Рисовальник, войдя в ситуацию, съехал с гор и в три приема перевез имущество на свою площадку.
Вопрос встал параллелепипедом.
Если еще только вчера мы ныли о надоевшем засраном юге, сегодня же, злосчастно лишенные крова и пищи, чувствовали себя потерпевшими кораблекрушение и выброшенными причудами судьбы на необитаемый остров, который, однако, почему-то расхотелось покидать. Так нелогично устроен человек.
Минька с Манычем отправились в Огни Большого Разврата в смутной надежде поступить на место. Мы с Леликом сели на переправу, чтобы объехать близлежащие посёлки на предмет музыкального разнообразия жизни отдыхающих.
23
— Только без оргиев!
— Нет-нет, — заверил Маныч, — у нас режим.
— Знаем мы ваш режим. Вот у нас — режим. После одиннадцати закрываем. И не пускаем. Где хотите — там и ночуйте, если загуляли. Я тетка злая, — сказала заведующая пансионатом. — Если что — без всяких яких. И скажите спасибо Раисе Федоровне.
Это всё планеты сошлись, звезды разошлись, массовик-затейник запил, магнитофон и радиола сломались, луна другим боком повернулась, ветер-сирокко подул. Да и общепит, скажем дружно — страна неслыханных возможностей. Всё рухнет, всё смоет волна, рассыплются горы, растает Антарктида, на Марсе будет яблони цвести — а Общепит был, есть и будет. Может только обзовут более благозвучно…
Самое невероятное, что заведующая нашла в дальних закромах электроорган.
Музима. Маде ин демократическая Германия.
Мечта кабацких чуваков. И не только.
Вытащили пыльную клавку из кладовки, подключили, попробовали на живучесть. Пару клавиш западало, тембра хрипели, но для пансионатных танцев пришлось очень кстати, поскольку репертуар пришлось срочно подстраивать под спрос.
Контингент, здесь, как говорили в нашем «Утюге», — специфический. Преимущественно — мисс Нейлон.
Вспомнили Утесова и Магомаева, Арно Бабджаняна и Орэру, Поющих гитар и Майю Кристалинскую, Ободзинского и Аиду Ведищеву. «Я тебя, моя корова, что-то не пойму» — актуально. «По переулкам бродит лето, солнце льется прямо с крыш»[25] — твистово. «Скоро осень, за окнами август» — волнительно. «Разбрелись возле самой реки, васильки, васильки, васильки»[26] — переживательно. «Над рекой черемуха, белый дым»[27] — печально-возвышенно.
«Лицензионное» здесь как-то было не к месту. Но «Странники в ночи» и «Мой путь»[28] шли на ура. Но это же Маныч. Это — сам Маныч. Надо отдать ему должное. Может. После второго стакана.
С «оргиями» как-то складывалось чаще, чем на горке, на горе.
Или место было намоленное. Или что.
Каждый день пьянка без тостов, каждый день тетки, каждый день с песнями.
Каждый день с утра Минька с Манычем шли к соседям.
Извинялись. Поклоны били.
А ночами на стук в стену кричали: а идите вы в соединенные штаты!
Долго так продолжаться не могло.
24
— А это что за хуй?
— Будешь? – кивнул Лёлик на кровать.
На моей кровати голая девка нагло распахнула телеса.
— Если будешь — нагло сказала она, приподнимаясь на локте, — сначала закурить найди, понял?
— Вали, давай, сука, с моей кровати. Мандавошек тут только и не хватало. Всякую шваль в дом…
— Ты, мужчинка, — начала было девица, — я щас…
— Заткни ботало, швабра! Три секунды и усвистала. Пока под жопу не дал.
— А Христос таким ноги мыл, — сказал Лёлик.
— А тебя, клизма, сейчас подвешу за язык, будешь сипилявить.
— Ты чего такой злой?
— Да надоело всё! Выгоняют нас.
— Опять!??
— Не опять, а снова. К ебеням! Домой пора.
— А может и да? А, Серый? — спросил Лелик, — Да и ладно. Пора печенюшку подсушить.
— Надоело мне это уже. Скитаться.
Лелик пьяно призадумался. И озверел.
— А за что, спрашивается выгонять? А я вот не согласный. За что?! «Погоди же ты, погоди же ты, может быть не всё потеряно»[29]. Выпить не хош?
— Лёля! Ты сопьешься. Блин, ведь каждый день. Каждый!
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром отцы травились «Солнцедаром»! Вместе сопьемся. — Лелик присел на кровать, и положил руку на лохматый черный треугольник. — Ладно бы каждый, Серый. Тут день, утро и вечер. Каждый день! каждое утро! каждый вечер! «А где был я вчера, да не найду хоть убей! Только помню, что стены с обоями…»[30].
— Я вчера с вами не был.
— Или был? Или как? С факальным исходом? Я надеюсь. А где ты, кстати, был?
— В кутузке.
— Да иди ты!
— Девку к себе на этаж тащили вчера на связанных простынях?
— Откуда знаешь? Да не одну!
— А упала, Б пропала.
— А нам с Минькой одной хватило.
— А та — ногу сломала! Пиздюки!
— Смотри-ка ты, — удивился Лелик. — А ведь и не ойкнула. Попиздюхала себе. Вдоль да по аллее.
— До первого поворота. Собираем манатки, Лёля. Добрая тётя заведующая дала шестьдесят минут. Не всё про всё.
— Тогда я пойду что ли, мальчики? — спросила девица.
— Пиздуй, пиздуй, роднуля.
— Где ты таких страшных находишь, Лёля? — спросил я, когда за девицей закрылась дверь.
— Невиноватая я. Она сама пришла.
Закапало у Лёлика через три дня. Как по Конституции.
Свеженький.
Черноморский.
У какого молодца вечно капает с конца?
25
Адгур привел к скромной дверке на задах П-образного дома. Щелкнул замок, и мы оказались в спортивном зале. Зеленый пол, натянутая волейбольная сетка, брусья, турник, спортивный конь, маты.
— Маты возьмите. Спи на здоровье. Тепло, одеяло не надо. Девочку пригласишь на шуры-муры,
