Троцкому, Зиновьеву и Каменеву. В излагаемой официальной версии убийства Кирова сообщалось, что оно совершено человеком, проникшим в Смольный по фальшивому партбилету. Поэтому не приходилось сомневаться в огромном политическом значении кампании по проверке партбилетов. Письмо уточняло, что искать просочившихся в ряды партии врагов следовало там, где царили бюрократическая неразбериха, преступная халатность, и особенно там, где существовали более или менее независимые центры власти.
В большинстве местные партийные руководители довольно вяло отреагировали на этот документ и ограничились лишь обычной проверкой партийных картотек. Меньше всего они были склонны давать широкий ход этому мероприятию. Строгий учет новых членов партии, централизованный контроль за их продвижением, а также необходимость неукоснительного выполнения всех приказов Москвы могли бы сильно ограничить их полномочия, а некоторым угрожали потерей власти над целой сетью «клиентов» и подчиненных. Более эффективный контроль со стороны центра многих лишал поля для маневров, благодаря которому до сих пор им удавалось соблюдать интересы «низов», представляя центральным властям оптимистические отчеты. Понадобились троекратные призывы ЦК к порядку, а также создание летом 1935 г. сети областных отделов возглавленного Ежовым Главного управления кадров, чтобы заставить секретарей 19 местных парторганизаций провести более или менее серьезную чистку. среди членов партии. 25 декабря 1935 г. Ежов представил Центральному Комитету отчет о результатах проверки партбилетов, которые совершенно не удовлетворили центральное руководство. Обмен билетов начался на полгода позже запланированного срока и продлился втрое дольше, чем предполагалось. Помехи создавала значительная группа «обюрократившихся элементов», которые выполняли свои обязанности с халатностью, граничащей с саботажем. В итоге проверка охватила только 81% членов партии. Из них 9% было исключено. Установка руководства на изгнание троцкистов и зиновьевцев не была выполнена. Только 3% общего числа исключенных принадлежало к этой группе. Проверка со всей очевидностью показала, в какой мере процветала круговая порука среди сотрудников местных партийных органов. Она создавала огромное препятствие центральному руководству в установлении действенного контроля над положением в стране, а следовательно, и в любых начинаниях.
Одновременно с кампанией по обмену билетов, предпринятой для наведения порядка в структуре партийного аппарата, под лозунгом борьбы с бюрократией, анархией и искривлением партийной линии было развернуто широкое наступление на представителей народнохозяйственных и инженерно– технических кадров — директоров предприятий, инженеров, техников и других специалистов, обвиняемых в сокрытии реального производственного потенциала. Сигналом к наступлению послужила речь Сталина, произнесенная 4 мая 1935 г; В решительно–популистских тонах он осудил «неслыханно бесчеловечное отношение обюрократившихся кадров» к простым людям, труженикам, «этому самому драгоценному капиталу». Рабкоры получили задание освещать в прессе все примеры злоупотреблений по отношению к труженикам, способствующих возбуждению недовольства рабочих и, соответственно, саботирующих творческие способности трудящихся масс.
В такой обстановке в конце лета 1935 г. возникло стахановское движение. Все началось с того, что шахтер А. Стаханов довел дневную норму выработки угля до 102 т, что в 14 раз превышало норму. 8 сентября он добился результата в 175 т. Вскоре еще один ударник, Н. Изотов, установил новый рекорд в 240 т. Эта инициатива была подхвачена и в других отраслях. Вскоре начали поступать сообщения о рекордах Н. Сметанина в обувной промышленности, А. Бусыгина в автомобилестроении, сестер Виноградовых в текстильной промышленности, В самом начале это движение, зародившееся среди небольшого числа квалифицированных рабочих, являлось выражением их трудовой инициативы, возникшей как ответ на появившуюся возможность получать вознаграждение за труд в соответствии с уровнем их способностей. К этому времени система распределения была упразднена, и высокие заработки стахановцев позволяли им приобретать необходимые товары, появившиеся в свободной продаже.
