Если до 1990 г. план оставался основным стержнем, вокруг которого разворачивалась вся деятельность предприятия, то затем оно получило свободу самому планировать свою деятельность, основываясь на предлагаемых, а не навязываемых соответствующим министерством контрольных цифрах, на контрактах, заключаемых со своими поставщиками и потребителями, на заказах, предпочтительно государственных, на долгосрочных экономических нормативах и на ограниченном уровне централизованных инвестиций. Предприятие получило право устанавливать прямые «горизонтальные» связи с другими предприятиями, вместо того чтобы прибегать к посредничеству Госплана. Некоторым категориям предприятий было даже разрешено вступать в прямой контакт с иностранными фирмами.
В действительности же бюрократия центральных министерств сразу стала обходить положения этого закона, так как не хотела сдавать свои позиции и отказываться от прежних прерогатив. К тому же выполнение этих положений с самого начала должно было бы сопровождаться другими радикальными мерами (реформой ценообразования, материального снабжения и т. д.). 13 связи с тем что государство оставалось главным заказчиком в промышленности, оно почти полностью покрывало госзаказом производственные мощности предприятий, оставляя за ними весьма ограниченные возможности коммерческой деятельности. Государство также, помимо приоритета в определении номенклатуры выпускаемой продукции, устанавливало ценил и ставки налогообложения. Центральные министерства продолжали снимать сливки с доходов предприятий, выхолащивая, таким образом, их «финансовую самостоятельность».
Установление экономических нормативов, образование фондов оплаты труда, фондов экономического стимулирования не только оставались произвольными, но часто наносили ущерб наиболее рентабельным предприятиям. Еще одним «узким местом» оказались поставки. Из?за отсутствия оптовой торговли предприятия так и не смогли выбирать себе поставщиков, а последние в случае нарушения договоров не несли за это ощутимой ответственности. Таким образом, сфера рынка оказалась ограниченной договорами между предприятиями, заключаемыми после выполнения госзаказов, в то время как сфера централизованного контроля, напротив, расширилась благодаря проверке «госприемкой» качества производимой продукции в момент ее сдачи (процедура, применявшаяся ранее только на военных предприятиях). Расширение государственного контроля за качеством продукции на деле привело прежде всего к фактическому сокращению заработков миллионов рабочих, поскольку повсеместно обнаружившееся несоответствие изделий «стандартам качества» лишило их начислявшихся прежде премий. С самого начала рабочие чувствовали, что, несмотря на шумиху, производимую вокруг «финансовой самостоятельности» предприятий и даже их «самоуправления», все решения продолжали им навязываться бюрократией (объявленной позднее «антиперестроечной силой») без передачи предприятиям реальной возможности контроля. Оставаясь под жесткой опекой части прежних управленческих структур, предприятия в качестве своего рода «компенсации», как и раньше, продолжали пользоваться (несмотря на без конца подтверждаемый принцип самофинансирования) большими субсидиями, которые только и позволяли десяткам тысяч предприятий избежать банкротства и увольнения разросшегося персонала (в первую очередь административного). По мнению Н. Костакова, заместителя директора Научно–исследовательского института Госплана, «временная безработица» (то есть период между потерей работы и устройством на другую с переквалификацией) рискует затронуть, если предположить настоящую рационализацию политики в области занятости, от 14 до 19 млн. человек в течение ближайших десяти лет.
Реорганизация министерств и некоторых других органов управления промышленностью привела к сокращению в течение шести лет около 1 млн. служащих. Конечно, большая часть «аппаратчиков» устроилась в новых структурах (в том числе в частном секторе) благодаря системе связей и даже привлечению капиталов общественных фондов.
