицом врага русский обеими руками разрывает рубашку на груди (разверзает передний покров, стенку грудной клетки) и говорит на, бей! — это он душу свою выпускает птицей и дает врагу пустое тело, где уже ничего нет. И именно природность воздушной стихии и ветра существу русского человека родила такое самоощущение в мире, характер и жесты Итак, воздух рождает в нас идею открытости, незавершенности бытия и человека, экстравертности — выхождения из себя — в ширь и высь (в отличие от горизонтального, социального выхождения из себя, выделения, производства, что ассоциированы со стихией воды) Однако выше, говоря о том, что это сам воздух производит в нашем существе наваливанья и расталкиванья, я все свел к ровности, постоянству давления земли и воды и утверждал, что это сам воздух — автор тактов дыхания, циклонов и антициклонов Но это неверно Когда я вдохнул, то есть забрал, поймал в свою клетку часть мирового воздуха, я ж закрываю клапан и отъединяю, отсекаю, захлопываю дверь — и тут, в застенке, с ним делают что хотят. Но кто? Земля и вода — лишь стены и конвойные Душа горит — не просто стесняется, но (в тесноте и в обиде сжатия) конденсируется и вспыхивает. Над ней лютует и бесчинствует огонь: соединившись с землей, он изъедает душу (геенна огненная на миг взаперти устанавливается), т. е. ее, неделимую, всю по частям дробит и растаскивает из грудной клетки — по клеткам телесного вещества
То есть огонь злорадно и насильственно съединяет противоположности — ввергает в брак воздух и землю, легкость и тяжесть, пустоту и частицу Сам он — ни тело, ни пустота, не есть ни вещество, ни идея, ум, но он живет умерщвлением самости всего: земли, воздуха — и когда они перестают быть самими собой, огонь становится огнем. В этом смысле: как всеобручитель, всесъединитель, — огонь так же социален, как вода, только в воде социальность — как потребность, нужда, внутренняя тяга капли к съединению с водоемом; а в огне горя, мы чуем насильственную власть, необходимость! что мы не хотим, а нас — гонит, и сил нет сопротивляться. Вода и огонь — два сапога пара по съединению всего, и недаром между собой они образуют игру противоположностей (как воздух и земля), и если бы надо было представить состав Эроса через стихии, то это огненная вода (напиток Тристана и Изольды), жидкий огонь, пламенный сок Недаром любовь — это пламень, «в крови горит огонь желанья» опять соединены влага (кровь) и огонь, а желанье и есть их съединенье Но недаром искра вспыхивает в закрытом помещении так в двигателе внутреннего сгорания смесь нефти и воздуха становится горючей от сжатия, спрессовыванья — до атома, точки, и тогда точка оборачивается искрой, вспыхивает огонь — такт воспламенения, и точка вдруг оказывается не корпускулой, волной, не атомом, а квантом, энергетическим импульсом, который выжигает
