— Посидим.
Они сели. Рита достала пакетик изюма в шоколаде и протянула Генке.
— Угощайся.
Ребята стали есть изюм и разговаривать.
— Рит, а чего ты в школу-то не ходила? — снова спросил Самокатов.
— А, решила прогулять, — беспечно ответила Курочкина.
— Но мы же договорились после уроков пойти в кино.
— Ой, извини, Генчик. Я забыла.
Генка был слегка уязвлен.
— Я ведь тебе три раза напоминал.
— Вот такая я нехорошая редиска, — хихикнула Рита, кидая в рот изюминку за изюминкой.
Да, стыдить ее было явно бесполезно. И Самокатов сменил тему:
— А ты что, здесь живешь?
— Ага, под платформой, — продолжала хихикать Курочкина.
— Ну, в смысле, около Фарфоровской? — уточнил Генка.
Рита не успела ответить. К ним подошел мужчина в черном костюме и с букетом белых гвоздик.
— Вы не подскажете, как пройти на собачье кладбище? — спросил он.
Курочкина принялась объяснять:
— Вначале идите прямо, потом сверните налево, затем направо…
— А долго идти?
— Минут десять.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Мужчина с гвоздиками ушел.
— Что еще за собачье кладбище? — поинтересовался Самокатов.
— А ты разве не знаешь, что у нас в Питере есть собачье кладбище?..
— Нет. Там что, собак хоронят?
— И собак, и кошек, — ответила Курочкина. — Короче, домашних животных… — И, помолчав, прибавила: — Я своего Крыжовника тоже на этом кладбище похоронила.
— Какого Крыжовника?
— У меня был кот по имени Крыжовник. — Рита вздохнула.
Мимо платформы с грохотом пронесся скорый «Петербург — Москва». Когда он умчался, Курочкина легонько дотронулась кончиками пальцев до Генкиной руки.
— Ген, я хочу тебе сказать одну вещь… — Она замялась. — Даже не знаю, говорить или нет.
— Конечно, говори.
Девочка печально улыбнулась.
— Боюсь, у тебя от моих слов уши завянут.
— Не завянут.
— Ну хорошо. Дело в том, что я… — Рита не закончила фразу.
— Что — «ты»?
— Да нет, ничего.
— Ты же хотела сказать.
— Я передумала.
— Тогда бы и не начинала, — насупился Генка.
— Ну не сердись, Генчик. Я могу, конечно, сказать, но предупреждаю заранее — тебе будет неприятно.
«У нее есть другой пацан!» — понял Самокатов. И тут же выпалил это вслух:
— У тебя есть другой парень, да?!
Курочкина взъерошила Генкины волосы.
— Никого у меня нет, дурачок. Я люблю только тебя.
Генка растерялся.
— Любишь? — смущенно повторил он.
Рита кивнула.
— Люблю. Надеюсь, ты не против?
— Да.
— Что «да»?
— Ну то есть — нет. — Самокатов покраснел, как помидор. — Не против.
Курочкина встала со скамейки.
— Пойдем, я тебе покажу, что я написала.
Они подошли к кассе. На стене было написано:
«Самое время для поцелуя», — решил Генка и потянулся губами к Ритиной щеке. Девочка отстранилась.
— Не надо, Гена, — сказала она.
— Почему?
— Потому что мы должны расстаться, — трагическим голосом сообщила Курочкина. — Навсегда.
— Как это — расстаться? — обалдел Самокатов.
— Сейчас поезд пройдет, и я тебе объясню…
Мимо них катил товарный состав. Длинный-предлинный. Генка весь измаялся, пока все вагоны не прошли.
Наконец товарняк укатил, и Рита начала объяснять:
— Понимаешь, Гена, раньше я была очень веселой девчонкой…
— Да ты и теперь…
— Не перебивай, пожалуйста. Я любила прикалываться, обожала дискотеки, ролики… Но однажды я попала в больницу с приступом аппендицита. И там случилась ужасная вещь… — Рита замолчала, теребя пуговицу на блузке.
Прошла минута. Девочка все так же молча теребила пуговку.
— Ну? — не выдержал Самокатов.
Курочкина глубоко вздохнула, как перед прыжком в холодную воду, и сказала:
— В общем, хирург, который делал мне операцию, внезапно сошел с ума. И вместо аппендикса вырезал у меня сердце… — Рита опять умолкла.
— Это что, прикол? — усмехнулся Генка.
Девочка покачала головой.
— К сожалению, нет. Он действительно вырезал мне сердце. Послушай, если не веришь.
Самокатов послушал. В груди у Курочкиной было тихо.
— Заодно можешь и пульс пощупать. — Рита протянула руку. — Его у меня тоже нет.
Генка пощупал. Пульса не было.
— И зрачки у меня на свет не реагируют. — Широко раскрыв глаза, девочка посмотрела на солнце. — Видишь?..
— Я что-то не врублюсь, — сказал сбитый с толку Самокатов. — Это фокус, да?..
— Нет, Геночка, не фокус. В больнице, где мне делали операцию, проводились эксперименты по оживлению мертвецов. Вот меня и оживили. Но вскоре выяснилось, что я все равно осталась мертвецом. Живым мертвецом. Для того чтобы стать по-настоящему живой, мне необходимо сердце. Твое сердце, Гена.
—
— Да, твое, — подтвердила Курочкина и сделала шаг вперед.
Генка невольно попятился.
— Ты чего, Рит? — пробормотал он.
Курочкина сделала еще один шаг вперед. А Самокатов, соответственно, шаг назад.