Наиболее сложной проблемой, обусловливавшей переход к подлинной самостоятельности предприятий и рыночной экономике, оказалась проблема ценообразования. При установлении цен на основе себестоимости продукции пришлось бы, сохранив дотации более чем на 70 млрд. руб., увеличить розничные цены на товары на 60 млрд. руб. В этой области давно назревшие и необходимые для продолжения начатых реформ шаги заставили себя ждать вплоть до весны 1991 г. За этой задержкой скрывались многочисленные причины: оппозиция как региональной, так и отраслевой бюрократии, опасавшейся, что реформа ценообразования поставит под вопрос всю десятилетиями складывавшуюся систему доходов и привилегий, созданных игрой на субсидиях, гарантированным сбытом, манипуляцией ценовыми соотношениями, тысячью и одной перепродажей, связанной с дефицитом и теневой экономикой; боязнь руководителей страны принять социальную цену, которую каждый полагал слишком высокой, за последовательное освобождение цен и переход к рыночной экономике в обстановке всеобщего дефицита и отсутствия пользующихся доверием властных и правовых структур, определяющих лицо правового государства.
Второе направление экономической реформы состояло в расширении сферы деятельности для частной инициативы. Принятым 19 ноября 198 6 г. и дополненным 2 6 мая 1988 г. законом частная деятельность была легализована более чем в 30 видах производства товаров и услуг. Желавшие открыть свое дело должны были зарегистрироваться, а их доходы подлежали обложению налогом (достигавшим 65%, пока этот слишком высокий уровень не был снижен 26 мая 1988 г,). По данным весны 1991 г., более 7 млн. граждан (5% активного населения) были заняты в бурно развивавшемся кооперативном секторе. Кроме того, около 1 млн. человек получили патенты или регистрационные разрешения на занятие индивидуальной трудовой деятельностью. Установление очень высоких цен (обед в кооперативном ресторане в Москве стоил приблизительно в 10 раз дороже, чем в государственном ресторане первой категории) и развитие побочных видов деятельности (ориентированных отнюдь не на среднего — и чувствовавшего себя обманутым — потребителя, постоянно сталкивавшегося с дефицитом) привели к тому, что возникший в течение нескольких месяцев без обращения, как правило, к банковским кредитам частный сектор стал «отмывать» капиталы теневой экономики — по средним оценкам, до 70 — 90 млрд. руб. в год. При этом частный сектор охватил лишь часть из примерно 15 млн. человек, которые, по советским источникам, были более или менее постоянно заняты в сфере теневой экономики.
Несмотря на заявления руководства страны о поддержке, в годы перестройки развитие частной инициативы сталкивалось с самыми разнообразными трудностями: официальными, когда местные власти употребляли весь свой талант, чтобы ограничить деятельность кооперативов; производственными, обусловленными всеобщим дефицитом материальных ресурсов, вынуждавшим прибегать к нелегальным источникам. Наконец, самую существенную роль играли идеологические установки и умонастроения в обществе. Как показывали опросы общественного мнения, большое число опрошенных не скрывали своей враждебности в отношении развития кооперации. Если большинство советских людей приветствовали расширение свобод в сфере политики и идеологии, то они же проявляли недоверие, когда речь заходила о свободе предпринимательства (за исключением права обрабатывать свой участок земли, связанного скорее с неким мистическим образом, чем с ущемлением прав потребителя). Для большинства граждан, столкнувшихся с четырьмя сетями распределения и уровнями цен (государственные, договорные, кооперативные и черного рынка), экономическая свобода предстала в образе падения жизненного уровня. Десятилетия пропаганды, направленной на искоренение духа предпринимательства и частной собственности, а также трудности, характерные для общества, испытывающего постоянную нехватку необходимого, в котором нормирование потребления соседствовало с гарантированными государством ценами, способствовали развитию у советских людей страха перед рынком, свойственного людям, экономически опекаемым; формированию мышления доиндустриального типа, когда потребитель возлагает на государство обязанность защищать его от «спекулянтов», «хапуг» и «толстосумов» (и вообще от всех тех, кто «выделяется», — сколько народных поговорок поучают: «сиди и не высовывайся») и гарантировать ему «справедливые» цены.
Эти умонастроения отчасти объясняют трудности, с которыми столкнулось правительство, пытаясь расширить сферу частной инициативы в сельском хозяйстве. Официально признанная в 1988 г. формулировка предлагала «арендный договор», согласно которому одна или несколько семей берут землю в аренду на длительный срок (до 50 лет) и полностью распоряжаются продукцией. К тому же в новом положении о колхозах, принятом в марте 1988 г., оговаривалось, что площадь индивидуального участка и поголовье скота в личном хозяйстве будут устанавливаться коллективом каждого колхоза «в зависимости от
