– Погодите немного – они ее исклюют в клочья, – ответил Багг, поднимая трупик. – Лично я предпочитаю равнодушие. – Подняв искореженную тушку, он нахмурился, видя свернутую шею: – Покой смерти, свойственный всему сущему. Или почти всему. – Он потряс головой и швырнул мертвую птицу на пол перед Джанат. – Еще перышки, академик.
– Самая подходящая работа, – мурлыкнул Теол. – Сдирать прекрасные перья, обнажая прыщавый ужас под ними.
– Вроде как случайно заглянуть тебе под одеяло?
– Ты жестокая женщина.
Она помолчала, уставившись на него. – Если допустить, что это простые прыщи…
– Еще жесточе. Заставляешь меня думать, что на самом деле я тебе интересен.
Джанат метнула взгляд на Багга: – Что за исцеление ты применил? Мой мир кажется… уменьшившимся. – Она потерла висок. – Мои мысли странствуют далеко – так далеко, как возможно – и там пропадают. Блаженное забвение. Я помню, что произошло, но ни капли эмоций по этому поводу.
– Джанат, по большей части это ваша собственная защита. Мир ещё… разрастется. Нужно время. Но не удивляюсь, что вы развиваете в себе привязанность к Теолу, видя в нем защитника…
– Постой, старик! Привязанность? К Теолу? К бывшему ученику? Это в любом смысле неприемлемо, отвратительно…
– А я думаю, обычное дело, – возразил Теол. – Я слышал много разных историй…
– Обычное для дураков, не различающих любовь и почитание – раздувающих свои ничтожные эго, следует добавить. Свойство мужчин. Женатых мужчин. Жалкое…
– Джанат, разве… нет, не важно. – Теол потирал руки, взирая на Багга. – Мамочки мои, суп пахнет восхитительно.
Вернулся Аблала Сани, толкнул плечом дверь. – Окопник мерзкий на вкус!
Трое долго смотрели на него.
Наконец Багг подал голос: – Видишь полые тыквы? Аблала, возьми одну и черпай суп с вуаерой.
– Я так ее съем, я голодный.
Теол сказал: – Как раз одна для тебя.
Великан помедлил, глядя на раздавленную тушку. – Ладно.
– Перья оставишь? – спросила Джанат.
– Ладно.
Теол помялся. – Аблала, ты не возражаешь, если мы будем ужинать наверху?
– Валяйте.
– После ужина, – продолжал Теол, пока полукровка усаживался скрестив ноги и отрывал ножку от курицы, – мы потолкуем обо всем, что тебя тревожит. Ладно, Аблала?
– Зачем толковать, – невнятно сказал Аблала, забивший рот перьями, кожей и мясом, – когда я вас проведу к нему.
– К кому?
– Чемпиону. Тоблакаю.
Теол поглядел в глаза Баггу – и обнаружил в них неприкрытое беспокойство.
– Мы прорвемся во двор, – продолжил Аблала.
– Гм. Хорошо.
– Постараемся, чтобы он нас не убил.
– Мне казалось, ты говорил – толковать не о чем?
– Точно. Не о чем.
Джанат налила тыкву супа. – Мы должны держаться за лестницу одной рукой? Думаешь, я первая полезу? Думаешь, я идиотка?
Теол поморщился, а затем просиял: – Есть выбор, Джанат. Или ты лезешь за нами, рискуя аппетитом, или мы лезем за тобой, вознося к небу восхищенными взорами.
– Как насчет третьего? – Она вышла на улицу.
От места, где сидел Аблала, донеслись жуткие хрустящие звуки.
Теол и Багг мигом последовали примеру Джанат.
Ормли, бывший Поборник Гильдии Крысоловов, сел напротив Ракет.
Она приветственно кивнула и вернулась к еде. – Я предложила бы тебе немного этих хрустящих свиных ушей, но, видишь ли, осталось мало – а они относятся к числу любимых моих блюд.
– Ты это нарочно, так?
– Мужчины вечно считают, будто красавицы озабочены сексом или, точнее, возможностью его осуществления в каждый данный момент. Но уверяю тебя: пища предлагает гораздо больше, нежели неуклюжие обжимания в кишащей блохами койке, все ваши беспорядочные дерганья, причиняющие боль при малейшем изменении позиции.
Испитое лицо Ормли скривилось: – Изменение позиции? А это что такое?
– Что-то подсказывает мне: совсем не легионами исчисляется число женщин, безутешно тоскующих о человеке по имени Ормли.
– Ничего не желаю знать. Слушай, у меня нервы шалят.
– А как я себя чувствую – об этом ты подумал? Вина не желаешь? Ох, я надеялась, что ты откажешься. Знаешь ли, скрываясь в погребальной камере, я пресытилась изысканными винами лучших урожаев. Тебе-то легко, ты вечно таишься в тени – а вот я, как новый командир организации повстанцев, должна прятаться там, принимая и отправляя гонцов целыми днями, ведя бесконечную канцелярскую работу…
– Какую такую канцелярскую?
– Ну, работу, убеждающую всех приспешников, что я очень занята. Чтобы они каждый миг не вбегали с делами.
– Но что такое ты пишешь, Ракет?
– Обрывки разговоров сверху. Акустика здесь отличная, хотя непостоянная как дитя. Иногда получается просто поэзия, если тщательно все совместить.
– Если это случайные отрывки, при чем тут поэзия? – Ормли все еще кривился.
– Ясно, что ты не интересуешься новейшими тенденциями.
– Только одной интересуюсь, Ракет. Она-то и тревожит. Опять Теол Беддикт.
– На редкость особенное совмещение, – ответила она, потянувшись за еще одним свиным ухом. – Идиотизм плюс гений. Его гений особенно хорош в создании идиотских ситуаций. Например, когда мы любились в последний раз…
– Ракет, прошу тебя! Разве ты не понимаешь, что происходит снаружи? Извини. Думаю, ты не знаешь. Тогда слушай. Он слишком успешен! Он действует слишком быстро! Патриоты озабочены чем-то ужасным, и можешь быть уверена – Совет Вольности поддерживает их всеми