Однако очень скоро стахановское движение оказалось под контролем властей, решивших использовать его для развертывания широкой кампании по наращиванию производительности труда. В ноябре в Москве состоялась конференция рабочих — передовиков производства. В своем выступлении Сталин подчеркнул глубоко революционный характер этого движения, свободного от консерватизма инженеров, техников и руководителей предприятий. В условиях удручающего состояния советской промышленности новая кампания могла привести только к катастрофическим последствиям. Проведение дней, недель или декад стахановского труда надолго выбивало производственный процесс из нормального ритма. Израсходованные запасы сырья не восполнялись, оборудование ветшало, число несчастных случаев на производстве росло, а «рекорды» сопровождались длительными периодами спада производства. Атмосфера рекордомании способствовала росту различного рода нарушений на производстве. Самым распространенным из них было увеличение продолжительности рабочего дня. Вдобавок ко всему были увеличены плановые нормы. Все это вместе взятое усиливало недовольство рабочих, способствовало росту напряженности в отношениях между руководством, стахановцами и простыми тружениками.
Первое полугодие 1936 г„ объявленного стахановским, характеризовалось ростом экономических трудностей. По мере того как стахановское движение все больше увязало в «трясине консерватизма и чиновничества», пресса снова обрушилась с нападками на кадровых работников народного хозяйства. Передовица «Правды» от 26 марта призывала направить огонь на саботажников стахановского движения. Некоторые парторганизации воспользовались моментом, чтобы проявить бдительность и законопослушание. В результате многие представители народнохозяйственных кадров были смещены или уволены с предприятий. Эти меры вели лишь к еще большей дезорганизации производства. Накануне пленума ЦК партии, намеченного на 1 — 4 июня 1936 г., стало очевидно, что наступление на кадровых работников в том виде, как оно проходило, не просто малоэффективно, а грозит существованию всей системы. Жизнь требовала внесения корректив.
Всю следующую после пленума неделю передовицы «Правды» были посвящены разъяснению новых задач. Критика кадровых работников отошла на второй план, отныне «под обстрел» попали троцкисты и зиновьевцы. 11 июня «Правда» напомнила о существовании троцкистско–зиновьевских групп и по– прежнему продолжающихся контрреволюционных происках недобитого врага.
В такой обстановке готовился первый из известных открытых Московских процессов. Возглавляемый Ягодой НКВД получил задание пересмотреть дело об убийстве Кирова и подготовить открытый процесс, объявив о причастности к делу бывших оппозиционеров. Весь комплекс обвинений строился на факте эфемерного существования в 1932 г. «блока оппозиций». Контакты сына Троцкого Л. Седова с некоторыми бывшими троцкистами и зиновьевцами преподносились как широко разветвленный, законспирированный террористический троцкистско–зиновьевскии центр. Для этого были привлечены показания осведомителей (Ольберга, Фриц–Давида, М. и Н. Лурье), которые в соответствии с полученными инструкциями заявили, что состояли в контактах не только с членами блока, но и с Троцким, от которого якобы получили задание убить Кирова, Сталина и других партийных деятелей. Оставалось найти главных обвиняемых и добиться от них признания вины. «Козлами отпущения» были выбраны члены зиновьевской группы — сам Зиновьев, Каменев, Евдокимов и Бакаев, уже осужденные в январе 1935 г. за свое «нравственное пособничество» убийству Кирова. Из троцкистов, кроме Смирнова, были выбраны деятели менее крупного масштаба (Мрачковский, Тер–Ваганян, Дрейтцер и др.). Понадобилось несколько недель жестоких допросов, чередование физического и морального давления и обещаний сохранить жизнь, чтобы вырвать у них полное признание.
29 июля, за три недели до начала процесса, Секретариат ЦК разослал всем партийным организациям секретный циркуляр, призывавший проявить «большевистскую бдительность» и бороться с деятельностью «контрреволюционного троцкистско–зиновьевского блока». Умение всегда распознать врага партии, как бы ловко тот ни маскировался, признавалось основным качеством большевика. 19 августа после соответствующей подготовки общественного мнения прессой процесс открылся. За три дня заседаний все 16 обвиняемых, подобранных в соответствии с давно известным принципом амальгамы (ветераны старой большевистской гвардии находились в камерах вместе с провокаторами из НКВД), подтвердили свои признания, составлявшие единственную основу для обвинения. Они даже внесли генеральному прокурору Вышинскому некоторые дополнения и уточнения. Все признались не только в своих идеологических
