10 июня 1963 года президент выступил в Американском университете с речью, целиком посвященной вопросам войны и мира и советско-американским отношениям. Хрущев назвал ее лучшей речью любого президента США после Ф.Рузвельта. Советская пресса впервые за многие годы опубликовала полный текст речи президента США.
Кеннеди призывал к пересмотру американских подходов к „холодной войне'. Главной целью должен быть мир. Для его обеспечения необходимо прекращение гонки вооружений и продвижение к разоружению. Он объявил о предстоящих переговорах в Москве и о своем решении прекратить ядерные испытания в атмосфере.
В качестве своего представителя на переговорах в Москве Кеннеди выбрал опытного дипломата Гарримана, пользовавшегося немалым уважением в Москве и лично у Хрущева (это особо учитывалось при выборе Гарримана).
В переговорах в Москве участвовали Громыко, Гарриман и английский представитель Хейлшел. Продолжались они около двух недель и закончились соглашением о частичном запрещении ядерных испытаний (в трех сферах, кроме подземных). По ходу переговоров были обсуждены разные варианты, так как камнем преткновения был вопрос о контроле за выполнением соглашения.
На решающей встрече Хрущева с Гарриманом и Хейлшелом советский премьер довольно образно изложил свою позицию. На иностранную инспекцию СССР не согласится, твердо заявил он, даже если речь будет идти о двух-трех инспекциях. Мы готовы пойти на прекращение всех испытаний ядерного оружия, но без инспекций, а лишь с применением „черных ящиков'. Мы не согласимся ни на одну инспекцию, какая бы она ни была. Что касается ядерных испытаний в тех сферах, в отношении которых не возникает вопроса об инспекциях, то мы сможем подписать такое соглашение. Если говорить о шпионаже, то у нас, очевидно, разные представления по этому вопросу. Нам трудно поверить тем заверениям, которые дают на этот счет западные державы. Корда кот обещает, что он будет ловить только мышей и не тронет сала, то кот, может быть, сам верит в то, что он говорит, но вряд ли можно сомневаться в том, что кот возьмет и сало, когда этого никто не будет видеть.
Из-за спора о проведении инспекций на местах неудачей закончились длительные переговоры о договоре о полном запрещении ядерных испытаний. Подземные испытания остались вне договора. Был упущен важный шанс.
Во время визита в Москву специального представителя президента США импульсивный Хрущев выдал некоторые секреты советской разведки.
Разгоряченный беседой с Гарриманом, на которой присутствовал и американский посол Колер, советский руководитель пожаловался, что правительство США оказало нажим на западные страны с тем, чтобы они не выполняли заказов СССР на поставку труб для газопроводов. Гарриман стал было это отрицать, но тут же был остановлен. У нас есть достоверные сведения, заявил прямолинейно Хрущев, что правительство США предприняло такие действия по рекомендации своего посла в СССР Колера. Мы можем выдать Вам такой секрет.
Хрущев предложил Гарриману спросить в госдепартаменте, давал ли Колер такую рекомендацию. Там хранится его телеграмма. Это совершенно точно. Он, видимо, решил: вот тут я вам насолю. Однако с этими трубами сам Колер попал в трубу.
Он спросил при этом посла, может ли тот, положа руку на Библию, сказать, что не давал американскому правительству рекомендацию в отношении труб. Проверим, верит ли Колер в Бога?
Присутствовавший на беседе посол покраснел, но не мог сказать ничего вразумительного, явно подтверждая своим поведением правоту слов Хрущева.
А дело заключалось в том, что наша разведслужба имела возможность знать о содержании некоторых шифротелеграмм посла. После откровений Хрущева американская служба безопасности, надо полагать, приняла дополнительные меры защиты, ибо поток подобной информации заметно уменьшился. Так болтливость Хрущева нанесла серьезный ущерб деятельности наших разведслужб.
Когда в Москве в конце июля завершались переговоры о договоре насчет запрещения испытаний ядерного оружия в трех сферах, неожиданно в последний момент возник один новый спорный вопрос. После некоторой дискуссии, в ходе которой Громыко упорно стоял на своем, Гарриман как бы про себя сказал, что, в конце концов, это не такой уж принципиальный вопрос и что можно пойти навстречу советской стороне. Затем он попросил соединить его по телефону с президентом Кеннеди (переговоры проходили в особняке МИД на улице Алексея Толстого).
Просьба Гарримана вызвала некоторый переполох, так как никогда по телефону не связывались из Москвы прямо с Белым домом. Все же через полчаса удалось дозвониться до президента. Гарриман, сидя за столом переговоров, объяснил ему сложившуюся ситуацию и попросил утвердить его предложение. Кеннеди, после минутных расспросов, тут же сделал это.
Так был окончательно согласован текст договора. Не скрою, что на всех советских участников такая оперативность американцев на высшем уровне произвела впечатление.
Несколько слов о самом Гарримане, видном деятеле демократической партии, который по-отечески тепло относился к Кеннеди и немало сделал для его политической карьеры, пока тот не стал президентом США. Сам президент с большим уважением относился к Гарриману и считался с его мнением.
Дом Гарриманов в Джорджтауне в Вашингтоне был своеобразным клубом активной политической жизни столицы, в котором бывали члены правительства, конгресса, видные дипломаты, журналисты, общественные и политические деятели. В период предвыборных кампаний там часто собирались руководящие лица из демократической партии.
После смерти супруги, Гарриман женился на вдове сына Черчилля, Памеле. Она вскоре стала американской гражданкой и одной из самых видных активисток демократической партии. Умная, энергичная и приятная женщина. Мы с женой всегда с удовольствием вспоминаем дружественные беседы и встречи с этой семьей. С приходом к власти президент Клинтон назначил ее послом США во Франции.
5 августа в Москве состоялось подписание „Договора о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой'. Он стал первым реальным шагом на пути к замедлению гонки вооружений. В церемонии принял участие и госсекретарь Раск, прилетевший для неофициального обмена мнениями с советским руководством.
Раск встречался затем с Хрущевым в Пицунде, где тот был на отдыхе. Состоялась оживленная беседа, однако без особых „прорывов'. Да они и не ожидались в тот момент, тем более сразу после подписания договора о ядерных испытаниях. Хрущев высказался за то, чтобы, не теряя темпа, стороны договорились о замораживании, а еще лучше о сокращении военных бюджетов, о мерах по предотвращению внезапного нападения, о сокращении иностранных войск в обоих германских государствах, о заключении пакта о ненападении между ОВД и НАТО.
Госсекретарь же больше интересовался вопросом о встрече на высшем уровне. Хрущев высказался в принципе за такую встречу, но четко оговорил, что она должна быть соответствующим образом подготовлена.
По существу, он все еще надеялся использовать стремление Кеннеди к встрече на высшем уровне, чтобы заставить его пойти на договоренность по берлинскому вопросу и в отношении мирного договора с Германией.
Последняя беседа с президентом
Спустя две недели Хрущев поручил мне провести обстоятельный разговор с президентом Кеннеди по широкому кругу вопросов. Он прислал при этом и специальное послание президенту. 26 августа я встретился наедине с Кеннеди в Белом доме.
Президент выразил удовлетворение по поводу подписания в Москве договора о запрещении испытаний ядерного оружия. Затем разговор зашел о ходе обсуждения вопроса о ратификации договора в сенатских комиссиях. „Что можно сделать с такими людьми, как, например, физик Теллер или сенатор Голдуотер, которые, как и де Голль, не поддаются никаким разумным убеждениям и договариваются до абсурда. Хочу, однако, подчеркнуть, что правительство США и лично я хотим дальнейшего развития успеха,
