— он не способен думать ни о чем другом! И к тому же он мне лжет. Когда я его о чем-то спрашиваю, знаешь, что он мне отвечает? «Это преувеличение. Люди болтают сами не знают что. В Бюжее никогда не было никаких привидений». Представляешь себе?
Разумеется, эти разговоры происходят не в моем присутствии, но у меня, как назло, хороший слух. Ну да, я вру. Но зачем ей все это знать? Эта история с привидениями пугает ее, выводит из себя. Мама всегда была суеверной. С детства я только и слышал: не проходи под лестницей, не садись за стол тринадцатым, не оставляй шапку на кровати… А тут — привидение! Бесполезно повторять ей, что это выдумки: мама отвечает, что об этом пишут все газеты. Обычно такая рассудительная, она не желает слушать никаких разумных доводов. Когда дело касается призраков и пауков, она теряет способность рассуждать здраво… Впрочем, я такой же. до сих пор, вспоминая ту жуткую ночь, я покрываюсь холодным потом. Думаю, что я никогда ее не забуду.
Итак, продолжаю свою хронику. Вскрыли завещание Ролана Шальмона. Это я узнал от Нурея. Этот проныра опять оказался в курсе дела! И как только это ему удается? Как и ожидалось, все наследует Рауль. Кое-что завещано другим лицам, в том числе Дюрбану. Верному Симону назначена рента. Кроме того, возможный покупатель замка обязан взять Симона на работу — например, привратником или садовником. Я в этом ничего не понимаю, но, думаю, эта часть завещания вряд ли будет иметь значение. Коллекция оловянных солдатиков, как и ожидалось, завещается музею Ля Рошели. Остается только надеяться, что музей ее примет… Но тебя, конечно, больше всего интересует ход следствия?
Так вот, мы недалеко продвинулись. По сведениям Нурея, имеется туманное предположение о том, что убийца проник в дом через незакрытое окно. Положим. И что дальше? Пистолет находился в комнате Ролана. Ролан не спал. Почему? Можно предположить, что он услышал подозрительный шум, схватил пистолет, застал в музее постороннего, между ними завязалась борьба, Ролан был обезоружен и убит… Нет, это маловероятно. Следов борьбы не обнаружено. И потом: почему вокруг Ролана были разбросаны крестики?
Есть еще одна деталь — я только что о ней вспомнил. Пуля попала Ролану в правый висок, с близкого расстояния. Комиссар считает: это означает, что Ролан знал убийцу, раз подпустил его к себе. Папа с этим не согласен. Он все еще размышляет над своей «идеей». Когда мама отдыхает, мы пользуемся моментом, чтобы вполголоса, словно заговорщики, перекинуться парой слов.
— Она все еще злится? — спрашивает папа.
— Да, немного. Узнает от прислуги о странных происшествиях в замке и сердится, что я все это от нее утаил. Просто кошмар!
— К счастью, сразу после похорон мы вернемся домой. Я ничего больше не могу сделать для Рауля. Когда мы окажемся дома, все станет на свои места, и мы спокойно объясним маме, что у нас нет от нее секретов.
Я вдруг захихикал. Папа спросил, что меня так рассмешило, и я ляпнул:
— Вспомнил ту ночь с невидимкой…
Я тут же опомнился, но было поздно. Я бы многое отдал, чтобы вернуть эти слова обратно… Папа внимательно посмотрел на меня.
— Что еще за ночь с невидимкой?
— Да так, ничего особенного…
— Теперь я понимаю, на что намекал твой друг Поль, когда звонил тебе в замок.
— Папа, это был всего лишь страшный сон. Не стоит об этом говорить.
— Нет уж, извини. Ты сказал «невидимка». Значит, страшный сон был вполне конкретным, раз он тебе так запомнился. Говори же. Я тебя слушаю.
— Это никак не связано…
Папа не дал договорить.
— Очень на это надеюсь. Но я уже ничему не удивлюсь. Итак, ты видел во сне привидение…
— Не привидение, нет! Это было… что-то непонятное…
И я рассказал ему о событиях той ночи, стараясь говорить небрежно, чтобы он не догадался, как я был испуган.
— Не спеши. Ты уверен, что слышал шорох?
— Конечно! К этому моменту я окончательно проснулся.
— И ты побоялся зажечь свет? Это не упрек, я тебя прекрасно понимаю.
— Я позвонил Симону.
— Представляю, что ты пережил… Итак, явился Симон.
— Да, он постучал в дверь. Видимо, подумал, что я заболел.
— А дальше?
— Да, собственно, это все. Он открыл дверь, зажег свет. В комнате никого не было. Видишь, какая идиотская ситуация?
Папа задумался. Но тут вернулась мама, подкрашенная и ужасно красивая.
— Опять заговор! — вздохнула она, глядя на наши задумчивые физиономии.
— Да что ты, ничего подобного! — весело ответил ей папа. — Иди, я тебя догоню.
Он повернулся ко мне, безнадежно развел руками и прошептал:
— Какой же ты идиот!
Ну вот! Такого я от него не ожидал! Конечно, всякое бывает… Я ведь уже говорил тебе, что с момента приезда мамы барометр показывает бурю. Никогда еще папа не называл меня идиотом! Даже наоборот: когда он хочет надо мной подшутить, а бывает это часто, он делает это в особом, якобы почтительном тоне. В общем, я расстроился. Но не буду жаловаться; просто хочу тебя предупредить — с островом Олерон покончено. Мы уезжаем сразу после похорон. И я больше никогда не вернусь в Бюжей, который будет продан ил сдан в аренду. Жаль только несчастного Рауля Шальмона. Я почти его не знаю, и все же он мне нравится. Сейчас пойду прощаться с Дюрбаном и Нуреем (последний уже покинул Бюжей и устроился в Сен-Жорже, в маленьком отеле под названием «У четырех сержантов»). До встречи Париже! Привет от идиота!»
9
Дорогой старик, на сей раз мне не до шуток. Тут много чего произошло; я даже не знаю, с чего начать. Не писал ли я тебе в предыдущем письме, что мы готовимся к отъезду? Так вот, это было перед самой развязкой. Тайны больше не существует! Извини, что не умею писать кратко и не могу сообщить тебе одним духом финал этой истории. Ты обречен пройти последние шаги вместе со мной.
Итак, я отправился к Нурею попрощаться. Он как раз разбирал фотографии. Их было несколько десятков. Некоторые были сделаны в музее оловянных солдатиков. Мы как раз их рассматривали, как вдруг раздалась полицейская сирена. Машина проехала прямо под окнами. Нурей воскликнул:
— Держу пари, они едут в Бюжей!
Не сговариваясь, мы бросились на улицу. Бюжей находится недалеко от Сен-Жоржа, но уже метров через сто Нурей совсем запыхался.
— Не ждите меня, — пробормотал он, и я поспешил в замок.
Еще издалека я понял — что-то случилось. Парк был оцеплен жандармами, которые отгоняли любопытных. Я с важным видом подошел к одному из них.
— Извините, мсье, я сын мэтра Робьона. Мы живем в замке. Мой отец там?
Жандарм поверил мне на слово.
— Он только что прибыл.
Я вошел в ворота с весьма деловым видом, хотя сердце у меня колотилось как бешеное. Я расстался с родителями около часа назад; они и не думали ехать ни в какой Бюжей. Значит, произошло что-то серьезное… Я подбежал к подъезду. Около него стояли пожарная машина и «скорая помощь». Водители как ни в чем не бывало болтали между собой.
